Чернила и перья - Борис Вячеславович Конофальский
- Да, может, недельку постоим, – и добавил, вспомнив про дело с приглашением на совет: – А погонят, так уйдём.
- Друг мой, вам действительно нужно отдохнуть, - вдруг говорит Брюнхвальд, – и неделя – то мало. Нужно? Так отдыхайте месяц, уж сильно вы потрепались за последние недели. Если надо будет, я и без вас отряд домой отведу. А вы отлежитесь здесь, на вине, фазанах и фруктах. Вам нужен отдых. Я же вижу.
- Видите? – Волков косится на товарища и спрашивает саркастически: – А вы случайно не лекарь, господин полковник?
- Да тут и лекарем быть не нужно, чтобы видеть, как вы устали, - говорит Брюнхвальд. – И не только я вижу, младшие чины тоже вашу бледность замечали. Уже разговоры пошли, что колдуны на вас хворь наслали. Многие не думали, что вы до Швацца дойдёте.
- Не думали? – а вот это действительно ему было неприятно слышать. И он добавляет: – Карл, это всё из-за тех оскорблений, что нанесли мне горожане. Вот отчего меня хворь стала одолевать. И из-за денег ещё… Я же на то серебро, что у Тельвисов отняли, думал замок достроить.
- Я это знал, господин барон, я знал, что тело ваши всякие трудности переживёт, вы очень крепки телом, а вот обиды… Я давно заметил, что обиды наносят вам раны, которые вы переживаете труднее, чем раны от железа, – замечает полковник. – И то, что бюргеры обидели людей наших, вас ранило не меньше, чем утеря серебра.
Волков снова вспоминает пережитые ощущения и снова чувствует прилив черной досады в душе, которая… которая его и убить когда-то может. Он начинает растирать горло, и Карл это, конечно, замечает, и вдруг говорит:
- Думаю, купчишки городские ещё про вас не слыхали, – тут полковник вдруг смеётся. – Иначе живыми бы нас не отпустили, – и он продолжает, но уже потише, чем до этого: – Я, пока лагерь ставил, видел несколько мерзавцев из Туллингена. Проезжали по дороге. Все в бархате, в золоте, слуги у них… Ведут себя, как истинные сеньоры. И подумал: а что же они так ездят… беззаботно? Сами заезжим в Туллинген людям зубы выбивают, а сами катаются без охраны.
Странное дело, но от этих слов генералу вдруг полегчало… Да, да… Так и должно быть… На оскорбление всегда нужно отвечать, всегда, ибо ещё пращуры говорили: «Nemo mi impune lacessit» (никто не оскорбит меня безнаказанно). Так тому и быть. И тут воспрявший духом генерал и говорит своему товарищу:
- Только не спешите, Карл, не спешите. Сначала присмотримся. Пусть Мильке или Дорфус походят по городу, пусть всё поглядят, всё узнают… Где купчишки из Туллингена обживаются, может, у них тут дома есть.
- Конечно, конечно, - понимающе кивает Карл. – Всё, как вы любите, господин генерал: разведка, рекогносцировка, сосредоточение сил и никаких сумасбродных, неподготовленных атак.
- Да, именно так, - согласился Волков и почувствовал, как на смену чёрным тонам обид в душе приходит к нему радостное возбуждение ожидания… чего-то хорошего. – Да, Карл, разведка и рекогносцировка.
Этот разговор с товарищем они продолжили уже в городе, в неплохой таверне, где им буквально за гроши приносили целые кувшины очень неплохого вина, и при том разговоре присутствовали, кроме фон Бокка и Кляйбера, также капитаны Нейман и Мильке и ротмистр Хаазе. Дорфус остался в лагере за коменданта. Ещё им подавали отличные печёное баранье седло и бока, ребра. Все это было приправлено чесноком и травами, про которые Волков уже и забывать стал, так как на их севере они не росли.
- Чёрт, а мне нравится такая еда! Баран жирный и не старый. Сразу видно, кругом горы, есть где их пасти, – восклицал удивлённый Нейман. – Я-то баранину не очень… Но в этом Швацце, клянусь непорочностью святой Девы, отличные повара. Не то что наши кашевары от дьявола.
И все смеялись и соглашались с ним.
Ужин был мало того, что неплох, он ещё и обошёлся генералу недорого. И у него улучшилось и настроение, видно, от вина, и самочувствие, наверное, от разговоров с товарищами; в общем, возвращался во дворец принцессы барон в добром расположении духа, и под ключицей у него почти не кололо.
***
Едва он вступил под кров замка, как к нему поспешил лакей с лампой в руке и, поклонившись, уточнил:
- Господин барон фон Рабенбург?
- Да, чего тебе? – поинтересовался Волков. Признаться, он ждал, что ему хотя бы объяснят, почему его так и не позвали на совет, хотя до этого приглашали.
- Её Высочество просит вас быть у неё к ужину, – лакей снова поклонился.
- Сейчас? – снова спрашивает генерал. Уж есть-то он точно не хотел. Но отказываться от встречи с маркграфиней не собирался.
- Да, сейчас, - говорит слуга, - Её Высочество давно ждёт вас, она уже дважды справлялась, не пришли ли вы.
- Веди, - говорит Волков и идёт за лакеем, но фон Готта и Кляйбера не отпускает, они тоже идут за ним.
Так, вчетвером, прошли по пустынным лестницам и коридорам замка, причём не по самым парадным, то были ходы для слуг, и это поначалу немного настораживало генерала, но лакей довёл их до коридора, что вёл в большую залу. Перед дверьми стояли столики и комоды с посудой, едой, соусники, большие блюда с фруктами и удивительно красивым виноградом, а ещё тонкие, но вместительные графины из цветного стекла с разными винами и подсвечники с незажжёнными свечами. Лакей попросил Волкова и его спутников остановиться и сказал:
- Доложу Её Высочеству, что вы прибыли.
И дверь не успела за ним закрыться, как он уже появился и пригласил его:
- Господин барон, Её Высочество ждут вас.
Генерал зашёл и увидел её. За окном уже было темно, но на столе стояли три подсвечника, они-то и освещали её. Маркграфиня стояла у стола в прекрасном платье из синего атласа, её грудь была открыта. На
