Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1971 год
Я приехала в Кобулети ранней весной. И успела еще захватить пору «сырого холода». Зябкая рассада нежилась и дремала за стеклами теплиц. Производственные поля совхоза и опытной станции были покуда черными и пустыми. С серого, словно не выспавшегося, неба неохотно моросил дождь. В эти дни Молодожникова можно было застать в кабинете. С восьми утра до восьми вечера. Но поговорить — не очень. Весь день в кабинете толкался народ. Приходили за советом, за помощью. Аспиранты, кандидаты наук, лаборанты... Всем уделял Михаил Михайлович внимание. Исключая меня.
Мне он сказал прямо:
— Думаете, мы вам рады? После каждой корреспонденции о нашей станции, — говорил он, топорща кустики бровей, — приходят сотни писем. Пишут хворые люди. Прочтут и пишут. Лекарство просят. Отказывать приходится. Объяснять, что опытные лекарства допускаются до больного лишь через несколько лет после испытаний. Проверенные растения мы отправляем в сырье, на производство. У нас на станции лекарств нет, запомните. Все они в аптеке. Люди не верят, обижаются. Ну разве не хотел бы я всем послать хотя бы тот же почечный чай? Не могу. Нет его у меня!
Этой вступительной тирадой началось наше общение. Михаил Михайлович принадлежал к тем людям, какие открываются собеседнику не сразу. Долго он отмалчивался, уходил от вопросов. Но когда разговорились, я увидела человека удивительного...
— В годы войны у меня была работа с кокаиновым кустом, — рассказывал Михаил Михайлович, — плантация небольшая. А знаете, какая занятная штука кокаиновый лист? Индейцы пользуются им как стимулятором. Берут в путь два-три листочка и щепотку золы. Пожует путник в дороге свой легкий припас — и поел, и воды напился, и вроде бы отдохнул. Однажды дернуло меня рассказать это заезжему гостю. Утром проснулся, на моей плантации только палки. Поверите, я чуть не плакал... В свое время кокаин, болеутоляющее средство, был необходим медицине. Сейчас его заменил синтетический препарат «новокаин».
— Диалектика, — говорит Михаил Михайлович. — Одни лекарства приходят на смену другим. Мы ищем новые растения, находим в них свойства, которые воссоздают потом исследователи химическим путем...
— А с хинным деревом что случилось?
— Приходилось вам слышать, что кто-нибудь из знакомых заболел малярией?
Таких случаев я не могла припомнить.
— То-то! Нет у нас малярии. Была — и нет. Стала болезнью исторической. Ихтиологи привезли из Италии крохотную рыбешку гамбузию. Положит комар личинку, рыбка скушает, как конфетку. Да и нефтяники придумали хорошее дело — занефтение малярийных районов. Вот и не стало эпидемий. Значит, отпал социальный заказ на хинный продукт... А труды, не думайте, не пропали. Опять диалектика, — улыбается Михаил Михайлович. — Концепция травянистого растения очень даже пригодилась мне для куста почечного чая. Американцы и англичане пытались посадить этот куст в такие благодатные места, как Флорида и Индия. Ничего не вышло. У нас почечный чай отлично растет травой. Только две у него родины во всем мире: Юго-Восточная Азия да наш совхоз. А алоэ древовидное? Ведь это сказка! Магия смерти и жизни. На грани гибели оно приносит пользу людям.
На африканской земле, ближе к берегу океана, в сухой жаркой саванне, алоэ растет как пальма. Увеличенный вариант нашего домашнего «столетника». Называют это растение так по ошибке: будто цветет оно раз в сто лет. Ничего подобного. На свободе алоэ цветет ежегодно. Деревья его стоят в саванне просторно, без тени. Алоэ совсем не боится жары. Когда на иссохшую землю обрушивается редкий ливень, листья хватают и держат влагу до следующей воды. Любит алоэ горячее, яркое солнце. В темноте и холоде лист гибнет. И тогда с еще большей силой вырабатывает энергию жизни. В погибающих листьях алоэ образуются биогенные стимуляторы. Введенные в организм человека, они усиливают процессы жизнедеятельности: восстанавливают поврежденные ткани, рассасывают больные. Это магическое свойство алоэ подметил и использовал при операциях глаз академик Филатов. Алоэ, выдержанное в холодной темноте, способствовало приживлению чужой роговицы. В Африке с алоэ-дерева срезали листья, выпаривали вытекший из них сок. Коричневая смола — сабур — шла на экспорт. После того как Молодожников, опять же опираясь на опыт переселения хинного дерева, вывел алоэ-траву, советские ученые начали готовить препараты из отечественного алоэ. Открытие окулиста Филатова вошло в арсенал научной медицины. Перед операцией свежим соком укрепляют силы больного, — сок с добавкой железа обновляет кровь, эмульсия из него лечит любые ожоги, даже от радиации. Действительно, как сказал Михаил Михайлович: «Алоэ — это сказка!»
Результаты и, пожалуй, историю интродукционной работы в наших субтропиках я увидела, познакомившись с тепличным хозяйством опытной станции. Его мне показывал Слава. Так он представился сам. Все привыкли называть его по имени: Вячеслав Борисович Иванов вырос на станции. Был здесь рабочим, окончил заочно институт, теперь — аспирантура.
У входа в теплицу надо было бы высечь на мраморе слова Николая Ивановича Вавилова: «Для лучшего использования советских субтропиков нам необходим широкий кругозор, нам необходимо знание мировой флоры, всего ценного, что из нее можно взять». Здесь, в широком стеклянном коридоре, материализовался его афоризм, напутствие ученикам — «Становитесь на глобус».
Как исторический экспонат возвышалось нарядное хинное дерево с зелеными и красно-оранжевыми листьями. Его сохранили для студентов, приезжающих каждый год на практику из всех фармацевтических вузов страны. Роль учебного экспоната выполнял и невзрачный на вид кокаиновый куст.
— Вот катарантус, или барвинок розовый, — назвал Слава. — В нем найден целый склад алкалоидов. По предварительным данным, способен лечить даже белокровие. Американцы изготовили из него препарат от лейкоза. Секрет технологии скрывают. Надеемся раскрыть сами. Работает с барвинком аспирант Левая Баджелидзе. На мой взгляд, это должно стать проблемой целого института.
Патриархи алоэ. Каждому из этих монументальных «африканцев» минуло по 15, по 18 лет. Рядом тянулись стеллажи зарослей травянистого алоэ. Я засмотрелась на коллекцию многоликой алоэвой семьи. Алоэ «голубое» с густыми кистями желтых цветов. Алоэ «абиссинское» с толстыми змеями листьев. Алоэ «зебровидное». Алоэ «полосатое»...
— Зебровидное пока не размножается, не поддается размножению. Очень интересный фармакопейный вид, — пояснил Слава.
В этом тропическом лесу для меня было много открытий. Даже бананы оказались отличным детским лекарством! Мы подошли к ананасовому дереву.
— Очень честолюбивое растение, — пошутил Слава, — боится прекращения своего рода больше, чем самодержец... При хорошей, спокойной жизни плодов не дает. Но стоит только разразиться какой-нибудь катастрофе — засухе, например, тотчас плодоносит. Этим «страхом» дерева жестоко пользовался садовник Екатерины II. Подвешивал его без земли и воды, корнями вверх. Кубинцы действуют на него едким раствором карбида кальция. Ананас воспринимает это как сигнал бедствия, в панике дает плоды. А вот, поглядите, дынное дерево. Ведет себя как дикий слон в неволе...
Индейцы Перу называют это свободолюбивое дерево «карика-папайя». В родных джунглях у него большие, цвета бледного солнца, плоды. Напоминают видом украинскую или азиатскую дыню. Сок их — латекс, по химическому составу близок к желудочному соку. Михаил Михайлович Молодожников получил латекс папайи из недозрелых плодов и черешков листьев. Пока остается загадкой — почему люди, живущие там, где растет «карика-папайя», не заболевают раком желудка? Обнадеживающая, таинственная связь. В быту листьями папайи пользуются хозяйки. Самое жесткое мясо, обернутое листьями и испеченное на огне, приобретает нежность и вкус телятины. На холоде дерево мерзнет, в неволе жить не желает. Ему нужно небо. Дотянувшись до потолка четырехметровой теплицы, дынное дерево пыталось проломить стекло. Ему, как выразился Слава, «срубили голову». Теперь тянется от пенька к небу молодой побег.
А вот и знаменитый почечный чай Михаила Михайловича. Кустики зубчатой зеленой травы. В городе Бейтензорге на острове Ява, откуда Молодожников получил всего семь семян, зимой и летом жара — выше 20 градусов. Зимой и летом выпадает почти 4500 миллиметров осадков. А в Аджарии зимой бывает десятиградусный мороз, осадков при бездождном лете почти вдвое меньше. Просто чудо, что почечный чай живет на 6000 километров севернее своей знойной родины! Летом на совхозных грядках зелень покрывается удивительной красоты цветами: из бледно-фиолетового зева торчит пучок лиловых тычинок. Малайцы называют этот цветок «кошачьи усы»...
— Наш совхоз — единственная сырьевая база культуры почечного чая, — сетует Слава. — В прошлом году получено семь или восемь тонн сухого продукта. Что это для страны? Да еще экспорт. Капля в океане! Будет еще совхоз около Поти. Допустим. Все равно мало. Вот если бы садоводы взялись за эту культуру. И красиво, и людям польза.
