Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1971 год
Г. Метельский
Меня пугает радость погружения...
«Я знаю, — сказал капитан Немо, — что есть пловцы, которые держатся под водой почти минуту — пятьдесят семь секунд, а некоторые, самые сильные, даже восемьдесят семь — почти полторы минуты! Но таких очень немного, да и у этих несчастных по возвращении на борт из ушей и носа выходит окрашенная кровью вода». (Жюль Верн, 80 000 километров под водой.)
Сегодня в нашей Кают-компании Жак Майоль. Ему принадлежит официально зарегистрированный мировой рекорд погружения без технических средств — 76 метров.
Вместе с Майолем в нашу Кают-компанию пришли его московские друзья — летчик-космонавт Борис Егоров, член президиума Федерации подводного спорта, и врач Юрий Сенкевич, член команды папирусных кораблей Тура Хейердала «Ра-I» и «Ра-II».
— Жаку сорок четыре года. Более десяти лет он занимается глубинным нырянием. Те семьдесят шесть метров, что зарегистрированы официально, для него не предел. На тренировках Жак достигает глубины восемьдесят метров. Такой глубины пока не достигал ни один человек в мире...
Почувствовав, видимо, что разговор о нем пошел в превосходных степенях, Жак Майоль остановил переводчика:
— Хочу сразу сказать, что назвать себя человеком, нырнувшим без акваланга глубже всех в мире, я не берусь. Да, мой рекорд зарегистрирован — я достал в присутствии судей, репортеров и прочих свидетелей флажок с цифрой «семьдесят шесть». Официально такой глубины действительно пока не достигал никто. Но разве нельзя допустить, что где-то есть ныряльщики, у которых я могу ходить лишь в учениках?
— Вы хотите сказать, что рассказы о профессиональных ловцах жемчуга и собирателях губок, в которых приводятся цифры 90—100 метров, — это не легенды?
— Не знаю. Может быть, легенды. Но есть официально зарегистрированный отчет о том, что в 1913 году один греческий ныряльщик за три минуты достиг стометровой глубины. Цифра действительно ошеломляющая. Но в принципе достижимая. Значит, нельзя отрицать, что могут существовать люди, достигшие такой глубины. Мне с ними, правда, встречаться не приходилось. Но ведь существуют же в Южной Америке индейские племена, где мужчины наш марафонский бег могут посчитать за легкую разминку.
Я только что был на Окинаве. Про тамошних ныряльщиков рассказывают чудеса. Конечно, до стометровой глубины они не опускаются. Их предел — пятьдесят метров. Казалось бы, куда им до меня, или до Боба Крофта, американского ныряльщика, или неистового сицилийца Майорки, с которыми у меня уже не один год идет спор за мировой рекорд и восьмидесятиметровый рубеж. Но нельзя забывать, что для ныряльщиков Окинавы или островов Гуатамото море не стадион, а ныряние не вид спорта, а ежедневная изнуряющая работа. Поколения ныряльщиков эмпирически, на основе жизненного опыта, вывели практический закон: если ныряние твоя работа, то следует нырять каждый раз не глубже двадцати метров и оставаться под водой не более полутора-двух минут. Может быть, поэтому их опыт на протяжении веков не совершенствуется: они выработали оптимальный режим для своей работы.
— Но ведь и для вас погружение не спорт, особенно с тех пор, как Международная федерация плавания приняла решение считать глубоководное ныряние не спортивным мероприятием, а научным экспериментом. Используете ли вы опыт потомственных ныряльщиков в своей практике?
— Конечно. Но, естественно, далеко не весь. Основная разница между ними и мной и моими коллегами в том, что они не могут позволить себе перешагнуть рубеж оптимальности. Мы же сознательно идем на преодоление достигнутого. Все эти годы я тщательно анализирую, отбираю и включаю в свой тренировочный режим все необходимые мне приемы из самых различных систем физической подготовки. Я учусь у борцов и прыгунов, бегунов и парашютистов. Но большую часть времени, понятно, занимают тренировки в воде, длительная задержка дыхания под водой, плавание под водой и т. д. В этом, конечно, профессионалы-ныряльщики мои главные учителя. Они помогли мне до конца осознать, что глубоководное ныряние — это не погоня за рекордом во что бы то ни стало.
Раньше моей целью было нырнуть как можно глубже. И все. Но потом что-то изменилось. Главным стало наблюдение за самим собой во время погружения, размышления о значении и пользе того, что я делаю. Я научился работать, а не добывать рекорды.
Многие относятся к животным с высокомерным пренебрежением. По-моему, это свидетельство ограниченности ума, не больше. Животные многому нас могут научить. Дельфины, в частности. Это славные, умные существа; они обладают качеством, которому человек может позавидовать, — неизменной жизнерадостностью. Лучшего партнера и учителя трудно найти. Они, как и мы, дышат воздухом, им точно так же надо всплывать после нырка. Разгадывая секреты их умения долго находиться под водой, я пытался им подражать и с ними тягаться. Но у них всегда оставалась лишняя минута в запасе...
Все же я многому у них научился. Когда-нибудь я раскрою секреты, которые они мне сообщили. Но пока я обещал им этого не делать.
— А все-таки?
— Один секрет, правда, можно уже и сейчас раскрыть. Они великолепно умеют расслабляться под водой, давая мускулам отдых. Это половина успеха — уметь расслабляться... И еще: плавая под водой, я часто воображаю себя дельфином. Хорошо помогает. Воображение — великая вещь...
Физические тренировки — ведь это далеко-далеко не все. Важно твое душевное состояние.
Расскажу о двух случаях, чтобы вы поняли, что это не просто слова. В 1968 году я готовился побить мировой рекорд — достигнуть глубины семидесяти метров. В те месяцы, когда я готовился к погружению, у меня были сложные финансовые и домашние обстоятельства. Меня терзали репортеры, всякая падкая на сенсацию шушера, меня рвали на части, и я стремился (это проклятое тщеславие!) понравиться и ублаготворить всех...
Настал день погружения. Последний диалог с репортерами: «Как вы себя чувствуете?» — «О, прекрасно».
...И в это мгновение я вдруг понял, что лгу самому себе. Суета предстартовых дней сковала меня. Я понял, что морально подготовиться к глубине, расслабить «мышцы воображения», чтобы не израсходовать их в первые же минуты, чтобы хватило их на двести — двести пятьдесят секунд безвоздушного пространства, я уже не смогу. Я почувствовал страх. И все же повторил вслух: «Превосходно. Превосходно, как никогда».
Эти доли мгновения никто, конечно, не заметил. Но они были со мной, когда я нырнул.
Я достиг семидесяти метров, побив мировой рекорд американца Крофта. Но на поверхность выбирался уже из последних сил: в какое-то мгновение я почувствовал, что теряю сознание. Я нарушил главную заповедь ныряльщика — не лгать самому себе, не насиловать себя. И чуть было не поплатился за это.
Последний свой рекорд я ставил в Японии. Полтора месяца я жил в одном буддийском монастыре. Человек я не религиозный, и монастырь как жилье привлек меня своей тишиной, недосягаемостью для репортеров и всяческой суеты, возможностью быть одному столько и тогда, сколько и когда хочется. Монахи, у которых я нашел приют, исповедовали так называемый дзен-буддизм — одну из разновидностей буддизма. Премудрости этого вероучения я так и не понял. И дело не только в том, что духовные ценности, создававшиеся веками, за полтора месяца осознать невозможно. Я почувствовал, что дзен-буддизм совершенно недоступен мне, полярно отличен от моего мировосприятия. И неожиданно, в какой-то момент, это чувство стало для меня сродни моему отношению к морю — таинственному, недоступному, которое мне, чужеземцу, открывается лишь на какие-то десятки метров и несколько минут.
— Иначе говоря, ваша психика, если так можно сказать, начала тренироваться на встречу с неизведанным?
— Не совсем так. Семьдесят шесть метров или семьдесят — разница количественная, а не качественная. Это скорее новый рубеж физиологический, нежели психический. Но это ощущение помогло предстартовому психологическому расслаблению. Воображение стало раскованным, а мысли о предстоящем испытании — легкими, радостными.
И когда я шел в глубину, со мной был не страх, как во Флориде, но именно эта легкая, пьянящая радость.
Я вынырнул, что называется, с запасом. Смешно вспоминать, но чтобы отдалить мгновение расставания с морем, я нарочно задержался у самой поверхности, подняв из воды руку с флажком, на котором была цифра «семьдесят шесть». Чтобы там, на берегу, не волновались.
Как вы понимаете, я не призываю ныряльщиков перед ответственными погружениями идти в монастыри. Я только хочу сказать, что психологический тренаж столь же важен, как и физический.
— Расскажите о самих погружениях. Как они происходят, что вы чувствуете?
