Сирингарий - Евгения Ульяничева

Махнула сухой рукой.

Сивый почесал бровь. Под лавкой что-то закопошилось, заскрипело ногтями по дереву. Бабка сердито стукнула пяткой и копошение улеглось.

-Лунная кровь, говоришь. - Сивый почесал за ухом. - Кто знал в узле?

-Да никто.

-Зубы ставлю, кто тащил-пёр мальца, про кровь тоже слыхом не слыхивал. То-то сюрприз получится!

-Радуешься чему, образина железная? - Вздохнула травница. - Порвут твово мальчишечку.

-Не порвут, - Сивый поклонился бабке в пояс,- благодарствую за информацию, гражданочка. А пошел я, упасать невинную дитятю от злого умысла.

-Иди-иди, - сердечно поддержала бабка,- и на-ка вот, авось пригодится и моя поделка.

Сунула в руку кнуту простую тряпочку, скромно вышитую красным.

Сивый от подарка отпираться не стал. Кивнул еще раз и вышел.

***

Забрались в самое темное, глухое. Пустельга осторожно шагал, не терял из-под ног лешью тропку. К мокрой коже липло комарье, пока не нашел траву перхучую да соком ейным не обмазался. Валил запахами грибными, прелью и зверьем. Заяц катился впереди, иногда нырял в заросли, трещал, пугал местных.

Пустельга был ему благодарен. Один он так далеко не залез бы.

-Нешто избушка? - прошептал, таясь за валуном, густо, как шерстью, заросшим мохом.

Избушка стояла, как поганый гриб - крепкая, кривая и бледная. От жары ли, от ветра ли, но дерево высохло и видом стало совсем как тонкое сребро - ажно светилось. Изба ушла в землю почти по оконца, но в тех самых оконцах мелькал живой огонёк.

Пустельга глянул на спутника.

-Нет, колобочек, недоброе там живет, спиной чую. А идти надо. Вдруг, покуда я тут мнуся, ребятенка пилить-жевать зачнут?

Вздохнул решительно, цапнул ладанку. Пошел, пригибаясь. Заяц поскакал следом.

Перед избухой еще лежало озеро, плоское, как блин непропеченный. По бокам отороченное сухой травой, с подгнившим мостком, будто белье бить да полоскать.

Пустельга прижался взмокшей спиной к слепой стене. Забора не было, одно озеро, лес кругом да четыре столба с горшками-крынками поверху. На горшки эти Пустельга больше всего косился. Решил, прежде чем вламываться, в оконца подглянуть.

На цыпках подкрался, ровно глазопялка, да присмотрел с краешку. Слюдой то окошко было забрано, разобрать что трудно. Смутно - будто бы тень качалась. Будто бы ходил кто по избе, даже скрип половиц почудился. И - тонкий детский плач. Пустельгу как ножом по сердцу от того плача прихватило.

А тут плеснуло в озере. Булыня от окна обернулся да узрел, как хватаются за мосток черные длинные руки, тянут из воды тяжкое тело…

Застучали горшки на столбцах. Заметался Пустельга. И укрыться негде, один путь остался - толкнул дверь избухи, вкатился через порог. Живо огляделся.

Шурх! Разбежалась-размелась по всей избушке ребятня, мал-мала меньше. Кто за печку, кто под лавку, а кто под столом схоронился.

Пустельга охнул. Свет здесь шел от черепа, насаженного на глиняного болванчика. Болванчик сидел на столе. Под ногой Пустельги белели кости.

-Вот вы где, поросята! Идите, я вас не обижу.

Дети робко потянулись к булыне. Тот быстро посчитал светлые маковки. Три мальчишки, две девчонки, друг к дружке жмутся.

Вперед выступил мальчик постарше, дернул за рукав, храбро глянул в глаза.

-Спрячь нас, дядя! Скоро сама явится!

Пустельга оглянулся на дверь. Приметил заушины, не долго думая, сунул в них кость побольше, потолще.

-От кого хоронитесь?

Только спросил - как замолчали горшки за дверью, скрипнуло крылечко, стукнули по косяку и запели тихо, ласково:

-Козлятушки вы мои, ребятушки вы мои, отоприте-ка, отворите-ка, матерь ваша пришла да молока принесла!

-Не мамка это! Не мамка! - строго сказал малышне старший мальчик.

Те хныкали, тянули ручки к двери.

-Как приходит, молоком их злым, лесным поит, - пояснил мальчик, - а те того не разбирают. Видишь, как дурные.

Пустельга, послушав, перехватил ладанку, шагнул к порогу.

-А ну, пошла прочь тварина! Нет здесь ничего твоего!

Тихо засмеялось за дверью и голос матери Пустельги проворковал:

-Сыночек, дружочек, пошто матерь пугаешь, на порог не пускаешь? Отвори, отомкни, я в избе приберу, пирогов напеку, сладко спать ухожу…

Мороз булыню продрал.

-Уходи, вдругорядь повторяю!

Стихло за дверью. Легонько постучало в окна, пошуршало по стене.

-Ушло?- тихо спросил старший мальчик.

Пустельга только плечами повел.

Ударило по крыше, булыня к печке развернулся, но не успел. Выглянула оттуда, из устья, чёрная женщина, улыбнулась сладко. Потянула длинные руки.

-Козлятушки! Ребятушки!

Пустельга заорал тонко и, подхватив заслонку, что есть мочи приложил тварь. Та взвизгнула, забилась, стараясь скорее вывернуться, но булыня от страха спуску не давал - бил и лупил, покуда не обмякла тварь, не скисла, бессильна поникнув головой.

Пустельга рванул запорную кость прочь, пихнул дверь. Следовало уходить, пока избяная хозяйка в себя не пришла.

-За мной, малята!

Старшие сообразили прежде остальных. Сцапали мелких, заторопились за Пустельгой. Едва выскочили за дверь- встретил их черный заяц.

-Веди, колобок! Без тебя не выбраться!

Признал Пустельга тварь.

Не человек то был, не ведьма даже. Мыгой оно прозывалась. Нарождалась мыга из жирной сажи, из тяжкого дыма, что от мяса, заживо горящего, валит. Из пожарищ мыга, как из колыбели, выползала, бревна горелые лизала, в золе да саже человековой валялась, сил набиралась. Людей подъедала, черной тенью у изб шастала, пожары жрала, в утопленниках отлеживалась. Два тела у неё имелось, лёгкое да тяжёлое. В легком она по небу летала, дымом черным ходила. В тяжелом среди людей вилась, добычу приглядывала.

Детское мясо для мыги самое сладкое. Охотилась. Сначала у печных труб голоса материнские слушала, воровала, а затем малят, как цыплят, воркованием подманивала да к себе уносила.

Никогда не думал, не гадал Пустельга, что ему на мыгин карман налететь придется.

***

Обратная дорога, да в темноте, оказалась не в пример длиннее. Дети бежать шибко не могли - спотыкались, ревели от страха. Старшие шикали, но и они из сил выбивались. Заяц старался как мог, даже искры рассыпал, дорожку подсвечивал.

Мыга пала сверху, как ястреб на курят. Раскинула руки, распахнула рот, да заглотила в один присест отставшего мелкыша.

Пустельга только выругался, развернулся, огрел тварь ладанкой поперёк морды. Мыга взвыла, один глаз лопнул.

-Колобок, выводи детей! А вы бегите, бегите!

-Глуууупенький, - ласково прошептала мыга, облизала себе лицо и стала как прежде, - мамочку