Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1980 год
Дмитрий Борисович, который, как выяснилось, был косторезом Магаданской сувенирной фабрики, усмехнулся: «Кому же позволят сейчас убивать моржей ради бивней? Но, однако, вы правы — на косу мы летим за моржовой костью».
Он объяснил, что, с тех пор как охоту на моржа приостановили, мастера магаданской фабрики научились изготовлять неплохие вещицы и из зуба кашалота. Но и он теперь стал дефицитом. А чтобы дело косторезов не пропало, пришлось подумать, нельзя ли найти заменители? И оказалось, что кое-что можно резать из ребер и челюстей кита, а этого добра тут в каждом поселке немало. Неплохим материалом для резчика может быть и нижняя челюсть моржа, изделия из нее получаются почти как из бивня. Вот мастера и решили обследовать старинные лежбища, где когда-то забивали моржей, а челюсти, конечно, выбрасывали...
Я знал, что на косе имелось лежбище, и спросил Дмитрия Борисовича, не может ли он взять меня с собой?
На следующее утро мы улетели, и добраться до косы нам не помешал ни начавшийся дождь, ни туман, густой кисеей закрывший море. Вертолетчики покружили, словно раздумывая, лететь дальше или возвращаться, а потом ринулись в кромешную хмарь и, пробив ее, вышли точно на косу, которая вытянулась на несколько километров вдоль гористого берега моря. Пролетев над нею, мы нашли показавшуюся вначале не очень большой группу розоватых моржей. «Осторожные звери», — подумал я. Они устроились так хитро, что подобраться к ним незамеченным было невозможно...
Пилоты, не подозревая, что нам нужна свалка костей, высадили нас совсем неподалеку от лежбища. Мы выбросили груз и скоренько попрощались, а когда вертолет улетел, узнали, что добрых километра два нам придется таскать мешки на себе: давний лагерь добытчиков находился в глубине косы.
Светило солнце, голубело небо — погода выдалась идеальной для съемки. Где-то неподалеку поревывали моржи, а мы, обливаясь потом, перетаскивали экспедиционное имущество к этой костяной свалке, пока не перетащили все. Только тогда Фрид решил, что я имею право сходить поснимать моржей, к которым стремился столько долгих лет.
— Да не торопитесь, — напутствовал он, — никуда они не денутся. Только, если захотите подойти поближе, наклонитесь.
Дорогу перебегали евражки, становившиеся на задние лапки и с любопытством разглядывавшие меня. Неожиданно из-под ног взлетели гаги, до последнего момента хоронясь в траве на гнездах. От берега к середине лагуны улепетывали по воде линяющие бакланы; кружились, недовольно покрикивая, бургомистры, а я шел, не обращая на них внимания, все еще не веря, что через несколько минут увижу лежбище моржей...
Странное впечатление произвели на меня эти морские звери, которые, несомненно, когда-то ушли с суши в воду, научились за тысячелетия отлично плавать, глубоко нырять, добывать в море пищу, выводить потомство на ледяных полях, но которые так и не смогли утерять тягу к берегам земли, возвращаясь в основном для того, чтобы хорошенько на ней отоспаться.
Прежде всего поражала их безбоязненность, заставлявшая поначалу подумать — не слепы ли они? Я, чуть склонившись, подошел к зверям на расстояние в несколько метров — можно было пересчитать усы-вибрисы на их мордах. Моржи внимательно смотрели на меня, казалось, оценивали и изучали, а насмотревшись, преспокойно укладывались спать. Вот и пойми их желание уединяться на отдаленных косах...
Лежбище постоянно пополнялось. С востока вдоль косы по двое, по трое к залежке подплывали все новые звери. Они издали замечали меня, пристально разглядывали, но, увидев спокойно лежащих собратьев, решали, что можно последовать их примеру, полагаясь больше на чувство стадности, чем на собственные глаза.
Более темные, молодые, выбирались из воды порезвее. Старые — «шишкари» — поджидали волну, в два-три приема с ее помощью выкатываясь на гальку. Подолгу отдыхали на берегу, а потом, вращая рачьими глазами, изгибаясь, как гусеницы, колыхая жирными телесами, начинали подбираться к обсохшим похрапывающим сородичам. Неповоротливостью, неспособностью верно оценить обстановку они мне напомнили громадных черепах, которые могут под лучами юпитеров в присутствии людей откладывать яйца, зарывать их и удаляться в полной уверенности, что они все сделали так, как нужно для сохранения потомства.
— Э-гы-гы, — возвестил о себе вновь прибывший зверь, трубя как пароход, входящий в бухту.
— Э-ге-ге, — отвечали ему недовольно разбуженные...
Моржи, как я заметил, все хотели спать только в самой гуще своих сородичей. Молодым это не удавалось. Сунувшись разок-другой, они смирялись перед более могучими зверями и пристраивались сбоку, увеличивая лежбище. А более светлые, пятнисто-розоватые, старые звери шли напролом, огрызаясь, отбиваясь клыками, взлезали на спины спящих, устраивая кучу малу, но добивались-таки своего, укладываясь спать в центре залежки.
Часа два я пролежал на гальке рядом с моржами, наблюдая, как они, словно веером, обмахивались ластами, прикрывали ими сердце, а иные скрещивали их на груди, принимая строгую позу Наполеона. Видеть это было забавно. Большинство моржей посапывало на боку, положив бивни на соседа, но находились и такие, что спали на животе, плотно вонзив клыки в землю, будто боялись, чтобы их не утащили во время сна.
Я бы пролежал так и дольше, но небо задернулось облаками, заморосил дождь и пришлось поворачивать к лагерю косторезов. Добытчики кости уже вовсю разрывали старые чукотские ямы, куда при разделке в прошлом отправляли все отходы.
Вылетали на поверхность ребра, лопатки, позвонки и черепа с сохранившимися зубами. Дело оказалось нелегким, и привычные к работе с резцом мастера то радовались, то принимались роптать: до чего, мол, докатились дела косторезной фабрики, если ее сотрудникам приходится гоняться по лежбищам за материалом. Но челюстей попадалось много, затаренные мешки прибавлялись, и постепенно азарт поиска захватил всех, как золотая лихорадка.
Я чистил рыбу, варил обед и все надеялся, что туман рассеется. Дмитрий Борисович говорил, что тогда мы отправимся к лежбищу все вместе — ведь большинство косторезов так же, как и я, никогда в жизни не видели зверей. Но туман не рассеивался, дождь стал сильнее. К концу третьих суток разыгрался настоящий шторм. Ветер сотрясал палатку, грозя оставить нас в спальниках под проливным дождем, а утром, когда все стихло, мы обнаружили, что коса, где еще вчера лежали моржи, была пустынна...
Улетал я с косы Руддера с чувством выполненного долга: теперь, кажется, видел в Арктике все. Однако везение мое на этом не кончилось. Когда мы, промокшие, ввалились в знакомую гостиницу в Провидении, то узнали, что СРТМ-8439 капитана Шухлинского стоит в порту, готовясь выйти к острову Аракамчечен.
Инспекторов «Охотскрыбвода» я представлял себе людьми суровыми, привычными более к обращению с оружием, приборами ночного видения, чем умело управляющимися с кино- и фотокамерами. Но оказалось, что и кинофототехника в руках рыбинспекторов — действенное оружие в борьбе с браконьерством.
Сергей Дунюшкин, недавний выпускник университета, а ныне начальник рейса, объяснил мне, что вместе с напарником Василием Крохмалем они должны снять фильм о моржах для Магаданского телевидения и в дальнейшем возить его с собой на отдаленные стойбища во время инспекционных поездок, чтобы пробуждать у людей чувство ответственности за сохранность природы.
— Чаще всего, — убеждал он, — лежбищам вредят не столько браконьеры, сколько праздные любопытствующие. Кажется, что плохого в том, если человек захочет полюбоваться на моржей. Но если он не знает, как вести себя, то своим неосторожным появлением вызовет такую панику среди зверей, что в испуге они смогут передавить не один десяток своих сородичей.
У острова Аракамчечен патрульное судно простояло двое суток. Василий Крохмаль подолгу выискивал наиболее убедительные кадры
для будущего фильма, что было небезынтересно и для меня. На илистых пляжах острова лежало в те дни около пятнадцати тысяч зверей. Должно быть, остальные двадцать пять прохлаждались в море либо устроились на более подходящих лежбищах, откуда было недалеко плавать, чтобы кормиться.
Так сказала ученый-биолог Татьяна Лисицина, седьмой год приезжающая на остров Аракамчечен. С микрофоном она проводит у лежбища по многу часов в день, пытаясь разгадать метод звукового общения зверей в стаде, разбираясь в их поведении.
Моржи на Аракамчечене лежали на берегу грязные, как свиньи, с ног до головы вымазавшиеся в сером иле. Запах скотного двора, типичный, оказывается, для моржовых лежбищ, казался при ветерке невыносимым. Когда же часть моржей как по команде переворачивалась на другой бок, над стадом, как дым над пепелищем, поднималось облако пара, и зловоние усиливалось.
