Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
наработан, и связи имеются. Думал, еще посмотрим кто кого.
Слушая его рассказ, наблюдая за мимикой и жестикуляцией, Соболева пыталась
определить истинную подоплеку событий, осознать, на сколько новый знакомый искренен
в воспроизведении своей истории.
– Переговорил со знакомым прокурором, дал указание адвокату подготовить
обращение в Управление собственной безопасности. Реакция не замедлила себя ждать: в
тот же вечер какие-то подонки подкараулили юриста возле подъезда и проломили ему
голову куском арматуры, мою машину ночью облили бензином и подожгли. Хрен с ней, с
машиной – жестянка, парня жалко – подающий большие надежды специалист, всего
двадцать восемь лет. Теперь не встает с больничной койки.
Когда читаешь о подобных событиях в Интернете или видишь на экране телевизора,
происходящее не сильно трогает – это всего лишь часть информационного поля,
обезличенная картинка. Совсем иначе воспринимается информация, когда слышишь о
происходящем из уст очевидца, точно видишь все его глазами, ощущаешь реальность
событий. Соболева ясно представила распластанное на грязном асфальте тело молодого
человека в темно-красной луже крови, полыхающий во дворе в кромешной тьме
«Мерседес», так что мурашки пробежали по коже. В голове возник вопрос: куда ты
суешься, Аленка?! Отступи, пока не поздно.
Но, как рыба, заглатившая наживку, она уже не могла остановиться.
– Может, это совпадение? – позволила Соболева несмелое предположение.
Харитонов в ответ только гневно сверкнул глазами.
– Они пришли ко мне спустя два дня после ЧП, ни словом не обмолвившись о
трагедии. Только посоветовали не совершать больше ошибок.
– А вы?
– Я отказался платить, – Владимир Леонидович покачал головой, – мы уже
перешагнули черту, из-за которой вернуться нельзя. Я в девяностые не сгибался под
давлением, а сейчас и вовсе бояться стыдно. Годы мои уже не те, чтоб бояться. Семью в
Черногорию отправил – у нас там домик есть – а сам готов был стоять до конца. Только
силы свои переоценил. Морду мне бить никто не стал. Пугать тоже. Но связи в высших
эшелонах быстро сошли на нет: все обращения были встречены отказами. Я столкнулся
лбом со всей мощью круговой поруки во властных структурах. Началось с того, что в
гостиницу зачастили комиссии с проверками: СЭС, пожарные, Департамент
потребительского рынка… Неизвестно откуда появились материалы оперативно-
розыскной деятельности, на основании которых было возбуждено несколько уголовных
дел по контрабанде. В рамках этих дел сотрудниками по борьбе с экономическими
преступлениями проведены следственные мероприятия с привлечением силовых
подразделений: выемки документов в офисе, обыски на складах. Вся моя деятельность
оказалась полностью парализована: сотрудников регулярно вызывали на допрос, склады
опечатали, товар изъяли. А в довершение ко всему нашлись заявители, указавшие, что
«колхозы» достались мне не совсем законным образом. Хотя там все чисто! Короче, за
какой-то месяц я из преуспевающего бизнесмена стал практически нищим. Надо было
бабки за границу выводить, а я наивно полагал, что родина оценит мои вложения во
благо… Оценили… – он зло скрипнул зубами.
Факты казались вопиющими! Здесь можно было б развернуться. Но что стояло за
голословными обвинениями? Где доказательства?
Харитонов пожал плечами: я дал вам информации к размышлению. Ищите и
обрящете. Если что, он готов назвать конкретные имена и фамилии, предоставить записи
разговоров с вымогателями и другими сотрудниками правоохранительных органов, но
только после того, как Соболевой удастся собрать необходимый материал,
подтверждающий его слова. Так, чтобы на него не упало подозрение. Максимум, на что он
согласился – это быть одним из многих свидетелей, но не выступать в качестве
единственного пострадавшего и обвинителя.
Перед Аленой Соболевой стояла задача не из легких – со множеством неизвестных.
Не прощаясь, Владимир Леонидович расплатился за кофе и ушел, сказав напоследок,
что попробует объединить фронт единомышленников, которые поделятся необходимой
информацией.
Оставшись наедине со своими мыслями, Алена смотрела сквозь окно кафе, как
крупными каплями дождя плачет природа, наблюдая за человеческим грехопадением.
Вернувшись в редакцию, прошерстив Интернет и все возможные открытые
источники, Соболева быстро пришла к выводу, что собеседник не лгал. В первом
приближении рассказ Владимира Леонидовича был очень похож на правду.
Но вот дальнейшие беседы с операми «на земле», достаточно деликатные, чтобы они
не догадались об истиной причине любопытства, категорично отвергли версию о
возможной причастности некоторых сотрудников к фактам вымогательства.
Один так просто рукой махнул:
– Не заморачивайся, Алена. Ловят нас периодически. Все под статьей ходим.
Некоторых, и правда, за дело, а многих – сдают просто. Проводишь оперативную
разработку, всегда по лезвию ходишь, а потом вдруг адвокаты-умельцы все наизнанку
выворачивают, и ты из блюстителя закона в нарушителя одним росчерком пера
превращаешься. У любой медали же две стороны. И правда у каждого своя. Под каким
углом смотреть…
Другой, неопределенно пожимая плечами, заметил:
– Сейчас тишина. А вот несколько лет назад процессы судебные гремели. До
общественности-то обрывочная информация доходила, а мы в органах внимательно за
ходом заседаний следили. Тогда многих посадили, чтоб другим неповадно было. «По
потолку» дали. Чистка в рядах была – дай Бог! И следствие, и прокуратура, и полиция.
Даже ФСБшники под раздачу попали.
Еще один, подумав, рассказал:
– Коррупцию в органах свели к минимуму. Об организованных вымогательствах и
речи быть не может. Если такие факты вскроются – голова с плеч полетит. Это я про
руководство… Если допустим я, рядовой опер, с терпилы или фигуранта денег рубану, то
не только меня с работы турнут, но и начальника розыска, а может и начальник отдела без
кресла останется. Про уголовное преследование не говорю даже. Так что нас в рамках
профилактических мероприятий дерут – врагу не пожелаешь. Конечно, народ на земле все
равно щиплет понемногу, но без фанатизма. Времена, когда лавэ лопатой гребли, не взирая
на лица, прошли.
Их слова в пух и прах разрушали выстраиваемый Соболевой хрупкий карточный
домик. Люди, которым отказался подчиняться Харитонов, были обличены большой
властью и ничего общего не имели с рядовым составом. Стоило копать глубже!
6
Главред темой заинтересовался не на шутку. Его глаза загорелись азартом. Старый
волчара, почувствовав запах крови, только и произнес:
– Об одном прошу: аккуратней. На зыбкую почву вступаешь – не оступись.
Через четверть часа он положил перед Аленой два телефонных номера:
– Созвонись. Я обещал, что ты с каждым встретишься сегодня. Думаю, им есть, что
поведать об особенностях предпринимательской деятельности в Южноморском крае.
Первый собеседник оказался молодым человеком в сером костюме от Армани,
туфлях, пошитых по индивидуальному заказу, и дорогими запонками с изумрудами.
Соболева встретилась с ним на десятом этаже Делового центра, в офисе банка
«ТрастИнвестКапитал», в переговорной с кожаными креслами, за огромными окнами
которой гудел зимний город. Она уже знала, что собеседник – один из соучредителей
банка, курирующий вопросы безопасности. Федор Зацепин.
На входе у нее отобрали все личные вещи: телефон, цифровой диктофон, даже часы.
– Я встретился с вами только из уважения к Ринату и готов поделиться некоторой
информацией. Но не под запись! Так что прошу простить, что пришлось оставить все за
дверью. Только диалог лицом к лицу. Задавайте вопросы, я отвечу максимально честно.
Могу уделить вам, Алена, только четверть часа.
Уверенный в себе. Богатый. Второе поколение русских предпринимателей. Наверняка
получил неплохое западное образование. Напрочь лишен напускной приблатненности,
свойственной многим, кто начинал в девяностые. Совсем иная формация. Но по взгляду
видно – жесткий и безжалостный. Такому лучше дорогу не переходить.
Вопрос к нему был всего один:
– Вы платите?
