Себастьян Даншен - Элвис Пресли: Реванш Юга
Гастроли, намеченные на конец марта сразу после каникул на Гавайях, начались драматично. Удрученный решением Джинджер остаться с родителями в Мемфисе, Пресли наглотался нейролептиков перед отъездом в Аризону; его кузен Билли Смит никак не мог его разбудить и срочно послал за доктором Ником. В последние месяцы происшествия такого рода случались регулярно, но теперь дело оказалось серьезнее, чем обычно. Это сказалось на концертах, судя по записям, сделанным по просьбе Фелтона Джарвиса, который отчаянно искал способ набрать материал для альбома, обещанного Ар-си-эй до начала лета.
Большую часть времени Элвис пребывал в ступоре, и доктор Ник давал ему допинг лишь перед выходом на сцену, по которой он теперь передвигался, словно автомат с подсевшей пружиной. Воспоминания зрителей, которые приходили слушать его в этот период, горьки и тяжелы. Никто из близких не строил себе иллюзий по поводу его шансов выжить, так что его телохранители даже проработали план действий на тот случай, если он скончается во время гастролей, не рассчитав дозы.
Явно устав играть навязанную ему роль, Элвис ждал неизбежного. Вечером 31 марта в Батон-Руже он оказался неспособен выйти к зрителям — к большому огорчению фанатов, концерт резко оборвался после обычного выступления «Свит Инспирейшнс» и «Стампс», белого ансамбля госпела, участвовавшего в шоу с осени 1971 года.
Пока полковник старался перенести на другое время концерты, запланированные на три следующих вечера, Пресли провел несколько дней в своих апартаментах в Баптистской мемориальной больнице, выполняя ритуал, навязанный страховыми компаниями, которые должны были выплачивать неустойку продюсерам, пострадавшим от отмены концертов. Официально причиной его пребывания в больнице назвали «истощение» — это был эвфемизм, поскольку тело певца было в буквальном смысле разъедено медикаментами. Обследования, которые проводили по просьбе доктора Ника уже несколько лет, выявили преждевременную изношенность сердца, язву желудка и регулярные нарушения работы кишечника, сильно увеличенную печень, не говоря уже о глаукоме, проблемах с кровообращением и затруднением дыхания, постоянно угнетавших Элвиса.
Странное поведение Короля на сцене и замалчивание его окружением информации, касающейся его здоровья, вызвали лавину публикаций в «желтой прессе». После нескольких лет заговорщического молчания таблоидов, не смевших покушаться на легенду, Элвис вдруг превратился в их излюбленную мишень. Это явление можно объяснить по-разному, например решением «Стар» нарушить перемирие, объявив о скорой публикации отрывков из книги бывших друзей Пресли. Рыжий Уэст и двое его бывших коллег первыми преступили закон молчания, но с некоторого времени их примеру последовали другие, доведенные до отчаяния ненадежностью Элвиса.
Несостоявшиеся сеансы звукозаписи в январе давали пищу для слухов. В статье, опубликованной в то время в газете «Нэшвилл Баннер», несколько членов ближнего окружения, пожелавших остаться неизвестными, не скрывали своего раздражения от непреходящей паранойи Элвиса, его никчемности в студии и пагубного влияния Джинджер Алден. Главные американские таблоиды во главе с «Нэшнл инкуайрер» тотчас устремились в пробитую брешь, расписывая эксцентричный образ жизни певца и альковные секреты, услышанные от его окружения. На большинство фанатов, желавших видеть в нем пример жизненного успеха и полную противоположность декадентствующим рок-звездам с распущенными нравами, эти откровения произвели эффект разорвавшейся бомбы: парадный фасад дал трещину.
Последний бастион их иллюзий пал после удручающих спектаклей, которые Пресли пытался давать всю весну. Те, кого до сих пор не шокировала его полнота, теперь судили о ней критически, после того как бульварная пресса просветила читателей о его патологическом обжорстве. Правда, перевалив за 110 кило, Элвис уже мало чем напоминал искрометного артиста, покачивавшего бедрами на сцене, когда весы показывали на тридцать килограммов меньше. Диеты, на которые он садился между гастролями, уже не оказывали никакого видимого действия на его фигуру, и только два из пятидесяти комбинезонов, которые он раньше возил с собой, еще налезали на него.
Репортеры местных газет, до сих пор сдержанные в своих рецензиях в соответствии с благодушным настроением публики, теперь говорили вслух то, что фанаты думали про себя, и с тем большей язвительностью, что чувствовали себя обманутыми. «Стоило платить пятнадцать долларов, чтобы услышать его слабый голос и то, как он бормочет, запинаясь, слова, которые должен был бы выучить наизусть за эти двадцать лет. <…> Пресли постарел, растолстел, он уже не может двигаться. В лучшем случае это пародия на него самого», — писали в газете на следующий день после его выступления в Детройте 22 апреля.
К несчастью, действительность превосходила самые нелестные описания, и с конца мая неприятные происшествия следовали одно за другим. Вечером 22-го Элвис выступал на сцене «Кэпитал Сентер Арена» в Лэндовере, штат Мэриленд, и вдруг ушел с нее, объяснив двадцати тысячам зрителей, что ему надо справить нужду. Всего через неделю после этого похожий инцидент произошел в Балтиморе; подпевка почти полчаса, как могла, сдерживала нетерпение публики, пока Пресли худо-бедно не решил свои проблемы с кишечником и без всяких объяснений не возобновил выступление с того места, на котором остановился.
Две недели спустя он позвонил президенту Картеру, надеясь сыграть на солидарности южан, чтобы просить о снисхождении президента к Джорджу Клейну, недавно обвиненному в подделке результатов опросов в своей радиопередаче. Джимми Картера в тот день не было в Белом доме, и в секретариате Элвису пообещали передать его просьбу. На следующий день президент лично перезвонил в Грейсленд, и завязавшийся разговор быстро перешел в область абсурда: Пресли, с трудом проснувшийся в пять часов пополудни, нес околесицу под действием возбуждающих средств, и Джимми Картер в конце концов повесил трубку. В дальнейшем все попытки певца поговорить с президентом будут напрасны.
Полковник с величайшим трудом пытался удержать корабль на плаву. В конце апреля в «Нэшвилл Баннер» просочилась информация о том, что он хочет продать контракт своего певца, но Паркер поспешил ее опровергнуть. Возможно, редактор немного поторопился с выводами, но дыма без огня не бывает. Импресарио Элвиса охотно уступил бы его другому, пока еще есть время, тем более что его долги росли как снежный ком. «Ему нужны деньги, чтобы уплатить миллион, проигранный в декабре прошлого года», — утверждал журналист из «Баннера».
Паркеру было почти 68 лет — не тот возраст, когда можно балансировать на тонкой проволоке. Даже если забыть о его собственных страстишках, самая элементарная осторожность побуждала его подстраховаться в тот момент, когда карьера Элвиса ускользала из-под контроля. Изменив своей привычке не выносить сора из избы, он даже пригрозил Элвису, что больше не будет устраивать ему концерты. «Пора уже ему встряхнуться и выполнять свои обязательства, если он хочет, чтобы гастроли продолжались», — заявил он через прессу.
Это увещевание не помогло, и полковник стал действовать через Вернона Пресли, посоветовав тому проследить, чтобы Элвис составил завещание, — уже несколько лет эту операцию переносили с одного месяца на другой. Согласно этому документу, подписанному 3 марта в присутствии Джинджер и Чарли Ходжа, Вернон становился душеприказчиком своего сына. Последний предоставлял отцу защищать интересы своей единственной наследницы — Лайзы Марии, заботиться о благополучии бабушки Пресли и его самого. Эти распоряжения успокоили полковника, уже давно забравшего власть над Верноном: в случае проблем он мог рассчитывать на Пресли-старшего и доверить ему управление наследием, о котором пекся почти двадцать два года.
Пока же Элвис оставался хозяином собственной судьбы — по меньшей мере на бумаге, и теперь предстояло исполнить договор, заключенный между артистом и его агентом годом раньше. В самом деле, последний контракт, связывающий их обоих, вступил в действие 22 января 1979 года: отныне они делили поровну доходы от концертов. Через четыре года после пересмотра договора и увеличения своей доли с 25 до 33 процентов Паркер усилил давление и присвоил себе львиную долю доходов, поскольку расходы, связанные с концертами, по-прежнему нес Элвис.
Из-за финансовых проблем певца договор еще ни разу не соблюдался с момента его подписания, но полковнику было ясно как день, что пора привести счета в порядок. Самым надежным способом этого добиться было провернуть несколько доходных операций помимо гастролей, что Паркер и сделал, заставив Элвиса посвятить свою будущую поездку в Лас-Вегас, намеченную на октябрь, открытию нового зала на семь тысяч мест, построенного дирекцией «Хилтона».
