Мой муж Джон - Леннон Синтия
Йоко вернулась. Холодно, рублеными фразами Джон подвел черту под нашим диалогом: продолжать его нет никакого смысла. В отчаянии я сделала последнюю попытку: «Джон, пожалуйста, давай все спокойно обсудим». — «Мы можем сделать это через наших адвокатов. — Потом, обращаясь уже к Йоко: — Все, пошли». На ходу бросив Джулиану «пока», он быстро вышел из дома. Йоко, как привязанная, последовала за ним.
Я ушла обратно в комнату, рухнула на софу и разрыдалась. Предельно ясно, что мирно расстаться у нас не получится, как бы я ни старалась. Где — то внутри я понимала, что Джон, возможно, так бесстрастно держался со мной и Джулианом просто потому, что не видел иного способа расстаться с нами. Но думал ли он о том, как больно делает нам? И было ли больно ему самому? Я даже не могла оправдать его поведение действием наркотика: под кайфом он был бы мягче и спокойнее. Эта его ледяная холодность и твердость, думаю, дались ему очень нелегко.
Всю ночь я пролежала, так и не заснув. Я должна была пережить этот кошмар ради Джулиана. Сломаться я просто не имела права: мне нужно было выстоять, остаться сильной и делать все, чтобы только не навредить мальчику. Конечно, я должна бороться за свои права, но в то же время чем более чистым и безболезненным будет наш развод, тем лучше. К рассвету я приняла решение подать встречный иск в связи с тем, что Джон изменил мне с Йоко.
Следующий месяц или около того я жила, как отшельник, в Кенвуде, сосредоточив все свое внимание на сыне. Я встречалась с адвокатами, возвращаясь от них опустошенной и грустной, и в остальное время почти не выходила из дома. Одежда Джона по — прежнему висела в гардеробе, я спала одна в нашей постели и безумно страдала от этого. Ночами я часто просыпалась от собственных криков и потом долго лежала без сна, думая о том, что же между нами было не так. С Джулианом мне приходилось делать над собой усилие, чтобы выглядеть веселой, но иногда он все — таки заставал меня в слезах. Тогда он обнимал меня и успокаивал: «Не плачь, мамочка, пожалуйста, не плачь». Мне совсем не хотелось есть, и я сильно похудела. Мама и Дот все время были рядом и приглядывали за мной, за что я им была очень благодарна. С ними я чувствовала себя не столь одинокой, но кроме них я ни с кем не общалась: Джон отрезал меня не только от себя, но и от всей битловской семьи.
Только Пол приехал повидать меня. В один прекрасный солнечный день он объявился с одинокой красной розой в руке и сказал: «Мне очень жаль, Син. Не знаю, что на него нашло. Все это неправильно». По дороге к нам Пол написал песню для Джулиана. Она начиналась словами Hey Jules («Привет, Джулс»), и только позже стала называться Hey Jude — так лучше звучало. Забавно, но, когда Джон впервые услышал ее, он подумал, что это про него. Выпущенный вскоре сингл стал одним из самых успешных в карьере «Битлз», он лидировал две недели в британском и девять недель в американском хитпараде.
Пол немного посидел со мной. Он рассказал, что Джон все время приводит с собой в студию Йоко и что ему, Джорджу и Ринго это очень не нравится. Через две недели после того, как от меня ушел Джон, Пол расстался с Джейн Эшер. Новость меня огорчила, потому что я искренне любила Джейн. Сценарий их расставания был похож на наш: Джейн вернулась со своих театральных гастролей на пару дней раньше и застала дома Пола с другой женщиной. Разумеется, она немедленно его бросила. Но дальше их история развивалась уже по другому пути: Пол во всем винил себя и был в отчаянии.
Пол тогда в шутку предложил мне выйти за него замуж: «Как ты на это смотришь, Син?» Я была очень благодарна ему за внимание и поддержку. Он единственный из семьи «Битлз» нашел в себе мужество противостоять Джону, который, судя по всему, ожидал, что все последуют его примеру и отвернутся от меня. Но Пол был человеком самостоятельным и не боялся Джона. Вообще, они уже начинали двигаться в разных направлениях — как музыканты и как люди. Не исключено, что приезд Пола ко мне был также и своего рода вызовом Джону.
Уезжая, Пол обещал не пропадать, однако через пару месяцев он познакомился с Линдой Истман, фотографом из Штатов, и в жизни его начался новый период. В следующий раз мы встретились лишь много лет спустя.
Кроме Пола я больше ни с кем не разговаривала. Ринго, Морин, Джордж, Патти и все друзья «Битлз» держались от меня подальше. Они не желали навлекать на себя гнев Джона и, наверное, просто не знали, что мне сказать, пребывая в состоянии шока и смятения после всего произошедшего. Со временем их браки тоже расстроятся, но наш развод был первым и, поэтому, наверное, самым шокирующим для всех.
Я могла бы позвонить им сама, но мне не хватало духу. У меня оставалась пара самых верных друзей, прежде всего Фил, с которой я никогда не прерывала отношений, — и все. Я чувствовала себя оскорбленной, раненой и выброшенной из жизни. Меня пугали осторожные, предупредительные разговоры, проявления жалости, неловкие паузы. Я не давала никаких интервью журналистам, и в конце концов они от меня отстали. Всех моих сил и энергии хватало лишь на то, чтобы передвигать ноги и пробираться таким образом по жизни, изо дня в день.
Иногда я представлялась себе конечностью, охваченной гангреной, которую Джон ампутировал, отделил от тела, от всего знакомого, родного и привычного. С нарастающим страхом я беспомощно ждала, что он предпримет дальше.
Мы медленно, но верно двигались к разводу, однако три основных вопроса все еще оставались открытыми: кто с кем разводится, денежный вопрос и самое главное — Джулиан.
В октябре лондонская квартира Джона и Йоко была подвергнута обыску, и полиция обнаружила там некоторое количество марихуаны. Их обвинили в хранении наркотиков и в сопротивлении служителям порядка. Позже второй пункт обвинения был спят, но по первому их признали виновными.
Неделю спустя они объявили, что Йоко беременна и ребенок должен появиться на свет в феврале. Это известие окончательно добило меня, хотя злую иронию я оценить сумела: выходит, Йоко забеременела в мае, ровно тогда, когда Джон твердо намеревался обвинить меня в супружеской измене. Несмотря ни на что, когда в конце ноября стало известно, что у Йоко случился выкидыш на шестом месяце, мне было их искренне жаль. Так или иначе, свою измену Джон уже отрицать не мог. Скоро я с облегчением узнала, что он отозвал обвинения в мой адрес. Все это время меня преследовал страх, как бы Алекс не заявил, что у нас с ним якобы была любовная связь, чтобы дать Джону козыри против меня. Слава богу, теперь хотя бы на этот счет можно было успокоиться.
Я встречалась с Джоном и Йоко еще один раз, в адвокатской конторе, куда нас вызвали для подписания документов о разводе. Джон почти не смотрел в мою сторону, и мы лишь перекинулись парой слов. Когда он вышел из комнаты и отправился в туалет, Йоко последовала за ним. Через несколько минут, удалившись в коридор со своим адвокатом, чтобы обсудить кое — какие вопросы без свидетелей, я увидела, что Йоко стоит около входа в мужской туалет. Тут Джон как раз вышел и, когда они проходили мимо, бросил в мою сторону: «Видишь, я никуда не хожу без Йоко».
Джон согласился с тем, что опекуном Джулиана буду я. Думаю, адвокаты объяснили ему, что ему это право вряд ли предоставят. Он попросил официального разрешения регулярно навещать ребенка, и я не возражала. После той нелицеприятной беседы в нашем доме несколько месяцев назад Джон так ни разу и не виделся с Джулианом. Поэтому я не имела представления, когда он захочет встретиться с сыном и захочет ли вообще.
Самым сложным вопросом оказались деньги. Мои адвокаты строго — настрого предупредили меня, что я не должна контактировать с Джоном на этот счет, поскольку такого рода действия могут быть квалифицированы как сговор. Меня свели с высокопрофессиональным юристом, королевским адвокатом, который сказал, что у меня есть все шансы вывести Джона на чистую воду и претендовать на половину его состояния. Я же была не готова холодно и расчетливо участвовать в длительном судебном процессе. Мне хотелось поговорить с Джоном, рассказать ему, как Джулиан по нему скучает, решить все по — человечески. И я позвонила ему.
