Дитер Болен - За кулисами
Эcтeфaния перебралась с балкона на крышу террасы. Едва я залез на крышу, как за мной на балкон выскочила среднего роста фигура. Голос с лестницы явно принадлежал этому телу.
Мой убийца.
В тот самый миг мне стало ясно: сейчас или никогда. «Приведи помощь!» — закричал я обнаженной Эстефании, а потом раздалось «кнак!» и «плюх!», потому что она спрыгнулатрехметровой высоты в рододендрон. Я направил оружие к облакам и нажал на спусковой крючок. Раздался такой грохот, словно взорвали высотный дом. Моя смерть бросилась на пол. Я в свою очередь отбросил оружие и прыгнул вслед за Эстефанией в заросли флоры.
Я продирался сквозь кустарник, словно речь шла о моей жизни, потому что я боялся, что Эcтeфaния во время прыжка могла сломать себе ногу, но мне попадалась только земля, немного навозной жижи и лейка. Она, наверное, побежала к пруду, — подумал я. Через мостик, а потом к Тетенсену. Это была единственная возможность покинуть участок. Потому что мы провели трехметровый забор с колючей проволокой поверху по периметру нашего ареала в сто тысяч квадратных метров. Я побежал за ней, через конское пастбище, через лес, через пашню. Все так же гол, как сокол. Потому что в два часа ночи у нас в Тетенсене все выгоны, к сожалению, заперты. Притом, трясясь от страха, что мои убийцы поймают меня или что я повисну на заборе, зацепившись своей лучшей частью за колючую проволоку.
Только пробежав, как кролик, целый километр, я немного успокоился. Им больше не найти тебя, Дитер, — уговаривал я сам себя. Вместе с тем я заметил, что истекаю кровью. Два ногтя были полностью содраны, кожа была покрыта ссадинами и нещадно болела, но мой маленький Болен, слава Богу, был в порядке.
И вот, наконец, первый дом Тетенсена! Одной рукой я нажал на звонок, другую опустил пониже. Никто не открывал. Черт возьми, — думал я. В чем дело?
Я побежал ко второму дому. Снова ничего.
Наконец, в третьем, мне повезло: зажглись огни, мужчина в пижаме с взлохмаченными волосами открыл дверь.
«Ах, это вы, господин Болен!» — поприветствовал он меня, как будто привык к тому, что к нему в дверь каждую ночь ломятся обнаженные мужчины, — «Что случилось?» Возможно, он думал, что я хотел пригласить его на нудистскую вечеринку в лесу.
А я на едином дыхании: «Мне нужно позвонить! — И мне нужны штаны!».
Пока я набирал 110, хозяин дал мне мужские трусы с маленькими разноцветными вертолетиками.
«В мой дом ворвались грабители. Я думаю, они хотели похитить меня. И моя подруга исчезла» — я кратко ввел диспетчера в курс дела.
«Да, нас уже проинформировали. Группа захвата уже в пути. На участке стреляли», — важно проинформировали меня на том конце провода, — «Кроме того, у нас имеется информация, что в доме лежит ваш сын Марк с разрывом легкого. Он не может передвигаться и умирает».
«Нет», — возразил я, — «Вы все, часом, не спятили? Это полная ерунда. Я только что оттуда. Единственный, кто стрелял там — это я. Никто там не лежит и не умирает».
«Нет, умирает», — упорствовал диспетчер.
Ужас сковал мои конечности. Я дрожал, как осиновый лист, но постарался сохранить самообладание: «Хватит, стоп, мне плевать!» — прокричал я в трубку, — «я сейчас позвоню своей бывшей жене. Возможно, она скажет мне, куда девался мой сын».
Я позвонил заспанной Эрике, которая не понимала, почему я ору на нее в два часа двенадцать минут ночи: «Марк там? Скажи! Марк там?»
«Ясное дело», — раздалось в ответ через две бесконечно длинные минуты, — «Марки лежит здесь и спит».
Я снова позвонил в полицию.
Выяснилось, что какой–то шутник под псевдонимом «Марк Болен» послал по e-mail письмо незнакомой девушке. Письмо начиналось словами: «Я только что пообщался с сыном Дитера Болена. Он подыхает!», и девушка в истерике позвонила в полицию. Полиция сочла это достаточным поводом для того, чтобы сыграть в «бой в Манхэттане», перепрыгнула через забор и разбила мне окно. Это и был тот шум, который мы услышали.
Эcтeфaния посреди ночи, в чем мать родила, горестно плача, оказаласьперед дверьми какого–то барона по соседству. А мне пришлось выстирать и погладить чужие трусы в вертолетиках.
Чисто теоретически, все это очень весело. Но только чисто теоретически. Ведь могло так случиться, что Боленский застрелил бы на крыше полицейского. Или полиция Дитера.
Это провальное, неудачное, идиотское шоу обошлось мне в 47 500 евро за незаконное хранение оружия (столько же пришлось бы заплатить полоумному, который уничтожил бы несколько деревень). Эcтeфaния заболела неврозом. С тех пор она спит очень беспокойно, ей снятся кошмары. За несколько сотен тысяч евро мы переоборудовали виллу Розенгартен в Форт Нокс, с камерами наблюдения и инфракрасными датчиками. Только рва с крокодилами пока не вырыли.
На этом месте позволю себе задать вопрос: не говоря о том, что одного звонка хватило бы, чтобы установить, что мой сын Марк не живет со мной, почему эти фараоны-Рэмбо не догадались включить у себя а крыше сирену? Даже если они и прогуляли уроки в школе полиции в тот день, когда там рассказывали об этом, они могли бы подсмотреть, как это делается в фильме «Деррик».
1985
Рекс Гильдо или просветительские разговоры в туалете
«Даа, скаажжи–ка, здороооово, Дитер!» — заговорил однажды утром галантный голос в телефонной трубке. Монти Люфтнера, по профессии моего босса в BMG-Ариола и хорошего знатока своего дела. Он возвел на пьедестал в Германии Кэт Стевенс, Бони М, Тину Тернер и Аманду Леар, — «Мнее нужоно зоадать тебе оадин воапрос…»
«Вопрос» отзывался на имя Рекс Гильдо и был одним из множества неизлечимых, которые находились в музыкальной реанимации Монти.
«Ты не мог бы позаботиться о Рексе? У неого уже доавно не бывало хитоов. Ты неа моог бы каак–нибудь заняяяться им?»
«Ах, нет, Монти», — в последний миг я пытался вытащить голову из петли, — «оставь это». Но поздно.
«Ах, он заедет к тебе», — я уже услышал, как подъезжает такси, — «тогда сможешьприсмотреться к нему».
Можно было следить по часам — в тот же миг постучали в дверь студии в гамбургском Еймсбюттель. Зубы белые, как снег, волосы черные, как смоль и лицо, как у петушка из «Венского леса»: вуаля! Секси — Рекси Гильдо! При одном взгляде на его красный, как кетчуп, пиджак с платочком в кармашке, как у циркового клоуна, мне стало тепло, но не на душе. То, что парень никогда не увлекался женщинами, в нашем кругу это секрет Полишинеля. Что, в принципе, было удивительно. Потому что если бы это зависело от меня, я бы разрешал работать в фирмах по выпуску аудио– и видеопродукции только гомосексуалистам. Ни у одного гетеросексуалиста нет такого нюха на новейшие тенденции и такого тысячепроцентного вкуса. Причем, глядя на Рекса, последний пункт можно было бы оспорить.
«Добрый день, Дитер! Приятно видеть тебя!» — Рекс протянул мне руку и улыбнулся. Он был так вежлив, в принципе, мечта любой тещеньки.
«Черт возьми, как ты загорел!» — вырвалось у меня. Известно, что я редко думаю, прежде чем открыть рот, — «скажи, ты что, целый год был в отпуске или ты ночевал в солярии?»
«Ерунда, что ты мелешь?!» — Секси — Рекси был невероятно возмущен, — «Это все от природы! Дело в том, что моя прабабка, она была итальянкой. Оттуда все». И он снова улыбнулся.
«Пссст! Дитер!» — испуганно подозвал меня мой звукоинженер Луис Родригес, когда он увидел Рекса, стоящего в коридоре, — «мы действительно обязаны им заняться? Мы же занимаемся только европейцами».
В действительности, давно минули времена, когда я работал с такими людьми, как Марсель Марделло (не путать с Сарделло Мортаделла) и Эльмар Гунш для чартов Гармиш — Партенкирхен. Теперь я стал великим Дитером Боленом, который открыл новое звучание Модерн Токинг. Эйфория была огромна. Все в бизнесе были уверены, что мне достаточно нажать на кнопку магнитофона — и готов хит.
«Давай, прижми уши и вперед!» — сказал я Луису, — «Мы его еще вылечим!»
Одна из песен в первом альбоме Модерн Токинг называлась «Do you wanna». И я, как человек практичный, решил: пусть Рекс просто прощебечет ее по–немецки! Песня должна была называться «Du ich lieb dich» (Ты послушай, я тебя люблю), и чудесно подходила к «тыкающей» коллекции Гильдо: «Ты мое чудо» и «Я хочу, чего ты хочешь» Ду–ди–ду-ди–гу–ди–ву-ди.
«Послушай, Рекс!» — сказал я ему, как сказал бы какой–нибудь Мадонне или Кристине Агилере, если бы они оказались в моей студии, — «прежде чем мы начнем, я хотел бы послушать твой голос, чтобы знать, что нам делать. Спой мне что–нибудь».
Казалось, моя идея не слишком воодушевила Рекса. «Как, спеть сейчас?» — спросил он с улыбкой.
«Да, что–то типа «В Фрютау в горах»! Что–то в этом роде».
«Ну, я не знаю…» — ответил он и снова улыбнулся.
«Ладно, мне нужно выйти!» — извинился я. Возле уборных стоял Фридерик Габович, фотограф «Браво», и жутко скучал.
