Дитер Болен - Ничего кроме правды
Минимальный максимум
В Лас — Вегасе Верона требовала, чтобы мы поженились, и вот однажды я решил: сегодня, именно в этот день. Можно было сделать это прямо в отеле, нужно было только подняться в лифте на три этажа вверх. Я позвонил Энди: «Что мне делать, что мне делать? Всё идёт наперекосяк». Он коротко посоветовал: «Оставь это!» Я совершил ошибку, позвонив адвокату. Она меня успокоила: «Господин Болен! Не беспокойтесь! Даже если Вы не заключите брачный контракт! Даже если вы разведётесь через неделю! Даже тогда Ваша жена не сможет ничего сделать. Знаете, в юриспруденции это называется кратким браком!» — растолковала мне она. А потом ещё заманчивей: «Существует также возможность аннулировать брак» — «О'кей, а если по максимуму, на что мне рассчитывать?» А она ответила: «Минимум, господин Болен! Минимум! Только не заводите детей!» Вот я и рассчитывал на минимальный максимум. Какое безумие!
Мы поднялись на три этажа вверх, в маленькую комнату с искусственными цветами и плюшевыми креслами для гостей, мы, впрочем, никого не приглашали. Я пришёл прямиком из бассейна, и мои волосы были основательно растрёпаны: «Ты не хочешь хоть немного геля нанести, на кого ты похож?» — сострадательно вопрошала Верона. «Ах, всё равно!» — отвечал я. Я не хотел делать из этого официальной церемонии, по моему разумению, всё должно было быть возможно маленьким: самая малая церемония, минимум требований, минимальная программа. Туда, обратно, готово. «Вам нужна видеосъёмка?» — спросил человек, которому предстояло нас венчать. «Нет–нет, не хочу я никакого видео, вообще ничего не хочу» — ответил я. В конце концов, куда–то исчез свидетель, хотя Верона утверждала, что он всё–таки был. Стать мужем и женой стоило 88,50 долларов, работник отеля исполнял обязанности мирового судьи. Он говорил по–английски: «Laber! Laber! Laber!», а мы должны были отвечать «Yes!» Сперва я сказал «yes!», потом она сказала «yes!», вот и всё. Я никогда не забуду, как она потом посмотрела на меня, такой забавный взгляд, будто она хотела сказать: «…он действительно женился на мне!» Потом мы сделали несколько фотографий.
После нашей свадьбы, которая длилась пять минут, мы продолжили в прежнем духе. Ещё не войдя в номер, снова поссорились. Я сбежал в бассейн, Верона осталась наверху. У меня в голове начало проясняться: это была ошибка, это была ошибка, ошибка, ошибка, ошибка! Поразмысли теперь ещё раз! В конце концов, я нацепил шорты и вторично отправился наверх, чтобы аннулировать наш брак. В Лас — Вегасе это можно сделать в течение 48 часов с момента заключения брака. В коридоре мне бросилась в глаза светящаяся табличка с надписью «closed». У служащего WCH как раз был перерыв, и в этом я увидел знак судьбы: знаешь, а ведь сам Господь Бог не хочет, чтобы вы расставались.
Весь вечер я боролся с собой: «Слушай, почему бы тебе не пойти снова наверх и не отказаться, пока не поздно?» Но снова меня успокоил адвокат: всё easy, be спокоен. «Нет–нет, господин Болен» — говорила она — «не беспокойтесь теперь об этом. Вы не погибнете, если не поладите с супругой». Указания неба и адвоката, туда или сюда — я всё никак не мог успокоиться. Снова позвонил в Берлин Энди: «Знаешь, я женился, но мне страшно — я думаю, это вершина идиотизма с моей стороны!»
«Я тоже так думаю» — сказал Энди.
На следующий день зазвонил телефон: «Мальчик наш дорогой, почему ты не сказал, что женишься?» — это были мои родители, они прочитали радостную весть в газетах. Я был застигнут врасплох: «О, да, верно… Эээ… Я просто хотел рассказать вам это в спокойной обстановке, когда приеду домой». Я был уверен, эта новость была на совести Вероны. «Ты звонила кому–нибудь из прессы?» — потребовал я ответа, но она выкрутилась: «Нет», она только звонила подруге, которая, должно быть, знает кого–нибудь, кто знает кого–нибудь, кто в свою очередь знаком с каким–нибудь журналистом. В таком духе она мне объясняла. Всё это было, конечно же, противоположностью действительности. Верона знакома с Манни Мейером из «Бильда», который любил мою жену, наверное, ещё сильнее, чем я. Если успех Вероны на 10 % зависел от меня, то на совести Манни остальные 90 %. Если она ему говорила, что её пластинка — хит номер один в Тасмании, на следующий день об этом писали в газете, неважно, была ли вообще выпущена эта пластинка. Если она ему говорила, что ей предлагают выступить в тысяче различных телешоу, ей и тогда была обеспечена реклама в масс–медиа. И даже то, что она вылетела из «Peep», Манни Мейер объявил успехом. Потому–то Верона была так интересна для рекламодателей: спецы по маркетингу могут быть уверены, даже если она просто воздух испортит, все газеты напишут об этом. Для этого Манни мог бы даже изобрести ароматизированную газету.
Жратва на бензоколонке
Когда мы вернулись после медового месяца домой, Верона переехала ко мне на виллу Розенгартен. Это выглядело так: она одолжила у меня чёрный «Ягуар», смоталась несколько раз на свою квартиру в Эймсбюттель и вернулась со стопкой одежды и утюгом под мышкой. Это был переезд, который можно было бы назвать просто долгим визитом.
А потом между нами выросла другая проблема. Лозунг фрау Фельдбуш гласил: «Никогда без макияжа!» Даже когда мы шли погладить лошадей, которые стояли в саду в сотне метров от дома, она на несколько часов пропадала в ванной. Если мы собирались вечером пойти в кино, и я где–то после полудня говорил: «Запомни, начинается в восемь!», она отвечала: «Да, супер!» и вытаскивала бигуди. А когда я в полвосьмого стучал в дверь ванной, чтобы осторожно напомнить: «Верона, нам пора потихоньку выходить», из недр ванной доносилось: «Да–да! Я уже иду!» Четверть десятого — и Верона при полном параде появлялась на лестнице. Я раздражённо кричал: «Забудь об этом! Фильм уже сто лет как закончился!», но её это не выводило из равновесия: «Ничего страшного, Дитер! Я знаю на Репербане ночной кинозал, там крутят фильмы до полпервого ночи, если хочешь!» А я: «Ну да, круто, только там идёт не тот фильм, который я хотел посмотреть».
Или когда я предлагал: «Не пойти ли нам вечером куда–нибудь поужинать? Я мог бы заказать столик на полдевятого!» — и в полночь она была готова. Я был удручён. Собираться пойти куда–нибудь с Вероной — всё равно, что наступить ботинком на жевачку, не двинешься ни назад, ни вперёд. «Слышишь, ресторан уже несколько часов, как закрыт, нет необходимости идти туда» — заявлял я. А от Вероны доносилось: «Наплевать, поехали на бензоколонку. Закажем там бифштексы и какао!» когда я только познакомился с Вероной, она всегда раздобывала еду на заправке. Никаких супермаркетов она не знала. Для неё они были такой же экзотической страной, как Папуа — Новая Гвинея. Зато она всегда знала, какие продукты можно купить на «Esso» или «Shell». Вот только я любил лапшу, а не копчёную колбасу. Я ненавидел эти отходы, спрессованные пополам с жиром.
Я был измотан, страдал нарушениями сна и начал терять вес. Даже Наддель, которая ожидала, что я вернусь из свадебного путешествия загорелым, была в шоке: «Как ты выглядишь? Я думала, ты вернёшься загорелым, счастливым и отдохнувшим, а ты на десять лет постарел! Погляди на себя в зеркало: эта женщина превращает тебя в развалину!» Надя была единственным человеком, которому я мог бы рассказать, как в действительности обстоят наши с Вероной дела. Но я тогда этого ещё не понимал.
Моя мать была горько разочарована, когда я представил ей свою новую супругу: «Мама, это Верона — Верона, это мама!» Через 20 минут она отвела меня в сторонку и спросила ошеломлённо: «Что это ещё за баба? Она не принесёт тебе ничего кроме горя. Может, ты думаешь, что она станет заботиться о тебе? Думаешь, что она будет с тобой и в радости и в горе? Думаешь, что если ты вдруг заболеешь гриппом, и тебя будет рвать, эта женщина будет убирать блевотину?» Но я защищал её: «Нет, я не верю, что она будет это делать, но мне всё равно, она мне нравится!» Я сказал Вероне: «Все люди, которых я знаю, против тебя. Моя семья, мои друзья, мои деловые партнёры — все меня предостерегают». И что же ответила Верона? «Да, они просто не хотят, чтобы тебе досталась такая клёвая женщина». Этому я верил или, по крайней мере, хотел верить.
Чмок–чмок
Мой внутренний мир медленно, но верно рушился. Теперь добавился ещё и стресс, связанный с моими детьми. Иногда Верона говорила: «Они такие милые!», а потом посылала их всех оптом в задницу. Если я, к примеру, обещал Марку, Марвину и Мерелин заехать за ними в 10 часов к маме, Верона решала, что пора бы повздорить. Если я говорил: «Слушай, мне пора идти, подожди меня. Я должен съездить туда и забрать детей», она угрожала: «Когда ты вернёшься, меня здесь не будет. Я должна сейчас поговорить с тобой». Я умолял: «Давай продолжим потом. Когда я заберу детей». Заканчивалось это тем, что все трое до трёх часов дня ждали меня в саду у своего дома и плакали, потому что не могли понять, куда подевался папа, и это разбивало моё сердце.
