Прислушайся к музыке, к звукам, к себе - Мишель Фейбер
Д. П. Совершенно согласен с Саменуа, к тому же такой вариант поможет понять исходный контекст тем, кому это действительно интересно.
Весь вопрос в том, кто контролирует нарратив. Историк Адам Хохшильд, автор великолепной книги «Призрак короля Леопольда» (King Leopold’s Ghost) о Леопольде II и его Свободном государстве Конго, упоминает, как трудно было собрать письменные свидетельства и истории бедных и бесправных жителей колонии, поскольку их постоянно затмевала обильная документация богатых и влиятельных колонизаторов. И даже если нам придется применить воображение, необходимо найти способ как-то вернуть к жизни сообщества, которые были вычеркнуты из истории, и пометка «трад.» не решает этой задачи, особенно если песня зародилась в среде порабощенного народа.
Д. П. [об альбоме Боба Дилана Highway 61 Revisited]: Дилан – еще один артист, понять которого мне удалось далеко не сразу, и мне до сих пор кажется, что его слегка переоценивают. Годами его пытались впихнуть в меня так настойчиво, что в итоге я начал его ценить, хотя подозреваю, что борьба, которую он стремится изобразить своими натужными гласными, это просто мучения человека, не умеющего петь.
Д. П. [об альбоме Rolling Stones Exile On Main Street]: Поразительно, что этот альбом был записан всего в двух часах езды по побережью от того места, где жил и умер Пикассо, который говорил: «Я хочу жить, как бедный человек с деньгами». То же самое происходит с хип-хопом в XXI веке. Думаю, изначально черные артисты воспринимали [попытки белых идентифицировать себя с черной музыкой] как символ власти. KRS-One даже пел «теперь белые ребятишки зовут себя ниггерами» с некоторым самодовольством. Но мне кажется, весь смысл теряется, если апроприация происходит цинично, ради наживы. Это привело нас к ситуации, в которой, перефразируя Саймона Рейнольдса, музыка перестает быть инструментом трансляции важных социальных и политических идей широкой публике. И для большинства людей в системе, внутри которой мы сейчас живем, это не проблема.
Д. П. [о What’s Going On Марвина Гэя]: Во времена моего детства этот альбом был буквально везде. Не помню, когда я услышал его впервые – должно быть, еще в материнской утробе.
М. Ф. Если бы вам предложили выбрать один альбом чернокожего артиста, который войдет в топ-10 в мейнстримном журнале, вы бы выбрали What’s Going On? И если не его, то что?
Д. П. Ничего не имею против What’s Going On – это отличный альбом. Но я выбрал бы что-то более современное. Думаю, Voodoo Д’Анджело – до сих пор один из самых выдающихся, а может, и лучший альбом XXI века. И меня поражает, что такие люди, как Гил Скотт-Херон и Донни Хэтэуэй, почти никогда не попадают в эти списки. Один мой друг весьма дерзко заявил, что Джеймс Браун – самый важный музыкант XX века, но если подумать, с этим не поспоришь. Хендрикс, Фела Кути, Гэй, Принс, Майкл Джексон и так далее – все они чем-то обязаны Джеймсу Брауну. И, между прочим, почему мы до сих пор не упоминали Принса и Майкла Джексона?
Мне любопытно, как долго подобные списки будут оставаться актуальными. Они составляются для людей, которые ориентируются на них в иерархически организованной популярной культуре, где таинственные господа, остающиеся за кулисами, сообщают, что есть хорошо, в одностороннем порядке и не дают возможности что-то ответить. Остается только пойти в музыкальный магазин и постараться не прогадать, выбирая, на что потратить деньги.
Мне кажутся интересными исполнители вроде Эда Ширана: если бы он работал в девяностые, его позиционировали бы как певца и композитора вроде Дэвида Грэя или даже, может быть, Майкла Бубле. Однако мы видим, как он радостно бросается в объятия какого-нибудь Фаррелла Уильямса или Stormzy, потому что ему нет дела до категорий в музыкальном магазине.
Если тебе двадцать два и ты интересуешься музыкой, разве не плевать, что думает журнал Rolling Stone о лучших альбомах всех времен? Ты вообще слушаешь альбомы? Думаешь о жанрах? Напротив моего дома в Пекхэме есть модное кафе, и там работают молодые креативные ребята их тех, кто обычно учится в Камберуэлльском колледже искусств. Иногда они ставят реально классную музыку, и когда я спрашиваю, что это, в восьми случаях из десяти они отвечают, что не знают, что это какой-то случайный плейлист, который им понравился, и они добавили его к себе в SoundCloud.
М. Ф. Еще один вопрос, который я не задавал другим собеседникам (все они были либо американцами, либо британцами), но задам вам, потому что у вас особый интерес к Европе. Все кандидаты на место в списке лучших / величайших альбомов и песен – почти исключительно англоязычные произведения. Слушатели в Британии и США совершенно не готовы рассматривать варианты на других языках. Им даже не приходит в голову, что великие музыканты могут творить не на английском. Вы сталкивались с таким предубеждением?
Д. П. Ну, разумеется. Когда я работал диджеем на радио BBC Radio 1Xtra, я хотел составить программу с музыкой чернокожих артистов со всей афро-европейской диаспоры. И речь не о какой-то замшелой идее типа «музыки со всего света», а о свежих, современных вещах – французском хип-хопе, немецком грайме, шведском соуле, авангардных музыкантах вроде Stromae, Dream Koala и Ibeyi. На меня посмотрели как на ненормального. Они ждали от меня обсуждений, что Рианна надела для прохода по красной дорожке, как она бросила тень на Бейонсе и все в таком духе.
Руководство BBC в то время состояло из белых представителей среднего класса, ghetto fabulous, выходцев из гетто с претензиями на гламурный образ жизни, которым впервые дали работу и разрешили приходить туда в спортивных костюмах. Что характерно, им нравился Себ Чу, который привел Лили Аллен и Марка Ронсона на Universal. Они были одержимы двумя вещами: Лондоном и Америкой. Все, что не происходило оттуда, считалось «нишевым продуктом». Если честно, я думаю, это пережиток британского империализма.
***
Рэндольф Мэтьюс родился в Лондоне, а его родители эмигрировали из Гренады после Второй мировой войны. В молодости он работал инженером телекоммуникаций, и когда он сказал, что хочет бросить это и стать музыкантом, сотрудники Центра занятости подняли его на смех. Сейчас ему сорок девять, и он построил успешную международную карьеру певца, композитора, перкуссиониста, танцовщика и преподавателя, главным образом работая за пределами мейнстримной культуры. Его музыка охватывает соул, джаз, африканские и карибские мотивы, а также