Хроники. От хулигана до мечтателя - Билан Дима
Нам с Маргаритой Иосифовной удалось выбрать для исполнения два романса и одну русскую народную песню. Надо ли объяснять, как сильно я волновался и как старался не пропустить ни одной рекомендации моей наставницы? Я занимался с ней почти каждый день — ездил и в Гнесинку, и даже к ней домой. Втихую я записывал ее слова на кассету и прослушивал их дома.
Незадолго до экзамена Маргарита Иосифовна подарила мне диск с автографом уже известного на тот момент Филиппа Киркорова — на удачу. Все это, конечно, вдохновляло.
***В день экзамена я зашел в храм Вознесения Господня у Никитских ворот. Я поставил свечку Николаю Угоднику и попросил его о помощи в моих замыслах. Я стоял перед иконой и мысленно объяснял святому, насколько это для меня важно и как я буду благодарен Господу за безусловную милость его. Затем я вышел из храма и целиком положился на судьбу, ибо сам я уже сделал все что мог.
К моему счастью, в тот год на вокальное отделение теноров набралось намного меньше абитуриентов, чем по остальным тиситурам. [2]Это увеличивало мои шансы стать студентом — к слову об упомянутой выше синей птице.
И еще одно знаковое открытие: председателя приемной комиссии звали Виктором Николаевичем, как и меня. Он был старейшим педагогом Гнесинки. Светлая ему память! Виктор Николаевич потерял руку на Великой войне, но это не мешало ему руководить вокальным отделением и растить талантливых воспитанников.
Естественно, что я сразу заметил совпадение. Нервничая, как акробат перед сальто-мортале, я переступил порог кабинета, где проходил экзамен, и, собравшись c духом представился:
— Белан, Виктор Николаевич!
Седой педагог с интересом взглянул в мою сторону.
— Ну, здравствуй-здравствуй, тезка, — усмехнулся он и указал мне, где стать.
— Вас ведь тоже Виктор Николаевич зовут, — сказал я в волнении. — Наверное, это судьба, что экзамен у меня принимаете именно вы...
— Может быть, может быть, — ответил педагог, не прекращая улыбаться. — Давай посмотрим, что ты нам приготовил.
И я запел:
На заре туманной юности
Всей душой любил я милую:
Был у ней в глазах небесный свет,
На лице горел любви огонь.
С ВИКТОРОМ НИКОЛАЕВИЧЕМ СТУЛОВЫМ
Я пел и — очевидно, от нервов — эмоционально размахивал руками. Мне это помогало, а вот приемной комиссии почему-то не нравилось.
Руками можешь не двигать? — спросил Виктор Николаевич, не прерывая романса.
От испуга я запел громче и замахал своими непутевыми конечностями совсем уж неистово. Педагогу пришлось дослушивать меня именно в таком состоянии.
Я вышел из кабинета с опрокинутым лицом. Пугая своим пепельно-бледным видом ожидающих очереди абитуриентов, я спустился вниз, где меня ждала Светлана. Она отвела меня к скамейке, усадила и только тогда осторожно поинтересовалась, как все прошло. Я почему-то кивнул и, кажется, сказал, что все в порядке... Были и другие экзамены. Музыкальная литература, сочинение, посвященное 200-летию со дня рождения Пушкина. В общем, не все так просто...
Всю неделю до их объявления от меня можно было прикуривать. А столичные комары, садясь на мою южную кожу немедленно сгорали, обдавая меня запахом паленой шерсти.
Но настал день, и я, как и многие, дрожащей рукой провел по листку, вывешенному в вестибюле Гнесинского училища.
Мое имя было в списке.
Оно там было! Странно, что я не упал в обморок — щемящего и трепетного чувства такой силы я до того момента не испытывал. Неужели?.. Да, точно... я поступил в Гнесинку!!!
Как хотите, а без Николая угодника здесь не обошлось.
Глава 10
СТУДЕНЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ И ПЕРВЫЕ ЭСТРАДНЫЕ ОПЫТЫ
Что такое Гнесинка • Наша столовка: подносы с едой и нотами • Я, она и резоны ее родителей • Пора входить в шоу-бизнес! • Мои первые съемки и поедание насекомых • Я смотрю свой клип, или «Что это за парень?!» • Моя песня на MTV! • Кастинг в группу: «Делай сольную карьеру, ты не в формате!» • Я расхожусь с родителями Аллы и переезжаю 
Современное здание Гнесинского училища, овеянное легендами, отшлифованное крылами витающих над его обитателями муз, — это огромный одиннадцатиэтажный корпус, доверху наполненный звуками, чувствами, мелодиями и неосязаемым духом студенчества. Первокурсники входят в Гнесинку с искрящимися от восторга глазами. Не веря своему счастью, они перепархивают из кабинета в кабинет, от преподавателя к преподавателю.
Занятия — с понедельника по пятницу плюс суббота. Предметы начинались с девяти-десяти часов утра и, с перерывами на отдых и самоподготовку, тянулись до девяти вечера. K девяти утра приходили не все, но это нормально. В 11.45 я, что бы ни случилось, отправлялся на специальность — в это время в моем расписании значились индивидуальные занятия вокалом. Специальность проходила в классе № 49 с видом на Новый Арбат. Это было пафосное помещение с витражом в имперском стиле — сквозь цветные стекла можно было разглядывать Поварскую улицу и Верховный суд. Кстати, упомянутое здание суда позже не раз появлялось в моей жизни, причем в довольно зловещем качестве. Но для беззаботного студента оно выглядело вполне невинно.
Среди изучаемых предметов были: мировая художественная культура, ансамбль, хоровое сольфеджио, оперный класс, танец... Позже добавился итальянский язык, но это случилось лишь спустя два курса.
Обучение музыке не прекращалось даже в студенческой столовой, где мы болтали и репетировали часами. Co стороны это выглядело забавно. На столах в несколько слоев — ноты, поверх них подносы с посудой разной наполненности. А в воздухе — привычные ароматы столовки и непередаваемый гул спорящих и распевающихся студентов.
Между тем я по-прежнему дружил с Аллой и обитал в доме Константина и Светланы в районе Фили. Вот вы спросите: какой резон этим людям проживать с молодым парнем из Кабардино-Балкарии? Причем не просто жить с ним под одной крышей, а кормить, поить и одевать его?
1-Й КУРС ГНЕСИНКИ
Ответов может быть несколько. Во-первых, и Костя, и Светлана имели восточные корни, что как-никак подразумевает определенную степень гостеприимства. Во-вторых, им действительно нравилось мое творчество, и они понимали, что симпатичному талантливому юноше нужна поддержка в большом городе, а в одиночку ему будет ох как сложно. И в-третьих...
Алла мне нравилась. Ее родители видели и это, и то, что я сам нравлюсь Алле. Они старались не препятствовать развитию событий. Просто ожидали, что же будет дальше. Я, в свою очередь, оставался не по годам серьезным парнем — особенно если учесть, что мои чувства к Зарине окончательно не исчезли. Думал я примерно следующее: «Конечно, Москва и все ее прелести — это сказочно интересно, но мне нужно учиться». Из вольностей я позволял себе лишь подержать Аллу за руку на заднем сиденье авто, когда Костя вел машину — при этом мы делали вид, будто ничего происходит. Сердце бешено колотилось, адреналин бил голову но я все же не выходил за рамки.
