Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
– Разве это было бы вам неприятно? Разве вы не хотите, чтобы ваша племянница нашла хорошего мужа? А ведь в Молсвиче возможности для этого невелики.
– Извините меня, миссис Брэфилд, но о замужестве Лили я не говорила еще даже с ее опекуном. А приняв во внимание ее ребяческие вкусы и привычки, вне зависимости от ее лет, я нахожу, что для рассуждений на тему о браке Лили еще не настало время.
Получив такой отпор, Элси переменила разговор, коснулась какого-то предмета, который в эти дни занимал всех в газетах, и скоро ушла. Миссис Камерой удержала руку, протянутую ей гостьей, и сказала таким тоном, который, хотя в нем и чувствовалось смущение, звучал вполне серьезно:
– Милая миссис Брэфилд, позвольте обратиться к вашему здравому смыслу и расположению, которым вы удостаиваете мою племянницу, и просить вас не рисковать ее душевным спокойствием намеками на честолюбивые планы, о которых вы мне говорили. Крайне маловероятно, чтобы молодой человек с такими возможностями, как мистер Чиллингли, стал серьезно думать о женитьбе на девушке не своего круга и…
– Постойте, миссис Кэмерон! Я должна прервать вас. Личные качества Лили, ее миловидность и грация украсят любой круг общества, и, кажется, я поняла из ваших слов, что, хотя ее опекун, мистер Мелвилл не очень высокого происхождения, ваша племянница, мисс Мордонт, происхождения такого же благородного, как и вы.
– Да, по рождению, – сказала миссис Кэмерон, подняв голову с внезапной гордостью. – Но, – прибавила она, неожиданно перейдя к холодному смирению, что с того? Девушка без состояния, без связей, воспитанная в маленьком коттедже, под опекой художника, сына городского клерка, которому она обязана приютом, принадлежит не к той сфере, к какой относится мистер Чиллингли, и его родные не одобрят такого союза. Вы жестоко поступите с ней, если превратите невинное удовольствие, которое она находит в обществе умного и образованного собеседника, в волнующий интерес, который – раз уж вы напомнили мне ее лета – девушка, даже столь похожая на ребенка, как Лили, может почувствовать к тому, кого ей представят как возможного спутника жизни. Не делайте этой жестокости, не делайте, умоляю вас!
– Положитесь на меня! – воскликнула добросердечная Элси, и слезы покатились из ее глаз. – То, что вы высказали так умно и так благородно, никогда не приходило мне в голову. Я мало знаю свет – совсем не знала его до замужества. Прекрасно относясь к Лили и уважая мистера Чиллингли, я вообразила, что не могу лучше услужить им обоим, как… как… Но я теперь вижу: он очень странный. Его родители действительно могут возражать не против самой Лили, но против указанных вами обстоятельств. А вы не захотите, чтобы она вошла в семью, которая приняла бы ее не так дружелюбно, как она того заслуживает. Я очень рада, что поговорила с вами об этом. К счастью, я еще не наделала глупостей и теперь уже их не сделаю. Я пришла предложить вам поездку к развалинам римской виллы, в нескольких милях отсюда, и пригласить мистера Чиллингли. Но я больше не стану предоставлять им возможности часто встречаться.
– Благодарю. Но вы все еще не понимаете меня. Я думаю, что Лили интересуется мистером Чиллингли не больше, чем новой бабочкой. Я не боюсь их свиданий при тех отношениях, какие существуют теперь, по моим наблюдениям они вполне невинны. Я только боюсь, чтобы какой-нибудь намек не заставил ее увидеть его в новом свете – для нее невозможном.
Элси ушла в сильном замешательстве и с глубоким презрением к неведению миссис Камерой относительно того, что может случиться с молодыми людьми, проводящими время вдвоем.
Глава XVII
В тот самый день и почти в тот самый час, когда происходил изложенный выше разговор между Элси и миссис Кэмерон, Кенелм в своих уединенных полуденных странствованиях забрел на кладбище, где его недавно застала Лили. Он нашел ее тут, стоящей у цветов, посаженных ею вокруг могилы ребенка, за которым она ухаживала так усердно и тщетно.
Густые облака скрывали солнце. Это был один из тех дней, которые так часто придают меланхолическое настроение душе английского лета.
– Вы приходите сюда слишком часто, мисс Мордонт, – тихо сказал Кенелм.
Лили, не удивившись его появлению, повернулась, но задумчивое лицо ее что бывало очень редко – не просияло.
– Нет, не слишком часто. Я обещала приходить так часто, как только могу, а я уже говорила вам, что никогда еще не нарушала своих обещаний.
Кенелм ничего не ответил. Вскоре девушка отошла от могилы. Кенелм молча шел за ней, пока Лили не остановилась перед старой могильной плитой с истертой надписью.
– Посмотрите, – со слабой улыбкой сказала она, – я положила сюда свежие цветы. С тех пор как мы встретились здесь, на кладбище, я много думала об этой могиле, столь заброшенной, столь забытой, и… – Она на миг замолчала, потом без связи с предыдущим продолжала: – Вы не находите, что вы слишком… как бы сказать, слишком эгоистичны, углубляясь в себя, размышляя и мечтая о себе?
– Да, вы правы, хотя, пока вы не обвинили меня, моя совесть этого не замечала.
– И не находите ли вы, что, думая об умерших, которые не могут участвовать в вашем здешнем существовании, вы избавляетесь от мыслей о себе? Когда вы говорите: «Я сегодня сделаю то или это», когда вы мечтаете: «Я стану завтра тем или этим», вы думаете или мечтаете только о себе и для себя. Но когда вы думаете и мечтаете об умерших, которые не имеют никакого отношения к вашему сегодняшнему или завтрашнему дню, вы выходите за пределы своего я.
Как все мы знаем, Кенелм Чиллингли поставил себе жизненным правилом никогда ничему не удивляться. Но, услыхав эту речь из уст укротительницы бабочек, он до того изумился, что после продолжительного молчания мог лишь промолвить:
– Мертвые – это наше прошлое, а в прошлом заключается все, что в настоящем или будущем может вывести нас из нашего природного я. Прошлое решает наше настоящее. По прошлому мы угадываем наше будущее. История, поэзия, наука, благосостояние государств, совершенствование отдельных людей – все это связано с могильными плитами, надписи с которых стерты. Вы поступаете правильно, украшая истлевшие могильные камни свежими цветами. Только в общении с умершими человек перестает быть эгоистом.
Если речь недостаточно образованной Лили была в первый миг выше понимания ученого Кенелма, то теперь слова Кенелма оказались выше понимания Лили. И она тоже помедлила, прежде чем ответить:
– Если бы я знала вас ближе, мне кажется, я лучше бы вас понимала. Мне хочется, чтобы вы познакомились со Львом. Мне приятно было бы послушать, как вы станете говорить с ним.
Беседуя таким образом, они покинули кладбище и теперь шли по тропинке. Лили продолжала:
– Да, мне было бы интересно послушать ваш разговор со Львом.
– Вы говорите о вашем опекуне, мистере Мелвилле?
– Да, вы ведь знаете о нем.
– А почему вам был бы интересен мой разговор с ним?
– Потому что есть такие вещи, где я сомневаюсь, прав ли он, и я попросила бы вас объяснить ему мои сомнения. Вы ведь сделали бы это, правда?
– Но почему вы не можете сами объяснить ему свои сомнения? Разве вы боитесь опекуна?
– Нет, конечно, не боюсь! Но… Ах, сколько сюда идет народу! Сегодня в городе какое-то скучное сборище. Давайте сядем на паром. Другой берег ручья гораздо приятнее, и там мы будем одни.
Лили повернула направо, и они спустились с пологого берега ручья. Там, на маленьком пароме, дремал старик перевозчик. Сев рядом, они медленно заскользили по тихой воде под пасмурным небом.
Кенелм хотел возобновить разговор, начатый его спутницей, но она покачала головой и бросила многозначительный взгляд на паромщика. Очевидно, то, что ока хотела сказать, не могло быть сказано при посторонних, хотя старик едва ли стал бы прислушиваться к словам, не обращенным прямо к нему.
Однако Лили именно к нему и обратилась:
– Итак, Браун, корова совсем выздоровела?
– Да, мисс, спасибо, дай вам бог здоровья. И как это вы одолели старую колдунью!
– Это не я одолела колдунью, Браун, а фея. Вы знаете, феи гораздо сильнее, чем колдуньи.
– Так оно выходит, мисс.
Лили обернулась к Кенелму.
– У мистера Брауна – славная корова, которая внезапно заболела. Они с женой были убеждены, что корову сглазили.
– Разумеется, сглазили. Недаром тетка Райт сказала моей старухе: «Ты пожалеешь, что продаешь молоко», – и страшно ее изругала. В ту же самую ночь корова захворала.
– Постойте, Браун! Тетушка Райт сказала, что ваша жена пожалеет не о том, что продает молоко, а о том, что разбавляет его водой.
– А как бы она могла это узнать, если она не колдунья? У нас покупают молоко все знатные господа, и никто еще не жаловался.
