Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника

Мечник чувствовал себя виноватым в отношении его, никогда, однако, не признался бы в этом первый; теперь был сломлен покорностью и мягкостью и был возмущён на самого себя. Пошли вместе, как если бы никогда ничего не портилось между ними, говоря о турках, о короле, о походе, о дворе и не касаясь раздражительных вещей. Поскольку Збоинский в этот день собирался поклониться королеве и быть у двора, Янаш с ним попрощался, так как имел также занятие, данное королём. Вечером договорились встретиться.

Мечник в духе упрекал себя в вине.

Но, однако, речь вовсе не шла, чтобы сменить убеждния для дочки и брака. Хотел отблагодарить Янаша за неблагодарность, но совсем иным способом – поддерживать его у короля, показывая ему доброе сердце. В Межейевицы не только его не приглашать, но о них, о жене и дочке, при нём избегал вспоминать.

Прежнее весёлое настроение мечника сделало его приятным королеве, которая нуждалась в рвзвлечении, и благодарна была тем, что его с собой приносили.

В беседе Мария Казимира похвалила воспитанника мечника, потому что и она знала Корчака, который был несколько месяцев при дворе, и довольно его любила.

– У меня есть в отношении него планы, – сказала она потихоньку, – ладную панну, прекрасное приданое и доброе имя.

Застряло это в голове старого, а так как имел связи при дворе, узнал, что королева намеревалась сватать Янаша с маркграфиней французской, небогатой девушкой, но прекрасного рода. Его это удивило.

Вечером, когда они снова сошлись, мечник начал издалека расспрашивать о том наследстве скряги. Янаш не очень хотел об этом рассказывать, в итоге, однако, удовлетворяя любопытство мечника, отчитался ему во всём. Пан Збоинский сильно задумался… Всю ночь потом спать не мог, хотя не знал почему.

Рано утром он пошёл в костёл на службу. Тут, как обычно, начал с собой расчёт с совестью. Никогда издавна он у него таким плохим не выпадал.

– Отвратительный грешник, – бейся головой о пол и бей себя в грудь, – говорил он сам себе, – потому что ты полон непристойности и грязи. Ребёнком ты пожертвовал из-за глупого тщеславия, а теперь, когда тебе засветилось золото в карманах бедного парня, ты начинаешь находить в нём вкус и уже тебе кажется не таким далёким. Ха! Признайся, покорись, ты же не подлец, жадный и глупый?

И бил себя мечник в грудь, и плакал.

Если бы кто-нибудь со стороны посмел ему хоть половину острых правд поведать, вызвал бы его на дуэль, наверное, и изрубил, – себе должен был это простить.

Когда месса окончилась, он вышел смирившийся и гневный. Не хотел даже дольше оставаться в Жолкве. Накануне этого дня король дал ему привилей на староство. Мечник подумал, и из расчёта с совестью выпало, что с дипломом за контушем вернулся к королю. Никого не было.

– Наияснейший пане, – сказал мечник, – я хотел поцеловать руку вашего королевского величества за вашу милость, но о новой просить.

Король стоял удивлённый. Мечник достал бумагу.

– Наияснейший пане, сделайте для меня это, прикажите в канцелярии переписать староство на Корчака. Он спас мне жизнь, не знаю, как ему долг отдать. Хлеба по милости Божьей имею достаточно.

Поклонился до колен.

– Я дал бы ему другое, – ответил король, – но реально уже для раздачи ничего не имею.

– То была бы ваша милость, наияснейший пане, а не жертва от меня, а я желаю, чтобы он взял это из моих рук.

– Уступи ему староство, а я консенсус дам, – произнёс король, – согласен на это.

Поклонившись, Збоинский побежал в канцелярию и за несколько дукатов получил замену привилея.

Имея его в кармане, он пошёл в гостиницу, напевая. Корчак должен был подойти. Едва он показался в дверях, Збоинский приветствовал его давней улыбкой.

– Я уж думал, тебя та маркграфиня удерживает, – рассмеялся он.

– Какая? – спросил Корчак, румянясь. – Ни о какой на свете не знаю.

– Здоров шутить, – моргая глазами, сказал мечник, – королева сама тебя сватать собирается.

– Мне о том не снится.

Мечник обернулся, ища бумагу, взял её в руки и встал перед Корчаком.

– Слушай, – сказал он, – ты служил мне верно и честно, я отплатил тебе так, что ты мог посчитать меня неблагодарным. Спокойно уснуть не могу. Наши счёты не окончены. Король мне дал староство Мелницкое, а я выпросил у него право уступить его тебе. Консенсус король подписал. Приветствую тебя, мой староста.

И бросился ему на шею.

Янаш упал ему в ноги.

– Мой пане, которого могу назвать отцом, потому что мне его заменил, не делай этого, прошу! Что мне от этого староства!

– Тебе ничего от него, но мне, мне нужно, чтобы от меня получил. На моей совести будет легче.

Янаш встал и поцеловал руку мечника. Мечник был дивно весёлый. На следующий день он приказал готовиться к дороге.

Вечер прошёл быстро. Раздевшись, Збоинский зевнул и наконец объявил, что укладывается спать.

– Ты иди, но завтра, любезный староста, появись тут с рассветом, чтобы ещё раз попрощаться.

С каким-то странным чувством смешенной грусти и радости Янаш потащился домой. Этот подарок мечника тяготил его, как камень, видел в нём окончание расчётов, род тайной оплаты, погашения долгов и разногласий.

Збоинский не хотел быть в долгу, а иначе отблагодарить не умел.

На следующее утро, когда пришёл в гостиницу, люди мечника и кони уже были готовы. Мечник, посвистывая, доедал полевку, весёлый, как раньше, когда имел перед собой дорогу.

– День добрый пану старосте! – воскликнул он шутливо. – А как вам спалось с привилеем под подушкой?

– Неинтересно, – сказал Янаш, целуя его руку, – потому что я боялся проспать утро.

– И ни на волос этого не произошло. Вы меня знаете? Гм? Я, когда выбираюсь в дорогу, всегда за час готов раньше, чем нужно. Это уж такая натура.

Збоинский велел подать себе дорожный кожушек. Янаш его подпоясал; надел тёплые ботинки, взял в руку шапку. Нежно попрощались. Корчак проводил его до брички. Мечник сел.

С непокрытой головой стоял перед ним Корчак, в его глазах навернулись слёзы. Лошади уже почти тронулись, когда Збоинский обернулся, ударил Янаша по плечу.

– Слушайте, пане староста, – воскликнул он, – как только вам король даст отпуск, я вас ожидаю в Межейевицах.

Эти слова он произнёс громко, отчётливо, медленно, и добавил:

– Пошёл!

Кони, привыкшие к этому голосу, помчались. Корчак хотел схватить руку, но уже было слишком поздно.

Мечник, улыбаясь, попрощался с ним рукой и повторил:

– До встречи в Межейевицах!

Как пан мечник весёлым вернулся домой и приятно удивил жену своим настроением, о том широко писать не видим нужды. С Ядзей поздоровался по-старому, поцеловав её в лоб.

Говорил больше лицом, но устами ничего. Выдержал так минуту, потом будто бы равнодушно сказал:

– Но, но, я встретил в Жолкве Янаша, везёт ему, везёт… Король ему староство дал, а её величество королева хочет его на какой-то француженке женить. Я думаю, однако, что до результата не дойдёт, потому что… потому что я его позвал в Межейевицы.

Голос его дрожал. Ядзя вскочила и упала, плача, к коленям.

– А только уже этих рыданий достаточно, – выпалил он, – когда плохо – ревут, когда хорошо – плачут! Наказание Божье с этими слезами! Чего же больше от меня хотите? Пусть будет в доме весело.

Он обнял дочку.

И на этом кончается история Янаша Корчака и прекрасной дочери мечника.

Примечания

1

Совершенная красота! Несравненная! (лат.)