Александра Анненская - Волчонок
Мальчик поднял голову и увидал подле себе дворника Архипа.
– Да что же мне делать-то, дядюшка Архип? – с недоумением спросил он.
– Эка! Про всякого человека есть работа, только про тебя не припасена. Мало ли дела-то! Вон, взял метелку да смел грязь с тротуара. Мне некогда – надо дрова таскать; а видишь – слякоть какая! На-ка, помети, спасибо скажу!
Илюша давно скучал без дела и потому охотно исполнил поручение Архипа.
Дворник рад был, что нашел себе услужливого помощника, и стал часто давать Илюше мелкие работы, а в награду за исполнение их приглашал его по вечерам в дворницкую, играл ему на гармонике и пел песни. Илюше в дворницкой нравилось гораздо больше, чем в кухне. И Архип, и другой дворник, его помощник, никогда над ним не смеялись; они по большей части даже обращали на него мало внимания. Когда Архип не пел и не играл на гармонии, они чинно и степенно разговаривали друг с другом о своих неприятностях и трудах, или о жизни в деревне, из которой оба недавно приехали. Илюша, сидя в уголке, прислушивался к их разговору, иногда даже засыпал под мерный звук их голосов, и снились ему густые леса, желтеющие нивы, веселые, хотя полунагие ребятишки…
– Слушай-ка ты, Илюша, – обратился раз утром Архип к мальчику: – не даром ты кухаркин племянник, в господском доме живешь: чай, лакейское дело хорошо знаешь?
– Нет, не знаю, – отвечал Илюша: – сапоги разве вычистить сумею да самовар поставить, а больше ничего.
– Ну, больше-то ничего и не надо! Видишь ты, у нас тут в квартире № 26 новый жилец переехал, прислуги не держит, подрядил меня, чтобы я ему услуживал. У него и дела-то нет никакого, только комнату подмести, самовар поставить, да когда пошлет папирос или булок ему купить. Сходи-ка ты сегодня к нему замест меня; мне нельзя, – хозяин посылает…
Это поручение Архипа было для Илюши тяжелее всех остальных. Все господа казались ему такими же строгими и важными, как та барыня, у которой он жил; идти услуживать барину представлялось ему чем-то страшным. Он готов был прямо отказаться, но Архип не дал выговорить ему ни слова и, снова повторив, какая работа требуется для жильца, толкнул его на лестницу к № 26.
Робкими, нетвердыми шагами вошел Илюша в маленькую квартирку, занимаемую Петром Степановичем Дубровиным.
– Это я заместо Архипа служить пришел, – проговорил он на вопрос «кто там?», произнесенный резким голосом.
– Ну, коли так, так делай свое дело и не мешай! – проговорил тот же резкий голос. Илюша огляделся вокруг, отыскивая обладателя этого голоса: ни в крошечной передней, ни в кухне, ни в первой, почти пустой комнате никого не было; только войдя во вторую комнату, он увидел, что за большим письменным столом, заваленным грудами книг и бумаг, сидит человек, одетый не то в пальто, не то в халат, и пишет что-то, нагнувшись так низко, что головы его почти не видно из-за книг. Он был так поглощен своим занятием, что, по-видимому, не обращал никакого внимания на Илюшу. Это ободрило мальчика. Впрочем, и вся-то квартира, в которую он попал, была такая бедная, скудно меблированная, что вовсе не напоминала пугавших его богатых комнат его барыни. В кухне, кроме самовара, кофейника да котелка, и посуды не было; вся меблировка первой комнаты состояла из самого простого стола, старого дивана, трех-четырех стульев да книжных полок, занимавших целую стену. Во второй комнате стояла кровать с тощим матрасом, маленький комод, большой письменной стол да два сильно вытертых мягких кресла и – опять книжный шкаф. Книги валялись на окнах, на комоде, на диване, лежали кучами на полу, даже под кроватью.
«Он, должно быть, торгует этими книгами, – заключил Илюша, – и совсем это не барин, не похож на барина», продолжал думать он.
Эта мысль окончательно ободрила мальчика и он принялся исполнять работу, для которой был прислан: поставил самовар, вычистил сапоги, вымел пол, отыскал в маленьком кухонном шкафчике чайную посуду, поставил ее на столе в первой комнате, внес туда же закипевший самовар и, по возможности смелым голосом, произнес:
– Идите чай пить, самовар готов.
Три раза пришлось ему все громче и громче повторять эту фразу, пока пишущий услышал ее.
Чай он пил молча, рассеянно, видимо занятый совсем другим, и по-прежнему не обращал никакого внимания на Илюшу, который исподтишка с любопытством наблюдал за ним.
С этих пор мальчик стал часто приходить услуживать Петру Степановичу; он аккуратно исполнял его нетрудные домашние работы, выполнял его мелкие поручения; оба они, казалось, были довольны друг другом, но ни разу не обменялись ни одним словом, кроме самых необходимых. Петр Степанович не знал даже, как зовут его маленького слугу, и называл его просто мальчик, а Илюша продолжал считать его книжным торговцем.
Один раз придя по обыкновению к Петру Степановичу, Илюша увидел у него в комнате новость – некрасивую, грязную дворняжку. Мальчик приласкал собаку, она обрадовалась этой ласке и стала неистово скакать около него, визжать, лизать ему руки и лицо. Пока Илюша ставил самовар, Петр Степанович позвал к себе собаку, и через несколько минут мальчик услышал жалобное визжание. Он подумал, что собака попала в беду, и пошел к ней на помощь. С собакой, действительно, делалось что-то неладное: она лежала на полу, судорожно подергивая лапами и хвостом, жалобно визжала и глядела потускневшими глазами.
– Что это с ней? больна она? – спросил мальчик, с состраданием поглядывая на мучившееся животное.
– Оставь, не тронь, делай свое дело! – строгим голосом ответил Петр Степанович.
Он сидел около собаки, внимательно глядел на нее, иногда ощупывал ее, записывал что-то на бумажке, но, по-видимому, не делал никаких попыток помочь больному животному.
«Ишь, какой сердитый! Дал бы мне ее, я бы ее молоком или маслицем попоил, – может, ей и полегчало бы», – подумал Илюша и, не смея высказать вслух своих мыслей, пошел в кухню.
На другой день собака опять встретила мальчика веселая и здоровая, опять ласкалась к нему, играла с ним, а потом с ней опять повторился вчерашний припадок, только в еще более сильной степени. На третий день Илюше удалось узнать причину этих припадков: он увидал, что Петр Степанович приманил к себе собаку, влил ей в рот какой-то жидкости, и вскоре после этого бедное животное в мучительных судорогах повалилось на пол.
«Господи, злодей какой! – думалось мальчику: – это он нарочно морит ее каким-то своим снадобьем… Ишь нашел себе забаву».
В этот день животное мучилось сильнее и дольше, чем в оба предыдущие. Илюша поторопился справить всю свою работу у Петра Степановича и убежать прочь, чтобы не слышать болезненных стонов собаки. Но стоны эти преследовали его и на улице, и в дворницкой, и в кухне тётки. Везде слышался ему болезненный визг бедной, ласковой собачки, виделся жалобный взгляд ее помутневших глаз, как будто просивших о помощи. Наконец он не выдержал и, увидев, что Петр Степанович ушел со двора, оставив, по обыкновению, ключ от своей квартиры у дворника, он решился сходить посмотреть, что делается с собакой. Никем незамеченный, взял он ключ, и тайком, точно вор, пробрался на квартиру Петра Степановича. В ней все было тихо.
«Ну, верно, совсем уморил, разбойник», – подумал Илюша, входя в комнаты. Но нет, собака была жива: припадок ее кончился, и она спала крепким, тяжелым сном.
«Вот, бедная, проспится, выздоровеет, а завтра он опять ее будет мучить, – думал Илюша, с состраданием поглядывая на спавшее животное. – А что, коли взять да унести ее? На что она ему? Пусть бы забавлялся чем другим! Право, унесу! Что он мне сделает? Поколотит, может быть? Ну, да ведь не убьет же! А жаль собаку-то: такая она ласковая да игривая».
Мальчик попробовал разбудить собаку и дать ей просто убежать, но она спала болезненным сном и долго не могла проснуться, а когда наконец открыла глаза, то оказалась до того слабой, что совсем не могла держаться на ногах.
Надо было нести ее на руках. Нести довольно большую собаку так, чтобы никто на дворе не заметил этого, было довольно трудно, да и куда деть ее, пока она больна? С сильно бьющимся сердцем, пугливо озираясь по сторонам, вышел Илюша из квартиры Петра Степановича, держа на руках драгоценную ношу. Он не смел явиться с ней ни в дворницкую, ни в кухню к тётке и решил запрятать ее в пустой чулан, на одной из черных лестниц. Чулан этот стоял незапертым, так как квартира, к которой он принадлежал, была пуста. Илюша отыскал на дворе несколько клочков соломы, уложил на нее собаку и стоял над ней, пока она опять заснула. Потом он отнес ключ от квартиры Петра Степановича в дворницкую, незаметно сунул его на то место, откуда взял, и отправился к тётке на кухню. Но сердце его было неспокойно: во-первых, он сильно тревожился за свою больную, не зная, полезен или вреден ей сон, и беспрестанно бегал смотреть, жива ли она, не околевает ли; во-вторых, он побаивался и сам за себя: в исчезновении собаки из квартиры Петра Степановича заподозрят, конечно, его и уже наверно не похвалят.
