Юзеф Крашевский - История о Янаше Корчаке и прекрасной дочери мечника
Мечник прикрикнул, ни в коей мере не соглашаясь на эту небезопасную экспедицию, но золотая Хандзя настаивала и полушуткой – полуправдой пригрозила гневом, если бы ей так– же, как она говорила, запретили идти на эту необходимость.
Долгие споры были о том, продолжающиеся и не один день, однако же, как это обычно происходит, когда женщина сильно чего-нибудь желает, настоит на своём. Всё же не быстро мечник согласился, хотя с очень сильной тревогой в сердце. Татары, хотя значительная часть их уехала, бродили у границ, а достаточно было маленькой кучки, чтобы могло произойти большое несчастье. Мечникова над этим смеялась. Когда дело дошло до обдумывания выбора в путешествие, также появились большие споры, так как она хотела ехать в малом эскорте, а муж рад был для безопасности дать людей побольше и подобрать самых храбрых, на которых мог безопасно положиться. За это условие он решил, что сам двор назначит компанию.
На дворе мечника находился тогда дальний родственник, бедный парень, но с большими надеждами, Янаш Корчак. Двадцатилетний парень, выпросился бы он в венский поход, если бы не случай, который ему за этот низкий труд приняться не позволил. Объезжая мечникова коня, когда тот его сбросил, Янаш сломал ногу. По правде говоря, доктор-немец, привезённый из Люблина, ногу ему немедленно взял в дощечки и молодые кости отлично срослись, но ему ещё ни много ходить, ни до утомления ездить верхом не дозволили. Янаш клялся, что не чувствует даже самой малой боли, что здоров и имеет силы; идти в поход мечник ему не дал. Но когда пришлось собирать двор для её светлости, он упал в ноги пану Збоинскому, чтобы выпроситься и по причине безопасности быть добавленным. Трудно было ему противостоять, и, сказать по правде, это была почти гарантия, так как Янаш телом и душой был предан мечнику, был храбрый, хитрый, рассудительный и неутомимый. Мечник мог смело доверить ему семью. Старичок капеллан ксендз Фабиан Жудра не мог быть большой помощью, но даже и тот вздыхал, не смея навязываться, а незнакомый край очень желал поглядеть. Старичок был крепкий, необременительный никому, милый в разговоре; мечникова его также обещала забрать. Для коней и для обороны выбрали шесть человек, тех, что были самыми сильными и привязанными к семейству. Кроме этого, двое гайдуков, Голоба и Тракевич, и венгр Гичи собирались ехать.
Янаш, хотя самый младший, предпринял командование и главенство. Оружие для всех людей, не только то, какое могли иметь при себе, но запасное, положили на возы, взяли три свободных коня на всякий случай, предостаточно пороха и пуль. А то, что не всегда людным и гостеприимным краем они должны были ехать, приготовили всевозможной еды, одеял и всё, что необходимо в путешествии. Мечникова и о болезни, упаси Боже кого, подумала, травы, каплей и медикаментов напихав целый ящичек.
Таким образом, Межейевицы они собирались на какое-то время опустошить, так как мечник тянул с войском, а пани сразу хотела выбираться в дорогу, чтобы перед зимой вернуться.
Збоинскому казалось, что он сделает лучше, когда сперва к Доршаку пошлёт верного человека с письмом, объявляя ему о прибытии пани, чтобы, по крайней мере, она нашла очищенными избы и приготовили то, что было необходимо для жизни. У мечника это настроение перед выездом значительно испортилось, он не говорил ничего, однако, боялся. По правде говоря, Гродек до сих пор был свободным от нападения, но околица и сама близость татар и бродяг сильно его беспокоили. Противоположно самой пани, её дочка, Янаш, что командовал экспедицией, даже ксендз были в наилучшем расположении и радовались заранее тому, что собирались посмотреть и что привести с собой.
* * *Солнце заходило за холмы, опоясывающие долину. В сторону городка у подножия замка с двух противоположных сторон показались два всадника, взаимно издалека присматривавшиеся друг к другу.
Один из них, огромный мужчина на сильном коне, покрытом потом и пеной, ехал не спеша. Две сильные бурые валашские борзые бежали за ним следом. Он одет был по-казацки, в меленькой бараньей шапочке на голове, в сивом жупанике, перетянутом кожаным пояском, в длинных ботинках, и имел кнут, привешенный через плечо. Красное лицо, пятнистое, было отталкивающим. Щетинистые рыжие усы добавляли ещё более дикое выражение. Маленькие чёрные глазки, беспокойные, сидящие глубоко, затеняли кустистые брови. Отвисшие губы, спёкшиеся от жары или нездоровья, выглядели как пораненые. Хотя по внешности он выглядел бедно, но гордость и самоволие чувствовались в нём, словно победившего разбойника.
С другой стороны на сильной лошади с вьюками на ремнях, покрытый буркой, немного сдвинутой с плеч, ехал парень, насвистывая песенку, здоровый, сильный, с весёлым лицом, с обычными чертами, загорелой кожей, нерасчёсанными волосами, сама одежда указывала на слугу либо посланца… могущественного дома.
Едучи, он с большим любопытством оглядывался и не спеша направлялся к местечку. Въехав в городок, он остановился тут у корчмы, позвал еврея и, о чём-то его спросив, медленно дорогой двинулся к замку.
Увидев это, оставшийся за ним всадник с борзыми, пришпорил коня и, догнав едущего, обратился к нему, нахмурившись, спрашивая по-русски:
– А куда ты?
Вопрошаемый посмотрел.
– А вам что до этого? – отпарировал он.
Лицо рыжего покраснело и он подбоченился.
– Но! – крикнул он. – Уже оттого, что вы на моей земле.
– Неправда, – сказал второй.
Рыжий вздрогнул и, должно быть, непреднамеренно сжал ногами коня, потому что он встал перед ним на дыбы, за что тот немилосердно стегнул его кнутом и осадил.
– Кто вы? – выкрикнул он. – Как смеете?
– Не горячитесь, – воскликнул, смеясь, посланец.
– Я тут пан!
– Неправда, – повторил другой.
Глаза рыжего налились кровью.
– Говори, кто ты?
– Я на дороге тут вести с вами разговоры не собираюсь, – сказал спокойно втянутый в беседу. – Хотите знать, кто я, езжайте за мной в замок, скажет вам подстароста.
– Какой подстароста?
– По-видимому, какой-то Доршак, – небрежно добавил путник.
Рыжий на мгновение замолчал.
– Ну, это я и есть подстароста Доршак.
Всадник отвернулся, улыбаясь, снял шапку… и не сказал ничего.
– Что это? В какую игру мы с вами играем? – подхватил Доршак.
– Ни в какую, – сказал второй, – я еду к пану с письмом от ясновельможного мечника.
Эти слова немного смутили пана Доршака, на вид он успокоился и смягчился.
– Что вы болтаете! – воскликнул он. – Я, я здесь пан с руки мечника. У нас свободных людей блуждает достаточно, я должен за порядком следить.
– Тогда не говорю ничего, – сказал посланец, – но я вас не знал.
– Езжайте за мной в замок.
Говоря это, Доршак посмотрел на флегматичного посла, на борзых, которые начинали распоряжаться в городке, свистнул и рысью поехал вперёд.
Другой также дал шпоры коню и в молчании двинулся за ним.
В городке эта короткая сцена уже вытравила из домов людей. Евреи стояли перед корчмами, какой-то мальчик вырвался на рынок и борзая его уже было потормошила, когда подстароста ей свистнул. Шапки и ермолки по дороге снимались и люди низко кланялись. От городка дорога в гору привела в замчик. Нужно было преодолеть шаткий и жалкий мост, который весь сотрясался под лошадьми, наконец через сводчатую дверку в воротах они въехали на двор.
Здесь, как ранее на борзых, Доршак пронзительно свистнул, из-за сарая выскочил мальчик в простой рубашке и подросток в короткой свитке, которые взяли коня. Посланец также не спеша уже спешился, сперва отпуская коню подпруги. Только, когда это выполнил и увидел перед собой подстаросту, стоящего с признаками нетерпеливого ожидания, ничего не говоря, он начал доставать из одежды старательно завёрнутые в платок бумаги, которые вручил пану Доршаку.
– Пойдёмте со мной в замок, там в нижней комнате погостите, – отчеканил подстароста.
– Благодарю, пан, – ответил посланец, – но я наперёд о коне и вьюках должен подумать.
На это подстароста ничего не ответил и пошёл быстро к замку. Опускался сумрак и во дворе, защищённом стенами, начинало становиться тускло. Посланец заговорил со слугой, заботясь о коне. Он сам медленно снял вьюки, седла, однако, снять не позволил, пока уставший конь не отдохнёт. Подстароста, миновав нижнюю часть, по каменным ступенькам шибко поднялся на верх, а борзые побежали за ним.
В дверях стояла ожидающая его женщина. Взглянув на неё, легко было узнать восточный тип. Средних лет, некогда, вероятно, очень красивая, брюнетка с чёрными глазами, пышными бровями, римским носом, форменными губами, казалось, состарилась раньше времени, утомлённая, хмурая, но выражение великой энергии выдерживалось во всей физиономии. Голову, покрытую пышными волосами, которые непослушно выбивались из-под шёлкового платка, держала гордо поднятой. На ней была белая одежда, а на ней кафтан из турецкой материи. Любопытными глазами, ничего не говоря, измерила она входящего и письмо, которое держал он в руке.
