Владимир Бенедиктов - Стихотворения (1884 г.)

Чертова башня (Легенда)

Старинного замка над Рейна водойОстался владетелем граф молодой.Отец его чтим был за доблесть в народеИ пал, подвизаясь в крестовом походе;Давно умерла его добрая мать, –И юный наследник давай пировать!

Товарищей много, чуть свистни – гулякиГолодною стаей бегут, как собаки;С утра до полночи, всю ночь до утра –Развратные сборища, пьянство, игра…Игра!.. Вдруг – несчастье… граф рвется от злости:Несчастного режут игральные кости.

На ставке последней всё, всё до конца –И замок, и мрамор над гробом отца!Граф бледен, мороз пробегает по коже…Тайком прошептал он: «Помилуй мя, боже!»– «Эх, ну, повези мне!» – противник воззвал,Хлоп кости на стол – и хохочет: сорвал!

Остался граф нищим. Скитайся, бедняга!Всё лопнуло. Отняты все твои блага.Ты всё проиграл. Чем заплатишь долги?И слышится вопль его: «Черт! помоги!»А черт своих дел не пускает в отсрочку,Он тут уж: «Чего тебе?» – «Золота бочку!»

«И только? Да что тебе бочка одна?Два раза черпнешь – доберешься до дна.Счастливец ты, граф! Ты родился в сорочке!Не хочешь ли каждое утро по бочке?Изволь! Расплатиться ж ты должен со мнойЗа это душонкой своею дрянной…

Согласен?» – «Согласен. Твой ад мне не страшен».– «Так слушай: в верху высочайшей из башенТы завтра же первую бочку повесь!Увидишь, что мигом сосуд этот весьНаполнится золотом высшего сорта.Прощай же, да помни услужливость черта!»

Контракт заключен. Граф остался одинИ думает: «Буду ж я вновь господин!Да только…» И дума в нем тяжкая бродит,И к предков портретам он робко подходит.Святые портреты! – Из рам одногоМать с горьким упреком глядит на него,

Как будто сказать ему хочет: «Несчастный!Ты душу обрек свою муке ужасной!»А он отвечает: «Родная! Спаси!У бога прощенья ты мне испроси!»И вдруг вдохновение мысли счастливойЗажглось у безумца в душе боязливой.

На башне условный сосуд помещен,Да только – открытый с обеих сторон.Граф думает: «Дело пойдет в проволочку,Сам черт не наполнит бездонную бочку.Была бы лишь бочка – условье одно.Вот бочка! Я только ей выломил дно».

И только луч утра над миром явился –Над бочкою дождь золотой заструился,Стучит и звенит, но проходит насквозь;Чертовское дело не споро, хоть брось!Однако до среднего скоро карнизуВся золотом башня наполнится снизу,

А там, как до верхнего краю дойдет,Проклятым металлом и бочку нальет.«Эй, люди! Лопаты и грабли хватайтеИ адские груды сметайте, сгребайте!»Измучились люди, а ливень сильней –И башня всё кверху полней и полней.

Трудящихся дождь металлический ранит,И звонко по черепам их барабанит,И скачет по их окровавленным лбам,И прыщет в глаза им, и бьет по зубам,Те в золоте вязнут, его разметая,И давит, и душит их смерть золотая.

И, видя успех дела чертова, граф«Родная, спаси!» – повторил, зарыдав,Часовня откликнулась утренним звоном,И рухнулась, башня со скрежетом, стономИ с визгом бесовским, – и был потрясенВесь замок, а граф вразумлен и спасен.

Рифмоплет

Друзья! Средь жизненного поляСвоя у всякого судьба,И рифмоплетствовать – есть доляИного божьего раба.Друзья! Вы – люди деловые.Я ж в деле – чуть не идиот,Вы просто – мудрецы земные,А я – безумный рифмоплет.

О да, вы правду говорите –Я только рифмоплет. Увы!Вы ж мудрецы, за не мудритеИ велемудрствуете вы.Я только брежу всё, но внятенИ с мыслью связан этот бред,А мудрый толк ваш непонятен,Зане в нем смыслу часто нет.

Пишу стихи, читаю книгиИ. так гублю всё время я,А злость, ругательства, интригиПредоставляю вам, друзья.Дельцы, достойные почтенья!Едва плетясь кой-как вперед,Вам сплетни все и злосплетеньяПредоставляет рифмоплет.

Из вас, конечно, рифмоплетствомСебя никто не запятнал,И каждый служит с благородством,А я – с пятном, зато и мал.Вы в деловых бумагах быстры,Смекая, что к чему идет,Зато вы метите в министры,А я останусь – рифмоплет.

Разбитый кумир

Скульптор, в восторге вдохновенья,Волшебный образ изваял.Народ, немой от изумленья,Пред изваянием стоял,И наконец главой поникнулУ мраморных кумира ног,И в ослеплении воскликнул,Молясь безумно: «Это – бог!»А вождь страны, от искушеньяНарод желая отвратить,Велел рабам без сожаленьяЛомами статую разбить!

Сказал: «Да сгибнет изваянье!» –И, раздробленное в куски,Погибло светлое созданьеСкульптора творческой руки. –И, над обломками кумираСклоняясь мыслящим челом,Стоял какой-то странник мираВ раздумье грустном и немом.«Кто был преступнее, – он мыслил,В груди тая свой горький плач, –Народ, что камень богом числил,Иль дивной статуи палач?»

Знакомое место

Да! Вот они – знакомые места!Я узнаю: вот улица кривая!Вот – вся в горбах, в ущербах мостовая!И вот она – разбитая плитаБлиз ветхого, погнувшегося дома.О! как она душе моей знакомаИ как ее мне памятен излом!Всё наизусть я вытвердил, как школьник:Уступ, провал, и этот треугольник,Здесь выбитый, с зазубренным углом,И эту щель с ее глубоким мраком,Идущую порывистым зигзагом,Как будто бы когда-нибудь прошлаЗдесь молнии сердитая стрела.О, если б всё так сохранялось в мире,Как эта щель! Прошли десятки лет.Теперь она немного стала шире,И более в ней перемены нет.По-прежнему, чернея и зевая,Она глядит, как летопись живаяС изображеньем верным одногоСтаринного паденья моего.Когда-то здесь так повредил я ногу,Что и теперь хромаю понемногу,А тут жила… предмет любви моей.Я шел туда, я торопился к ней,Шел бойкими и крупными шагами,И, чувствуя мой неземной удел,Я на небо так пристально глядел,Что ничего не видел под ногамиИ – бух в провал! – И как страдал потом!Страдал… Так что ж? Со всем чистосердечьемЯ вам скажу: хоть и остался хром,Я и теперь горжусь моим увечьем.Больной, я был могилы на краю,Передо мной стоял духовный пастырь,На рану воспаленную моюТелесный врач накладывал мне пластырь,И тут… Могу ль я этот миг забыть?Она пришла больного навестить!И я узрел небесное виденье,Благословил стократ мое паденье,И для меня осталась ты свята,Заветная разбитая плита!Хоть щель твоя теперь немного шире,Но если б всё так сохранялось в мире!

В деревне

Нива зеленым ковром покрывается,Всё так роскошно цветет,Солнышко ярче, весна улыбается…Птичка так сладко поет,Всем как-то весело, всё оживилося,Грустно лишь мне одному.Сердце заныло и тяжко забилося, –Жду из Парижа жену.

Ф. Н. Глинке

Когда в какой-то мгле печальнойНедобрый дух меня мутил,Вдруг Иов твой многострадальныйМеня отрадно посетил.Уже я чувствовал терзаньеСкребущих демонских когтейВ душе тоскующей моейИ звал творца на состязанье, –Как вдруг до сердца моегоДошли спасительные звуки,И стихнул грешный ропот мукиВ затворах сумрачных его.Луч веры в грудь мою проникнул.«Опомнись!» – мне вещал творец,И, просветленный наконец,Я вместе с Иовом воскликнул:«Прости меня, прости, творец!»

Где он?

Посвящено Пл. Ал. Кускову

Нейдет он. Не видим мы юного друга.Исчез он, пропал он из нашего круга.Кручинит нас долгим отсутствием он,Грешит, но увидим, рассеяв кручину,Греха молодого святую причину, –Он, верно, влюблен.

Куда б ни пошел он – неловко откинетСтрадальца туда, словно вихрем, – и хлынетВ тот берег заветный крутая волна,Где светит предмет его дум и напева,Предмет, в старину называвшийся дева.Иль просто – она.

Слова ее уст он по-своему слышитИ после своей ненаглядной припишет,Что сам из души он исторгнет своей,Сам скажет себе, что мечта сотворила!И думает: это она говорила!Душа его в ней.

И, к ней относя все созвучия Гейне:«Die Kleine, die Feine, die Reine, die Erne»,На ней отражает свой собственный свет.Не сами собою нам милые милы, –Нет! Это – явление творческой силы:В нас сердце – поэт.

Любит