Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь
Тут Бовил, по-прежнему не теряя отличного расположения духа, круто повернул разговор на общие предметы. Они поговорили об урожае: о торговле хлебом, о положении на рынке. Не забыл он и политики, коснувшись мимоходом международного престижа Англии. Кенелм почувствовал, что тот испытывает его, хочет заставить высказаться, и потому отвечал односложно, выказывая полное невежество по всем затронутым вопросам. И если бы философ, наследник Чиллингли, позволял себе чему-либо удивляться, он, несомненно, был бы поражен, когда Бовил встал, хлопнул его по плечу и с полным удовлетворением заявил:
– Я так и знал, сэр, вы ничего во всем этом не смыслите! Вы джентльмен по рождению и воспитанию – грубой одеждой вы этого не скроете. Элси была права. Дорогая, оставь нас на минуту, одних, мне надо переговорить с нашим молодым другом. А ты пока готовься, скоро поедем.
Элси встала и покорно направилась к двери. Там она приостановилась, обернулась и робко поглядела на Кенелма. Когда она вышла из-за стола, он, разумеется, тоже встал, сделал несколько шагов, чтобы отворить ей дверь. Их взоры встретились. Он не понял значения ее робкого взгляда, нежного, смиренного, умоляющего. Человек, привыкший к победам над женщинами, усмотрел бы в нем нечто большее, нечто такое, что могло бы служить ключом ко многому. Но это нечто было неведомым языком для Кенелма Чиллингли.
Когда мужчины остались одни, Бовил сел и предложил стул Кенелму.
– Теперь, молодой человек, – сказал он, – мы можем говорить свободно. Ваше вчерашнее приключение, пожалуй, счастливейший случай, который вам выпал.
– Я вполне счастлив, если мог быть полезен вашей племяннице. Но, я думаю, ее собственный здравый смысл помог бы ей, будь она даже одна, когда она узнала бы – а это неминуемо должно было случиться, что Комптон, умышленно или нет, оставлял ее в заблуждении, будто он человек холостой!
– Ну его к черту! С ним дело кончено. Я человек простой и прямо приступлю к делу. Увезли мою племянницу вы, с вами она приехала в этот отель. Когда же Элси рассказала мне, как благородно вы поступили, объяснила, что ваши манеры и разговор выдают в вас настоящего джентльмена, я тотчас принял решение. Я приблизительно угадываю, кто вы: сын дворянина, вероятно еще в колледже, надо полагать – не обременены избытком капиталов и в маленькой ссоре с отцом, который не дает вам денег. Не перебивайте меня! Так вот, Элси – славная и хорошенькая девушка, она будет наилучшей женой, какую только можно пожелать. И слушайте внимательно: за нею двадцать тысяч фунтов. Итак, доверьтесь мне, а если вы не желаете, чтобы родители ваши узнали об этом прежде времени, то есть до тех пор, пока дело не будет сделано и им ничего больше не останется, как просить вас и благословить, – что ж, мы в один миг женим вас на Элси, вы и глазом не успеете моргнуть.
Первый раз в жизни Кенелм Чиллингли испытал ужас. Он оцепенел. У него вытянулось лицо, язык прилип к гортани. Если волосы вообще способны встать дыбом, именно это случилось теперь с Кенелмом. Наконец, сделав над собой сверхъестественное усилие, он произнес:
– Жениться?!
– Да, жениться. Если вы джентльмен, вы обязаны это сделать. Вы скомпрометировали мою племянницу – девушку добродетельную, достойную уважения, сэр, сироту, но не беззащитную. Повторяю, вы силою вырвали ее из моих рук, напав на меня, и бежали с ней. Что бы сказал об этом свет? Поверил бы он, что вы вели себя благоразумно? Благоразумное поведение можно было бы объяснить только тем уважением, которое вы питали к своей будущей жене. Да и где вы найдете лучшую? Где найдете вы дядю, который согласился бы расстаться со своей подопечной и двадцатью тысячами фунтов, не спросив даже, есть ли у вас шесть пенсов за душой? И девушке вы понравились, я же вижу – разве отказалась бы она так легко от актера, если б вы не похитили ее сердца? Нет, молодой человек, вы не подлец. Итак, по рукам!
– Мистер Бовил, – ответил Кенелм, к которому вернулось самообладание, я невыразимо польщен честью, которую вы мне оказываете; и я не отрицаю, что мисс Элси может составить счастье человека значительно достойнее меня. Но я питаю непреодолимое предубеждение против брака. Если дозволено религиозному человеку возражать против чего-либо, написанного апостолом Павлом[58], – а вольность эту, кажется, можно разрешить простому мирянину, раз высшие представители духовенства подвергают критике Библию так свободно, словно это «История королевы Елизаветы» Фрула[59], – я протестовал бы против доктрины, будто лучше жениться, чем сгореть; лично я предпочел бы последнее. При таких взглядах не подобает тому, кого вы наделяете почетным званием джентльмена, везти с собой другое существо на жертвенный алтарь. Что же касается репутации мисс Элси, то ведь в телеграмме, которую я вам послал, я предлагал вам спросить в гостинице про «молодого человека», а не про девушку, стало быть, здесь никому не известно, что она не мальчик, если только вы сами об этом не разгласили. И…
Кенелм не мог договорить, так как дядя Элси буквально пришел в бешенство. Чуть ли не с пеной у рта он топал ногами и размахивал кулаками перед самым носом молодого человека:
– Вы смеетесь надо мной, сэр! Но Джон Бовил не из тех, с кем можно так шутить. Вы женитесь на девушке! Я не потерплю, чтобы ее швырнули мне назад. Я не желаю, чтобы она отравляла мне существование всякими выдумками и причудами. Вы увезли ее, ну и оставляйте у себя, или я переломаю вам все кости!
– Что ж, ломайте, – покорно согласился Кенелм, но в то же время стал в такую грозную оборонительную позицию, что пыл его противника разом охладел. Мистер Бовил опустился на стул и отер лоб. Кенелм ловко воспользовался одержанным преимуществом и продолжал кротко рассуждать:
– Когда к вам вернется обычная ясность духа, мистер Бовил, вы сами увидите, в какую ошибку вы впали из-за весьма простительного желания, с одной стороны, упрочить счастье вашей племянницы, а с другой, добавлю я, вознаградить меня за то, что вы сами признаете поведением деликатным и благовоспитанным. Вы ничего обо мне не знаете. Я могу оказаться обманщиком или мошенником, могу иметь всевозможные пороки, однако вы, довольствуясь моим словом или, вернее, вашим собственным предположением, что я по рождению джентльмен, готовы отдать мне племянницу с ее двадцатью тысячами фунтов. Это у вас просто минутное помрачение ума. Позвольте мне уйти, чтобы вы могли успокоиться.
– Постойте, сэр, – угрюмо остановил его Бовил, меняя тон, – я не такой сумасшедший, каким вы меня считаете. Сознаюсь, что я погорячился и говорил грубо. Тем не менее факты остаются такими, как я их изложил, и я не вижу причин, почему вы, человек чести, можете уклониться от женитьбы на моей племяннице. Разумеется, увозя ее, вы искренне заблуждались, но сам факт похищения не подлежит сомнению. И если, предположим, дело дойдет до суда, оно примет для вас и для вашей семьи некрасивый оборот. Одна женитьба могла бы все поправить. Ну, хорошо, я признаюсь, что слишком прямо приступил к деловой стороне. Я больше не настаиваю, чтобы вы тотчас женились на моей племяннице. Вы видели ее только переодетой и в ложном положении. Навестите меня в Оукдейле, погостите с месяц, и если в конце этого времени она не полюбится вам настолько, чтобы вы могли сделать предложение, я отпущу вас и не скажу ни слова.
Пока Бовил говорил, а Кенелм слушал, ни тот, ни другой не заметил, что дверь тихо отворилась и на пороге остановилась Элси. Кенелм не успел ответить на последнее предложение Бовила, как она очутилась посреди комнаты и, высоко подняв голову, с густою краской на щеках и дрожащими губами, воскликнула:
– Дядя, стыдитесь! – потом обратилась к Кенелму и тоном глубокой тоски произнесла: – О, не подумайте, что это делалось с моего ведома.
Тут она закрыла руками лицо и замолкла.
В молодом человеке пробудилось все рыцарство, внушенное ему именем, которым он был наречен при крещении. Он вскочил со стула, преклонил перед девушкой колено и, взяв ее за руку, воскликнул:
– Я так же убежден в том, что слова дяди вас возмущают, как и в том, что вы девушка с чистым сердцем и возвышенной душой. И я буду гордиться вашей дружбой! Мы еще увидимся!
Потом, выпустив ее руку, он обратился к Бовилу со словами:
– Вы недостойны сэр, быть покровителем вашей племянницы. Иначе она не поступила бы так опрометчиво. Если у нее есть какая-нибудь родственница, вы должны отдать мисс Элси на ее попечение.
– Есть, есть! – воскликнула Элси. – Сестра моей покойной матери. Отпустите меня к ней.
– К начальнице школы? – насмешливо заметил Бовил.
– Отчего же нет? – спросил Кенелм.
– Раньше Элси ни за что не хотела к ней ехать. Я предлагал ей это год назад. Тогда ветреница никак не соглашалась отправиться в школу.
