Артёмка (сборник) - Василенко Иван Дмитриевич
Однажды она читала вслух «Каштанку». Описание цирка всколыхнуло в Артемке свежие еще воспоминания. Ему стало грустно.
– Не пишут, – сказал Артемка. – Ни он, ни она.
– Кто это «она»? – с любопытством спросила Леночка.
– Она? Ну Ляся. Разве я не говорил вам? И, как раньше о Пепсе, Артемка рассказал о девочке-канатоходце.
– Странно! – сказала Леночка. – Вот и она не пишет, хоть и обещала. Ни он, ни она. Да хорошо ли они знают ваш адрес?
– Ка… какой адрес? – с внезапной тревогой спросил Артемка, поднимаясь со скамьи.
– Ну, адрес, который на конвертах пишут. Улицу, номер дома, фамилию.
– Улицу?..
Побледнев, Артемка смотрел на Леночку. Вдруг губы его задрожали. Он опустился на скамью, упал головой на руки и заплакал.
Только теперь, впервые в жизни, дошло до его сознания, что никакого адреса у него не было. В самом деле, жил он не по улице, а на базаре, среди беспорядочного нагромождения лавок и лотков. Дом? Но дома не было, была будка. Что касается номера, то Артемка отроду не помнил, чтобы на этой будке висело что-нибудь, кроме вывески с изображением сапога. И что всего ужаснее – ни Пепс, ни Ляся никогда не спрашивали у него фамилию.
Выпытав наконец, в чем дело, Леночка и сама огорчилась. Сначала она не могла даже найти слов для утешения, но потом сказала:
– Может быть, еще не все потеряно. Не отчаивайтесь. Надо справиться на почте. Нам вот тоже письмо долго не приходило. А потом что же оказалось? оно лежало на почте. Адрес был неправильный.
Почта помещалась далеко, в самом центре, да и опасно было выходить. Но Артемка тотчас же вскочил со скамьи.
Оставив на столе тетрадь и книжки, с невысохшими полосками размазанных слез на щеках, он бегом бросился со двора.
Почта была уже закрыта. Артемка принялся стучать в дверь. Сторож прогнал его.
Артемка ушел в будку и всю ночь ворочался на своей скамейке, а утром, чуть свет, опять явился. В ожидании, пока открыли дверь, он измучился.
Почтовые чиновники сидели за решетками, как звери в клетках, и к какому окну подойти, Артемка не знал. Выбрав наконец старичка, по виду самого доброго, Артемка спросил:
– Дедушка, мне письмеца нету?
Старичок записывал что-то в толстую конторскую книгу и не ответил.
Артемка подождал и опять повторил вопрос.
– Пишут, – сказал старичок, не отрывая глаз от книги.
Артемка вздохнул и пошел к другому окошку. Там сидел чиновник помоложе, но с такой страшной бородавкой под носом, что Артемка решил лучше его не трогать. В третьем окне ему тоже сказали, что пишут, а в четвертом ничего не сказали.
Увидев на двери эмалированную дощечку с надписью: «Начальник почтовой конторы», Артемка в отчаянии нажал ручку и оказался в кабинете.
За столом сидел человек в форме и поверх очков смотрел на вошедшего.
– Дяденька, – попросил Артемка, – ну хоть бы вы помогли. Прямо хоть помирай!
– Короче, – сказал начальник.
– Письма я жду. Целый год уже.
– Так что же ты хочешь? Чтобы я тебе его написал?
– Да нет, дяденька! Я говорю, номера на моей будке нету, вот в чем запятая.
– Как это номера нет? – заинтересовался начальник. – Так и живешь без номера?
– Так и живу.
И Артемка рассказал про свою беду.
– Да, – согласился начальник, – без номера жить невозможно.
Он вызвал чиновника с бородавкой и приказал ему разобраться в Артемкином деле.
Чиновник оказался не сердитым. Он подвел Артемку к длинному, под проволочной сеткой ящику, висевшему на стене, и долго перебирал пожелтевшие уже письма и открытки. Потом сказал:
– Нету. Никаким Артемкой и не пахнет. Ты приди часа в три, когда почтальоны вернутся.
В три часа чиновник послал сторожа за каким-то Первухиным. Первухин долго не приходил, а когда пришел, то оказался тем самым старичком, которого Артемка не раз видел на базаре с палкой в руке и кожаной сумкой на боку.
– Вот, – сказал чиновник, – из твоего участка. Артемкой зовут. Целый год ждет письма. Вспомни-ка.
– «Вспомни-ка»! – усмехнулся почтальон. – Разве за год все упомнишь? А номер какой? Артемка рассказал все сначала.
– Теперь вспомнил, – сказал спокойно старик. – Было два письма без фамилии и номера. Одно в Москву вернули, другое – в Астрахань.
У Артемки что-то в груди стукнуло и занемели ноги.
– Что ты? – спросил старик. – Губы как посинели! Ясно, вернули, чего же им тут лежать! И третье б вернули, кабы не ваш базарный сторож. Один он только и догадался, что тебе оно написано. Уж больно адрес смешной. Получил?
– Нет, – прошептал Артемка, еще больше бледнея. – Дедушка, родненький, где ж оно?
– А тут уж я не виноват. Будка была заперта, я в щелку и сунул. Поищи, может, завалилось куда. Кажись, тоже штемпель московский был.
Артемка не помнил; как он выскочил на улицу, как добежал до будки.
Сундук, лохань, деревянную скамью-лежанку – все сдвинул с места, все перевернул и обшарил. Письма не было.
И, когда, без всякой уже надежды, Артемка приподнял висевшую на стене рамку с зеленой картинкой Святогорского монастыря, что-то, прошелестев по стене, упало на пол.
Артемка нагнулся, схватил серый от пыли конверт и проворно разорвал его.
На листке линованной бумаги круглыми, почти детскими буквами стояло:
«Артиомка, где есть ти? Я очень писал тебе письмо. Письмо много ходил и кэм бэк[1] моя квартира. Я очень жду тебя Москва…»
Дальше Артемка читать не стал. Он выскочил из будки, подпрыгнул и колесом проехал между рядами ошарашенных торговок.
А немного спустя он уже бежал на вокзал, крепко прижимая к груди круглую жестяную коробку с шагреневым бумажником и золотистой парчой.
1944
Заколдованный спектакль
Встреча ночью
Мне только что исполнилось пятнадцать лет. Я был разведчиком в отряде товарища Дмитрия. Однажды летней безлунной ночью я возвращался из Щербиновки в Припекино, где находился наш отряд. Край этот кишел тогда немцами, белоказаками, гайдамаками, и я, заслышав издалека лошадиный топот или неясный говор, падал на землю и бесшумно полз по жнивью.
В одном месте, свернув с дороги в рощу, я услышал сдержанный говор и остановился, затаив дыхание. Я стал прислушиваться. Разговаривали двое. Голос одного был густой, утробный, другого – ломкий, как у подростка. Разговаривали они тихо, и за стуком своего сердца я почти ничего разобрать не мог. Но вот налетел ветерок, прошелестел в кустах и донес слова молодого:
– А жить все равно хочется. Я проживу сто лет.
В звуках этого голоса, чуть надтреснутого, но душевного, я вдруг почувствовал что-то давно знакомое, родное.
Меня так и потянуло к этим людям.
Неслышно ступая, я подошел совсем близко, присел за кустом и всмотрелся. На крохотной полянке лежали два человека. При свете звезд я мог различить только, что один был взрослый, а другой юнец, должно быть моих лет.
– Смотри, сколько звезд высыпало! – сказал молодой – Иные голубые, большущие, а иные – как золотые пчелки. И все мигают.
– Звезды! – вздохнул бас. – Что в них толку! Вот если б они нам сказали, убрались уже гайдамаки из балки или еще сидят там, чертопхаи проклятые, нет на них погибели!
Услышав, что поблизости гайдамаки, я решил обязательно выведать у этих людей, где они их встретили, и вышел из кустов на полянку.
– Здравствуйте. Кажется, на попутчиков набрел.
Лежавших точно подбросило. Мгновенно они оказались на ногах. Один, очень длинный, согнулся и нырнул в кусты; парнишка же поднял над головой палку и погрозил:
– Подойди только! Как тресну топором, так язык и высунешь.
– Дай ему! – посоветовал из кустов бас.
Я слегка попятился:
– Да что вы!.. Я ж свой… Я рабочий с рудника…
Молодой всмотрелся, сделал два-три шага ко мне, опять всмотрелся и рассмеялся:
– Ага, испугался! Да это не топор, это сук.
