Виталий Вульф - Величайшие звезды Голливуда Мэрилин Монро и Одри Хепберн
Спектакль впервые был сыгран 18 февраля 1954 года. Постановка не вызвала бурного восторга публики, но была весьма благосклонно принята критикой: «Одри оживила пьесу и вызвала в зрителях сочувствие к своей героине, — писал The Times, — каким бы безмятежным ни было озеро, фея, появляющаяся из него, обладает особыми живыми и подвижными чарами. Игра Одри Хепберн в буквальном смысле сказочна». За «Ундину» Одри Хепберн была удостоена награды нью-йоркского союза театральных критиков и премии «Тони», которую она получила всего через полтора месяца после «Оскара» за «Римские каникулы». Казалось, теперь, когда Одри Хепберн была официально признанной актрисой высшего класса, она могла бы успокоиться, но Одри была так измучена, что едва находила в себе силы выходить из дома. К тому же студия не теряла времени и настаивала на том, чтобы Одри выбрала сценарий для своего следующего фильма. «По контракту право выбора остается за нами, — заявляли на студии, — но для нас важно, чтобы и Одри была счастлива».
Ее защитой от внешнего мира был Мел Феррер: он следил за ее питанием, подарил ей двух пуделей, ограждал от переживаний, возил развлекаться и ругался с режиссером спектакля. Уже скоро Одри не делала ни одного шага, не посоветовавшись с Мелом. Светская обозревательница Луэлла Парсонс не преминула заметить в своей колонке: «У всего Нью-Йорка не сходят с языка имена Одри Хепберн и Мела Феррера, чьи отношения носят не только романтический характер, но и зиждутся на деловом фундаменте. Одри не дает интервью и не фотографируется без Мела и наоборот… Мел не отпускает ее от себя и на пять минут, а она же кажется совершенно им очарованной. Одри не первая из тех, кто не сумел устоять перед чарами Феррера. Теперь он свободен, и потому всякое может случиться». Луэлла была весьма проницательной женщиной: летом Одри согласилась стать женой Мела Феррера.
Она тогда восстанавливала силы в швейцарском городке Бургеншток, а Мел снимался в Италии. Бракосочетание было решено провести в узком семейном кругу: сначала гражданская церемония в мэрии города Буош, а 25 сентября — венчание в церкви Бургенштока. Под проливным дождем Одри, Мел и полтора десятка гостей прошли в храм, заперев двери от назойливых журналистов. Одри была в закрытом белом платье с пышной юбкой до колена от Пьера Бальмена, с венком из маленьких розочек на голове. На фотографиях она выглядит измученной и усталой, но тем не менее счастливой. После короткого приема молодожены тихо уехали, по объездной дороге вернувшись в домик, который снимала Одри. По случайности венчание состоялось в тот же день, что и американская премьера «Сабрины»: представители студии не преминули ввернуть в поздравления молодым слова о том, что они надеются на ее скорейшее возвращение к работе.
Миссис Феррер
Медовый месяц Одри и Мел провели на вилле под Римом, постоянно осаждаемой папарацци. Одри научилась готовить макароны, печь хлеб и — к своему неописуемому счастью — обнаружила, что беременна. Она купалась в своем счастье, однако беременность закончилась выкидышем. Для нее это был жестокий удар, к тому же врачи заявили ей, что при ее телосложении, учитывая перенесенные болезни, у Одри практически нет шансов стать матерью. Трудно сказать, как бы она пережила эту трагедию, если бы в этот момент им не предложили главные роли в постановке «Войны и мира»: режиссер Кинг Видор мечтал видеть Одри в роли Наташи Ростовой и прекрасно понимал, что без Мела она не согласится сниматься. Однако Феррер, от которого зависело принятие решения, не торопился соглашаться: лишь когда их агент Курт Фрингс утряс все финансовые вопросы, контракт был подписан. Согласно ему Одри внезапно стала одной из самых высокооплачиваемых актрис мира: она получала гонорар 350 тысяч долларов, 500 долларов в неделю на повседневные расходы плюс дополнительно оплачивалась работа сверх плана, на весь период съемок ей предоставлялся автомобиль, а сценарий, актерский состав, оператор и гримеры должны были получить ее одобрение. Когда Фрингс сказал об этом Одри, она не поверила своим ушам: «Я этого не стою. Это невозможно. Пожалуйста, никому не говорите!»
Хотя контракт давал Одри неограниченное поле для капризов и требований (чем другие звезды не преминули бы воспользоваться), она была весьма скромна в своих желаниях, справедливо полагая, что режиссеры лучше ее знают, что делать. Она позволяла себе лишь советовать и просить, но никогда не требовала. Она привела в картину оператора Джека Кардифа и гримеров — супругов Грацию и Альберто ди Росси. В роли Пьера Безухова она хотела видеть Питера Устинова, однако его сочли малоизвестным и не слишком мужественным. В итоге Пьера сыграл Генри Фонда, который был гораздо старше своего героя (позже он признался, что прекрасно об этом знал и согласился сниматься исключительно ради денег). Еще она хотела, чтобы Живанши занялся костюмами Наташи, но тот отказался, так как решил, что исторические костюмы «подорвут его авторитет лидера в современной моде». Однако он несколько раз как друг прилетал в Рим, чтобы оценить выбор цветов и тканей для платьев Наташи, а также поддержать Одри.
Съемки шли в очень напряженном ритме: Одри пришлось работать по десять-двенадцать часов в день. Кроме непосредственно съемок, ей приходилось заниматься верховой ездой и танцами, часами простаивать на примерках и беспрестанно репетировать. Однако фильм не получился: Видор, ограниченный необходимостью втиснуть четыре тома романа в 200 минут экранного времени, лишил фильм не только глубины и эпичности толстовского романа, но и нередко смысла и логики в поведении персонажей. Критика приняла фильм с прохладой. Одри в основном хвалили, хотя и отмечали отсутствие развития ее персонажа и некоторую однообразность ее мимики: английский критик Пол Ден прямо писал, что «ее хорошенькое личико с большими глазами московитки, одновременно вызывающее в памяти мордочку олененка и облик фавна, ничуть не меняется». Однако в большинстве своем рецензенты признавали, что игра Одри Хепберн — главное и, по сути, единственное достоинство фильма.
Сам Кинг Видор был до конца своих дней искренне убежден, что Одри — идеальная Наташа: когда он увидел русский фильм Сергея Бондарчука, он с гордостью заметил, что русские «взяли на роль Наташи актрису Людмилу Савельеву, которая в точности соответствовала типу Одри».
По собственному признанию Хепберн, работа над ролью Наташи была самой сложной в ее жизни. Желая отвлечься от напряжения, царившего на съемках этой ленты, она попросила своих агентов подобрать ей «что-нибудь легкое и современное». Оказалось, что как раз в этот момент режиссер MGM Стенли Донен искал исполнительницу главной роли в мюзикл «Смешная мордашка», который, по его замыслу, должен был сочетать в себе историю Галатеи и Пигмалиона, песни Гершвина и высокую моду. После долгих и безуспешных поисков актрисы он, казалось, нашел в Одри свой идеал — однако ту не отпускала студия. Недолго думая, Донен перенес весь проект на Paramount, и съемки начались. Правда, студии пришлось не только согласиться с тем, что часть съемок пройдет в настоящем Париже, а не в павильоне, как планировалось (на этом настаивала Одри, которой хотелось быть рядом с мужем, снимавшимся в Париже в комедии «Елена и мужчины»), но и притормозить съемки «Елены», чтобы у супругов совпали графики: случай в истории кинематографа уникальный.
Партнером Одри был Фред Астер, лучший танцор Америки: сам Жорж Баланчин, а позже Михаил Барышников считали его величайшим танцовщиком века. Танцевать рядом с Астером — это была разом и мечта, и невероятная ответственность. «Снимаясь в мюзикле вместе с Фредом Астером, я реализую мечту всей своей жизни», — признавалась Одри, но только, наверное, Феррер и она сама знали, как же она боялась. Впрочем, Астер тоже нервничал: он знал, на что способна Одри, видел, какой свежей и юной она может выглядеть на экране, и не хотел оказаться на ее фоне старой развалиной: в конце концов ему было уже под шестьдесят. Позже Одри вспоминала их первую встречу на съемочной площадке: «У меня возникло такое ощущение, как будто все мое тело налилось свинцом, а сердце ушло в пятки. И тут внезапно я почувствовала, как он обнял меня за талию и с присущим ему неподражаемым изяществом и легкостью в буквальном смысле взметнул меня вверх. И тут я испытала тот восторг, о котором хоть раз в жизни мечтает любая женщина, — восторг танца с Фредом Астером».
За пять недель были отрепетированы все танцы и записаны четырнадцать песен. Однако, как заметил Донен, «Фред был великим танцовщиком. Но некоторые, включая Джорджа Гершвина, Ирвинга Бергмена и Кола Портера, считали, что его исполнение их песен было еще лучше, чем его танцы. И я задавался вопросом: „О Боже! Будет ли Одри достойна его?“» Видимо, этот же вопрос мучил и саму Одри — причем так, что она от волнения постоянно пропускала ноты и путала слова. Ведь она, в отличие не только от Астера, но и от других своих партнеров по фильму, никогда не училась петь, а тут ей пришлось исполнять достаточно сложные вокальные партии в компании самого Фреда Астера! Она запарывала дубль за дублем, отчего нервничала еще больше, пока Фред — намеренно — не ошибся сам. По словам Донена, он «сказал: „Остановите, остановите… Я промазал. Извини, Одри“. Это была не слишком оригинальная, простоватая шуточка, и Одри, конечно же, заметила ее, и все же она попала в цель, сняла напряжение, показала, что мы все способны ошибаться, и с этого момента работа пошла более гладко».
