Жорж Садуль - Всеобщая история кино. Том 4 (первый полутом). Послевоенные годы в странах Европы 1919-1929
Человек хорошо информированный и с ясным умом, Деллюк бывал исполнен большой горечи. У нас часто цитировали в отрыве от контекста сделанное им замечание: «Говорю вам — и будущее покажет, прав ли я, — что во Франции ощущение кино так же слабо, как и музыки». Слова эти были помещены в конце длинного манифеста, напечатанного в 1917 году, и лейтмотивом его служит фраза «Французское кино будет жить». В заключение Деллюк сетует, «что лирическим идеалом нашей страны остается Гуно», но в то же время напоминает, что Франция создала таких гениев, как Дебюсси, Равель, Дюка и Форе. В следующие годы Деллюк со страстью разыскивал таких «кинематографистов» (des cinéastes) — он сам изобрел это слово, — которые не уступали бы музыкантам. Ему казалось, что он нашел их в лице Ганса, Л’Эрбье, Эпштейна, Жермены Дюлак. Он работал вместе с ними над созданием «одухотворенного импрессионизма, который, я верю, станет истинным творением французского кино в тот день, когда оно будет действительно достойно называться французским. После эпохи Пикассо, Сезанна, Вюйара эпоха кино продолжает эту потребность расцветить наше видение».
Для этой цели Деллюк хотел подготовить публику и основать киноклубы (он создал это выражение) как массовые организации, которыми они не стали при его жизни. Со своей стороны Риччотто Канудо в конце 1920 года основал «Клуб друзей седьмого искусства» (КАСА), ориентировавшийся на кинематографистов и на избранную публику. Он объяснил цели этой организации в своего рода манифесте «Искусство для седьмого искусства» («Синэа», 13 мая 1921 года):
«Незачем напоминать здесь причины, побудившие нас называть порядковым номером новое искусство, в которое мы вложили всю нашу эстетическую веру. Седьмое искусство. Это название утвердилось в нашем языке через два месяца после моего выступления в Латинском квартале. Но следует уже сейчас напомнить, что «Седьмое искусство» для всех, кто его так называет, представляет собой мощный современный синтез всех искусств: искусств пластических в ритмическом движении, искусств ритмических в световых картинах и скульптурах. Вот наше определение кинематографа; и, разумеется, речь идет о Киноискусстве так, как мы его понимаем и к которому стремимся.
Оно — седьмое потому, что Архитектура и Музыка, два высших искусства, с «дополняющими» их Живописью, Скульптурой, Поэзией и Танцем до сих пор составляли гекзаритмический хор — эстетическую мечту столетий».
Без сомнения, Канудо был прав, когда напоминал, что седьмое искусство было синтезом всех искусств, но, как только он начинал многословно излагать свое определение, бряцая прописными буквами, сразу обнаруживалось, как неточна и расплывчата его мысль. Деллюк любил беззлобно поддразнивать «создателя» седьмого искусства и написал: «Господь сказал: «Да будет свет», и почти тотчас же мсье Риччотто Канудо указал ему способ, как надо им пользоваться». Вот как Канудо определял цели своего КАСА:
а) Всеми способами утверждать художественный характер киноискусства.<…>
б) Поднимать интеллектуальный уровень французской кинопромышленности; столько же в целях эстетических, сколько и в коммерческих. Ибо не следует забывать, что французская литература покорила весь мир только своим «качеством».
в) Приложить все усилия, чтобы привлечь в кино творческие таланты писателей, поэтов, а также художников и музыкантов нового поколения.
г) Считать необходимой «иерархию» кинозалов, такую, какая существует в театрах (залы для простой публики и залы для избранной), чтобы положить преграду полному захвату экранов и пагубному влиянию кинофельетонов и чтобы привлечь в кино побольше интеллектуалов, которые от него отворачиваются, не желая поддаваться «нивелировке по низшему уровню», но требуют от спектакля художественной выразительности и поэтому отрицают такого рода искусство, какое видят в кино.
д) Организовать самую активную пропаганду, чтобы дать публике знать о неотложных нуждах кино, об ошибках в организации кинопромышленности и о директивах французских промышленников. И все это — с целью предоставить постановщикам те средства и возможности, которые необходимы сегодня больше чем когда-либо этому новому искусству.
е) Всеми средствами пропаганды воздействовать на правительство, чтобы оно издало справедливые законы и оказало необходимую поддержку киноискусству, хотя бы в той же мере, в какой оно оказывает поддержку театру.
ж) Привлечь внимание публики к зарождению и эволюции кино во Франции с помощью официальной организации первого французского кинофестиваля. Содействовать организации первого конгресса «Латинского фильма».
Первые выступления КАСА начались с 1921 года серией «кинематографических чтений» с участием Абеля Ганса, Рене Ле Сонтье, Жермены Дюлак, Луи Нальпа. Председатель осеннего Салона Франсис Журден поручил Канудо организовать рядом с выставкой живописи, скульптуры и декоративного искусства отделение кино, которое демонстрировалось в 1921 и в 1923 годах.
Но основная деятельность КАСА в начале 1921 года состояла в организации серии обедов по подписке, которые собирали самых разнообразных людей: критиков, кинематографистов, художников, музыкантов, светских женщин, меценатов, политических деятелей, литераторов, представителей «всего Парижа», финансистов и т. д. Рене Жанн, молодой критик, бывший завсегдатаем на этих обедах, пишет:
«На эти обеды… он [Канудо] очень скоро заставил ходить всех снобов Парижа. В конце обеда начинались дискуссии и все говорили… Говорили очень много, и, естественно, высказывали немало глупостей. И если даже глупости порой преобладали над интересными мыслями, что ж из того? Самое важное, что мужчины и женщины, которые, не будь этих обедов, устроенных КАСА, даже не подумали бы о кино, теперь думали о нем, делали его предметом разговоров в светских гостиных и бегали смотреть фильмы, о достоинствах которых говорил им Канудо и его друзья — киношники.
Таким образом создавалась публика для кинозалов, и она считала бы себя опозоренной, если бы вкусы ее не расходились со вкусами массового зрителя и если бы она не высказывала вслух своих претензий… Кино обрело теперь свой узкий круг, замкнутую среду, необходимую для обсуждения новых опытов»[18].
Канудо был также плодовитым кинокритиком. Его писания изобилуют неологизмами, вроде «cinergiste», «écraniste» и т. д., но они имели не больше успеха, чем его суждения, столь же спорные, как и фильмы, которыми интересуется этот горячий, но безалаберный человек, увлекавшийся футуризмом и путавший все ценности. Его мечтой было создание «латинского фильма», объединяющего двадцать шесть народов Европы и Латинской Америки. На шестьдесят шестом обеде КАСА, перед бразильским послом Сузой Дантасом, парижским журналистом Морисом де Валефом и румынской романисткой Еленой Вакареско он заявил:
«Мы хотим создать «латинский фильм». Мы хотим, чтобы пейзажи, традиции и костюмы, чувства и обычаи латинской расы, ее великая жизненная сила и современная деятельность были показаны на всех экранах мира для утверждения ее красоты и могущества…»
Эта утопия была связана с темой политической пропаганды, в то время столь же распространенной, как теперь тема объединенной Европы, и получившей новый смысл несколько месяцев спустя, после похода на Рим и прихода к власти Муссолини. Но к тому времени, в ноябре 1923 года, Канудо умер — в возрасте сорока четырех лет[19].
В заключении к своей книге «Кино и компания» Деллюк высказал некоторое разочарование по поводу того, что ожидает искусство кино во Франции, хотя начал свою статью с выражения твердой веры: «Французское кино будет жить!» В 1919–1922 годы многие значительные фильмы подкрепили его надежду, и он написал в «Монд нуво»:
«Я по-прежнему не верю в неизбежную победу французского фильма. Но я верю во множество отдельных побед, где победителями будут французы… Во всяком случае, я уверен, что французские киноработники скоро добьются, — ибо дело идет о жизни или смерти, — очищения своих ателье от безмозглых коммерсантов, безнаказанных распутников, грабителей и мародеров, которые переполняют наше кино и его убивают».
В еженедельном журнале «Синэа», основанном Деллюком в 1921 году[20], он дает мало критических разборов, но помещает (без подписи) много объявлений, вроде следующего, представляющего настоящий манифест: «КИНО — интернациональный язык, но он должен служить для выражения и передачи индивидуальности каждого.
Шведы при этом остаются шведами.
Американцы остаются американцами.
Немцы показывают себя немцами.
Мы просим русских кинематографистов быть русскими,
англичан — быть англичанами,
а французов — быть ФРАНЦУЗАМИ». (24 июня 1921 года)
При своем явном интернационализме Деллюк решительно требовал, чтобы киноискусство каждой страны находило национальное выражение. Эта мысль была обобщена в виде лозунга, помещаемого на видном месте многих номеров «Синэа» с 25 марта 1921 года до 1922 года, когда Деллюк перестал руководить этим журналом:
