Не дыши! - Найяд Диана
Я сама не позволила бы никому делать ставку на то, что у меня получится. Например, где-нибудь в Вегасе. Я или упрямая дура, или одержимая мечтой Дон Кихота эгоистка. А может, все-таки я – отважный воин, чей дух не будет сломлен.
Я все еще в Ки-Уэсте. Мы созваниваемся с Бонни, которая вернулась в Лос-Анджелес, по шесть раз в день. Марк на острове Сен-Мартена. Мы поддерживаем связь. Он готов попробовать еще раз. Но нужно учесть все. Бартлетт, конечно, не отказывается, но по его голосу я понимаю, что он хотел бы избавиться от меня.
Ди, Полин, Джонбэрри – все мы выходим в пролив для нескольких коротких заплывов. Уже заметно, что лето заканчивается. 17 октября – моя точка невозврата. Я перестала разговаривать. Мои надежды умерли. Я пишу электронное письмо Джону Бартлетту, который на тот момент находился в своем доме на побережье Залива Флориды:
17 октября 2012
Дорогой Джон,
Мне так много хочется сказать. Если вкратце, то игра окончена.
В воскресенье, на рассвете, скорость ветра будет равна 18 узлам в час. А в конце дня – 25.
Максимальная высота волн – 4 м.
Куба останется моей Мечтой. Красивой Мечтой.
Откровенно говоря, я не хочу тренироваться еще один год. Я готова взять свой трофей прямо сейчас. Но у меня нет желания за него бороться.
Спасибо за твои знания, мудрость, терпение. Спасибо за все, что ты сделал для нас. Я не забуду тебя.
Я заканчиваю пытаться в 2012 году. Но я достаточно смелая, чтобы сказать: для меня ничего не закончено. Как всегда, ВПЕРЕД!
Диана
Глава 27
Желание беспредельно
Я все больше времени провожу в одиночестве. Все, чем я живу, перестало интересовать кого-то, кроме меня.
Вернувшись в Лос-Анджелес, Тим завершает монтаж фильма. Он посвятил мне три года, и у него больше нет времени и ресурсов, которые он может потратить ради осуществления моей Мечты. Ему нужно заключительное интервью. Я продолжаю верить, что дойду до конца. Но мой племянник в первую очередь режиссер-документалист. Он должен доделать монтаж. Скучным голосом он спрашивает меня: «Сколько лет твоей жизни ты хочешь отдать всему этому?»
Ответ Бартлетта: «Мое сердце разбито от того, что я оставил вас в одиночестве. Я прекрасно понимаю, вы не остановитесь. Но шансы против вас слишком велики. Я испытал самые острые ощущения. Но я обязан жить своей жизнью».
Моя сестра Лиза: «Твои стремления становятся эгоистичными. Мы все хотим двигаться дальше».
Нина: «Тут простая математика. Мы весь день проводим на лодке друзей, идя со скоростью, превышающей твою в 4–5 раз, пытаясь присоединиться к тебе и твоей флотилии. Ты проходишь только половину пути, а чтобы вернуться на лодках обратно во Флориду, нам требуется 9–12 часов. Диана, не складывается».
Бонни: «Это – то, что причиняет боль. Они могут сбросить тебя со счетов, оставить тебя. Я не сержусь. Я не хочу ничего объяснять им. Я просто не понимаю, почему они сомневаются в тебе. Их капитуляция заставляет меня испытывать лишь сожаление от того, что мы перестали быть одной Командой. Но это не повлияет на вещи, в которые я верю всем сердцем».
Бонни знает, что я за человек. Из какого теста я сделана. Я не смогу и не захочу пытаться что-то сделать без нее.
И далее: «Диана, пойми, если кто и смог бы совершить подобное плавание, то это ты. Просто такого никогда не случится. Его не совершишь ни ты, ни какой-либо другой пловец».
Как ни странно, Кэндис, которая изначально проявляла стойкость, теперь была не против того, чтобы я просто отпустила ситуацию. Она, как я теперь понимаю, с самого начала не особенно верила в успех нашей экспедиции. Но она верила в меня. Кэндис уважает мое упорство. Она дарит мне номерной знак, который она нашла на улице. Он старый, буквы почти стерлись, но там можно прочесть «FAR[46]». И я оставляю его себе. Этот номер будет всегда напоминать мне о Кубе. А Кэндис говорит, что он станет напоминанием о том, как далеко мы зашли в последний раз.
Вместе со знаком Кэндис отдала мне записку. В ней говорилось: «Никто не смеет упрекнуть тебя в непоследовательности. Первый раз, когда мы встретились, 40 лет назад, твоим девизом было: «Способен ли ты преодолеть собственные возможности?» Понимаешь, множество причин указывают на то, что данное плавание не может быть закончено. И все же, если ты веришь в себя, то мне этого достаточно. Ты веришь, что оно реально, и я восхищаюсь тобой. Я не могла оставить тебя в одиночестве. Я тебя люблю. К тому же мне было чертовски приятно стать частью всего этого».
Кажется, CNN за эти три года наша история порядком поднадоела. Они говорят, что если я когда-нибудь решусь на новую попытку, то съемочная группа будет ждать нас уже во Флориде.
Мне приходят письма от океанологов, биологов, спортивных исследователей, других марафонцев и огромного количества поклонников. Весь мир пытается убедить меня, что моя задача невыполнима.
Ну специалисты, наблюдатели, члены Команды, близкие друзья и незнакомцы, безусловно, могут давать оценку огромному списку препятствий, которые, по их мнению, невозможно преодолеть. Но они все забывают об одном ключевом факторе, который превосходит все остальные. Я говорю о силе человеческого духа.
Я достаю скрученный в рулон плакат с цитатой Тедди Рузвельта. Этот плакат долгое время висел на стене моего офиса. Вообще, Рузвельт говорит со своей аудиторией несколько презрительно. Он словно предлагает откинуться на спинку удобного кресла и понаблюдать за парнем на ринге. Его бьют, он весь в грязи и крови. Он падает, поднимается и терпит неудачу снова и снова. Рузвельт говорит, что предпочитает быть парнем на ринге, «посвятил себя достойному делу». И далее – продолжение: «Если ты потерпишь неудачу, знай, что это лучше, чем жить впустую, не познав ни поражения, ни победы».
Когда я говорю Бонни, что попытаюсь снова, она расценивает это не как мою слабость. Она видит в этом здравый смысл. Куба пробудила меня к жизни, я вспомнила, кто я есть. Предстоящий марафон – не просто заплыв от пункта А к пункту Б. Я отказываюсь жить пустой жизнью.
Я доказываю Бонни, что это не мой эгоизм и слепота. Я – профессионал, а не сумасшедшая. Я бы не пробовала пятый раз, если бы не верила, что дойду до конца. Мы действительно провели серьезное исследование. Но я думаю о том, во что превратится мое существование без завершенного дела. Я буду сидеть у себя дома, смотреть кадры экспедиции и гордиться тем, как много мы изучили об океане, ветрах, Кубе за это время? Я не хочу просто так оставлять все это.
Бонни и Кэндис всерьез побаиваются за мой рассудок. Я понимаю, что Природа может показать, что она всемогуща, в самый ненужный момент. Но я верю, что у человека, осмелившегося предпринять пятую попытку, больше шансов победить, чем у того, кто сдался после первого раза. Я вижу другой берег. Я физически ощущаю его.
Бонни молчит. Я не стану давить на нее. Она говорит, что может помочь мне тренироваться, но я должна забыть о Кубе. С точки зрения логики она права. Но я тешу себя надеждой, что в ближайшие месяцы, во время тренировок, Бонни захочет попытаться вместе со мной еще раз.
Правильно это или неправильно? Мне все равно. Возможно, мне просто нравится совершать ошибки. Я не обращаю внимания на возражения и разумные доводы. Мой менталитет «не такая, как все» проявил себя слишком рано. Я возвращаюсь в детство, смотрю на моего эксцентричного папашу, на кроткую, элегантную Люси. Еще тогда я поняла, что мой путь будет не похож на другие. Еще в те времена я начала создавать свои собственные правила игры.
Когда Стив Джобс покинул этот мир, мы с Бонни смотрели 60-минутный фильм, посвященный этому гению. Кто-то рассказывал про него: «Стив просто отказался играть на чужих условиях. Он отделял себя от остальных». Его коллеги, разработчики его компании, просто за голову хватались, когда босс приказывал, например, закончить платформу или создать программу в дико короткие сроки. Но все же своими сумасшедшими, жесткими методами Джобс создал Империю. А программы и платформы всегда создавались в установленный им срок.
