Джон Хардинг - Флоренс и Джайлс

— Вы не показывались в последнее время доктору?

Я еще раз шмыгнула носом и смахнула слезу:

— Нет, сэр, я… — Больше я ничего не смогла прибавить, так сдавило горло.

Капитан поднялся, вышел из-за стола, а потом сел на его край. Протянув руку, положил ее мне на плечо:

— Вы когда-нибудь читали «Макбет»?

Я озадаченно подняла на него глаза.

— Помните ту сцену, когда во время пира Макбету является призрак Банко?

— Да, — пискнула я.

— Это был не призрак, а лишь вина Макбета.

Я прикусила губу, но затем выпрямилась:

— Мне не за что испытывать вину, сэр. Может, только за то, что не смогла помочь мисс Уитекер, что думала недостаточно четко и действовала слишком медленно.

— Ну, конечно, это я и имел в виду.

Часы в приемной начали отбивать часы. Был полдень. Я вернулась к действительности:

— Сэр, мне нужно идти. Если меня долго не будет, это ее всподозрит.

— Что? — удивился Хедли.

Я поняла, что забылась и заговорила вслух на своем сокровенном языке.

— Я хочу сказать, это ее насторожит, сэр, и она может что-то заподозрить.

Встав со стула, я пошла к двери. Капитан опередил меня и положил руку на дверную ручку раньше, чем это успела сделать я.

— Послушайте, я вижу, что вы огорчены, — сказал он и вплотную приблизил ко мне лицо. Его дыхание пахло молоком и корицей, и это меня почему-то немного успокоило. — Я как-нибудь выберу время и заеду к вам, взгляну на эту даму. Если замечу что-то подозрительное, я ею займусь, в этом вы можете на меня рассчитывать.

Смахнув со щеки еще одну слезу, я благодарно улыбнулась:

— Спасибо, сэр, большое вам спасибо.

С одиннадцатым ударом часов я поспешно выскочила за дверь — словно двенадцатый удар сулил мне какой-то ужасный конец — и через приемную, мимо ошарашенного полицейского, понеслась обратно.

У кабинета зубного врача я оказалась как раз вовремя. Только я, задыхаясь, подбежала к дверям, как они открылись и показался мой братец. С одной стороны его поддерживала миссис Филд, с другой — мисс Тейлор. Джайлс рыдал, голова моталась из стороны в сторону, а к лицу был прижат платок, весь окровавопятненный. Мисс Тейлор посмотрела в мою сторону, ее лицо скрывала густая вуаль, так что я не сумела разглядеть ее выражения и понять, заметила она мое отсутствие или все прошло гладко.

Увидев меня, миссис Филд со свойственным ей почтительным видом высвободила руку, и Джайлс, отпустив ее, схватился за меня.

— В чем дело, Джайлс? — шепнула я. — Что случилось?

Он с мученическим видом посмотрел на меня.

— Дантист вырвал мне все задние зубы, — прошепелявил он, а на губах появились красные пузырьки слюны, — он не смог найти, который из них гнилой, вот и выдрал их все… так, на всякий случай.

Вы когда-нибудь задумывались, каково оно, быть мертвым? Иногда мне кажется, я так хорошо это знаю, будто я тоже призрак, будто уже умерла и перешла границу миров, чтобы составить компанию мисс Тейлор, «урожденной» мисс Уитекер. Частенько по ночам я потуже заправляю постель, а потом с трудом протискиваюсь под одеяло и тихо лежу, вытянув руки по швам, словно в уютном гробике. Я задерживаю дыхание и воображаю, что темнота в комнате — это могильный мрак. Я представляю, что надо мной крышка гроба. Я думаю о своих похоронах, о том, как все, кого знаю: миссис Граус, Джайлс, может, даже дядюшка, хоть и не могу сказать, что по-настоящему знаю его, Мег и Мэри, и Джон, — все они стоят вокруг темной ямы и смотрят, как гроб со мной опускают в глубомрак могилы. Потом раздается стук — это земля с первой лопаты ударяет о крышку, но скоро звук становится все глуше, глуше, моя могила наполняется, и скоро земля уже падает на землю. Я думаю и о том, как скорбящие возвращаются домой уже почти в сумерках — зимние дни коротки, — уютно устраиваются у камина и заводят разговор обо мне. Но постепенно они переходят к другим темам, и на них незаметно нисходит благодать забвения. Я воображаю, как время от времени кто-нибудь из них вспоминает, что днем они оставили меня лежать в холодной и сырой земле, как понемногу темнеет, а я начинаю свое новое существование здесь, в новом доме, в своей подземной яме.

Когда я возвращаюсь мыслями к мертвому телу, на память приходят «Заживо погребенные» Эдгара По. Тогда я представляю, что еще жива, что кричу и прошу выпустить меня наружу, царапаю ногтями крышку гроба, но надо мной шесть футов земли, меня никто не слышит, лишь я сама слышу свои вопли. Я кричу, кричу, пока голос не отказывает, тогда я могу только хрипеть. И вот, ослабев, я лежу и слушаю собственное дыхание, пока воздух не заканчивается, и нечем дышать и нечего слушать, потому что больше вообще ничего нет.

Мне было жуткодиноко, потому что Джайлс все никак не мог простить вырванных зубов, хотя все они были молочными и скоро все равно бы выпали. Братец злился потому, что почти ничего не мог есть, кроме супа, который он, конечно, тут же возненавидел. Даже перестав обвинять, бедняжка долго еще меня сторонился. Я была благодарна ему за то, что он принес в жертву зубы, позволив мне увидеться с Хедли, хоть наш разговор и не удался, за то, что не выдал меня и не рассказал мисс Тейлор о нашем плане. Правда, я слышала пару словечек, оброненных гувернанткой в разговоре с миссис Граус. Из них я поняла, что, садясь в кресло, братишка кричал «какую-то чепуху» о том, что зубы у него совсем здоровы, а он просто притворялся.

— Если это он притворялся, — рассуждала миссис Граус, — то этот мальчуган — великий актер.

Эти слова заставили меня заподозрить, что бедная женщина, как и я, ни разу в жизни не переступала порога театра.

Итак, я сумела сообщить Хедли о своих опасениях, но за это пришлось заплатить дорогую цену, ведь теперь Джайлс избегал меня и, разумеется, сблизился с новой гувернанткой, а та изо всех сил изображала заботу и сочувствие. Как я ни пыталась объяснить братцу, что ведь это именно она, мисс Тейлор, разрешила дантисту удалить зубы, он меня не слушал. Я то и дело натыкалась на мисс Тейлор и Джайлса, сидящих рядышком, в обнимку, — по-моему, гувернантки не должны вести себя подобным образом. Мисс Уитекер определенно никогда не позволяла себе ничего похожего, да и мне казалось, что это как-то неправильно. Все это означало только одно: хоть мне и удалось привлечь внимание капитана Хедли, зато я своими руками бросила Джайлса прямо в объятия мисс Тейлор, в буквальном смысле. Так я, сама того не желая, невольно поспособствовала злодейке в осуществлении ее плана: помогла сблизиться с Джайлсом и привлечь на свою сторону, облегчив побег и его же собственное похищение.

В день нашей поездки к дантисту случилось еще одно происшествие, изрядно меня напугавшее. После обеда я вышла из столовой. В вестибюле я задержалась у большого зеркала, висевшего там, и стала рассматривать свое отражение. Я увидела высокую, нескладную девчонку, голенастую, как журавль, с длинными руками и ногами и тонкой шеей, с таким бледным лицом, каких не бывает у здоровых людей. Глаза с красными веками были окружены темными кругами размером с блюдце. Белое платье и кружевной фартук висели как на вешалке, как будто в последнее время я не росла, а съеживалась, урастала. Словом, я так скверно выглядела, что с трудом узнала себя. У меня был вид тяжелобольной. Внезапно за мной что-то задвигалось, и в зеркале появилась мисс Тейлор. Она смотрела из-за моего плеча.

— Ты не красавица, Флоренс, — сообщила гувернантка, и белая голубка в моей душе затрепетала и упала наземь, сраженная ее словами. — Но в тебе есть какая-то притягательная сила, а это куда важнее, чем просто милая мордашка.

Мы обе постояли, рассматривая мое отражение.

Раздался шелест шелка, я обернулась и увидела, что гувернантка, не добавив больше ни слова, удаляется. Тогда я снова повернулась к зеркалу, и от того, что я там увидела, кровь застыла у меня в жилах. Потому что у меня за спиной, с торжествующей, издевательской улыбкой на губах, все еще стояла мисс Тейлор. Я закрутила головой, но та, заспинная, уже ушла. Я снова взглянула в зеркало — в нем оставалось ее отражение! Беззвучно смеясь, оно продолжало заглядывать через плечо моего собственного отражения. Мне стало нехорошо. Я поморгала, открыла глаза — она была на месте. Помотав головой, чтобы избавиться от нее, я бросилась бегом по коридору за настоящей мисс Тейлор, но не удержалась, чтобы не притормозить и не взглянуть в зеркало еще один — самый последний! — раз. Она была там — ее отражение, запертое в стекле: голова откинута, рот раскрыт в жутком беззвучном хохоте.

В тот день в библиотеке я рассеянно сидела над «Сердцем-обличителем»,[10] не в силах сосредоточиться — даже такая прекрасная история не могла меня увлечь. Я ни о чем не могла думать, кроме этого чудовищного удвоения моей неприятельницы, заключенной в зеркало, словно жаворонок в тесто. Мне было до смерти страшно при мысли, что я могу опять ее увидеть, но в то же время я не могла дождаться, когда можно будет сорваться с места и побежать проверить, там ли она еще.