Джон Хардинг - Флоренс и Джайлс

Я повторяла то, что уже поведала полицейскому, допросившему меня сразу после «событий». Время от времени я умолкала, чтобы вытереть глаза носовым платком, потому что не могла сдержать слез, они так и лились, или сделать глубокий вздох, прежде чем продолжить рассказ. Капитан, не перебивая, внимательно выслушал до конца, потом помолчал немного, сверля меня глазами из-под скрещенных пальцев, словно я была мертвым зверьком или птицей, которую ему предстояло препарировать.

— Мисс Уитекер упала прямо в воду? — спросил он наконец.

— Ну да, по крайней мере, так мне помнится… — Я замолчала, пытаясь припомнить точнее. — Да, я уверена, что так и было. Я уже говорила, она встала, чтобы забрать у меня весла, и тут лодка закачалась, а она оступилась и, по-моему, наступила на подол своего платья, а потом упала за борт.

Он выпрямился и еще немного подумал.

— И больше ничего не произошло?

— Ничего, сэр. Во всяком случае, я больше ничего не помню. Все случилось так быстро.

— И вы говорите, она упала прямо в воду?

— Да, сэр, прямо в воду.

— Не ударилась ли она головой о борт лодки, когда падала?

Снова наступила моя очередь думать. Я прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти всю сцену, но ничего не получилось. Однако хотя я ничего не увидела, зато услышала звук.

— О да, сэр, теперь, когда вы об этом упомянули, я вспомнила, там был странный звук, вроде громкого треска, перед тем как она упала с громким плеском. Такой звук, как будто человек сильно ударился головой о дерево, понимаете, что я имею в виду?

— Нет, юная леди, я не знаю, что вы имеете в виду. Я никогда не слышал, как о дерево ударяет кость.

Мы сидели и молчали еще вечность или даже две. Я вертела в руках мокрый от слез платок. Капитан сверлил меня глазами. Это было неприятно, но я не собиралась поддаваться какому-то полицейскому вроде него и потому сумела выдержать и не отвела взгляда.

— Возможно, она ударилась головой о борт, отсюда и звук. Я точно не помню. Я ведь уже говорила, все случилось так быстро.

— Очень хорошо, — протянул капитан. Он продолжал поедать меня глазами поверх паучьих пальцев, как будто целился из ружья в беззащитную добычу. — А когда ваша гувернантка упала в воду, вы не попытались ей помочь?

— О, конечно, сэр. Вернее, я, конечно, хотела, но, падая, мисс Уитекер, видимо, толкнула лодку, так что она быстро поплыла прочь. Я оказалась слишком далеко, чтобы помочь ей.

— Полно, юная леди, человек ведь не в один миг идет ко дну. У вас было время направить лодку и доплыть до нее.

— О нет, сэр, ведь весел-то у меня не было. Я же вам говорила, мисс Уитекер как раз забрала их у меня, и тут потеряла равновесие и упала в воду. Весла упали вслед за ней, сэр, и оказались так же далеко, как и она…

Капитан Хедли ничего не ответил.

— Весла потом подобрали, они так и плавали в озере, если помните, сэр. Я пробовала подгрести к мисс Уитекер, пыталась грести руками, но я ведь была от нее футах в двадцати, так далеко отнесло лодку. И еще, лодка такая широкая, что я никак не могла опустить сразу две руки одновременно, сэр. А когда я стала грести одной рукой, лодка закружилась на месте, сэр.

В ответ капитан кивнул, признавая, что так точно описать все детали может лишь тот, кто и вправду пытался это проделать.

— Ну что ж, прекрасно, пока это все, — сказал он наконец. — Вы можете идти.

Я была уже у двери, когда его голос остановил меня:

— О, еще одно.

— Что? — обернулась я.

— Этот звук, звук от удара головы о дерево… или лучше сказать — дерева о голову? Не могло ли оказаться, случайно, что этим деревом было весло?

Я снова смотрела прямо на него, чувствуя, как кровь отливает от лица.

— Даже не знаю, сэр, — ответила я, — ведь это звук, которого я никогда не слышала.

После этого мы с капитаном Хедли встречались еще два или три раза, и каждоразно повторялось одно и то же, мы опять и опять возвращались к тому звуку, он снова и снова допытывался у меня про весла, но мне нечего было добавить. Я чувствовала, что такое положение дел его почему-то не удовлетворяет, но объясняла это особенностями его характера и тем, что ему приходится исполнять такую службу. На коронерском суде я то и дело ловила на себе его странный взгляд — он глядел так, будто я была задачкой, оказавшейся ему не по зубам, и это его восхищало. Коронер, приятный старичок, задал мне множество подобных вопросов, а потом, когда я закончила давать показания, велел занять свое место и распорядился, чтобы мне принесли воды. Отвечая ему, я поднимала глаза и, видя, что Хедли не сводит с меня взгляда, не могла отогнать мысль о том, что во время всех наших встреч его главной целью было отрепетировать мою роль, чтобы я смогла правильно отвечать в суде. Я подумала, что могла бы понравиться Хедли, познакомься мы при других обстоятельствах, скажем на балу — хотя я в жизни ни на одном и не бывала — или на катке. Однако, будучи свидетелем по делу мисс Уитекер, я только сбивала его с толку и приводила в замешательство.

Так почему же я решила, что Хедли захочет помочь мне теперь? С чего бы ему поверить в мою историю, даже если я найду возможность ее рассказать? Трудно было ожидать, что взрослый мужчина, скептик, полицейский, проглотит такую историю, больше похожую на сказку, чем на реальность, — про злую гувернантку, которая замышляет похитить моего братца. И паче того — про то, что она, возможно, не человек, а некое явление потустороннего мира, может, это дух ее предшественницы, нашей умершей гувернантки, которая не пожелала остаться в мире мертвых, предпочтя ему наш.

Но с другой стороны, хоть Хедли и не проявил ко мне дружелюбия, хоть и сверлил синими глазами, он все же оказался моим спасителем во всей этой истории с братом мисс Уитекер. Особенно во время кошмарной сцены в зале суда, когда этот человек встал и раскричался. Он выкрикивал такие ужасные вещи, что мне пришлось заткнуть руками уши. Все это обман, кричал он, смерть его сестры не была расследована должным образом, ее нанимателя следует судить, потому что нельзя было отпускать ее на озеро вдвоем с ребенком, так что некому было ее спасти, да и «вообще, все это крайне подозрительно».

Я чуть не умерла от стыда, когда взоры всех присутствующих обратились на меня, слетелись, как вороны на мертвого кролика. Но Хедли и его люди тут же подскочили к Уитекеру и, рукозаломленного, вывели его из зала суда, где он больше ни разу не появился до конца разбирательства. То же повторилось, когда я выходила из здания суда, а потом и на следующий день. Уитекер подстерегал меня, но как раз, когда мы резко развернули двуколку, вновь подоспел Хедли, отогнал его, и больше никто мне не угрожал. Я подозреваю, что капитан здорово припугнул этого человека, потому что больше я никогда его не видела.

Таким образом, ситуация с Хедли напоминала тонко настроенные, сбалансированные весы, и требовалось лишь чуточку их подтолкнуть, чтобы качнуть чашу в ту или другую сторону. С одной стороны, капитан защищал меня, как рыцарь без страха и упрека, оберегал от боли и унижения и не дал пострадать от руки, а точнее, от языка брата мисс Уитекер. С другой — он, кажется, воспринимал меня как какую-то трудную задачу или загадку, крепкий орешек, расколоть который было под силу только ему. В этом случае то, что он защищал меня от Уитекера, выглядело иначе — почти как забота о своей собственности. И все же мне ничего не оставалось, как обратиться к нему. Других возможностей просто не было — Хедли или никто.

Я решила, что ничего не потеряю, если обращусь к капитану за помощью, но одно дело — решить, а вот осуществить намерение было куда труднее. Полицейский участок находился в нашем городке, в одиннадцати милях от нас. Я никак не могла туда добраться сама, пришлось бы попросить Джона отвезти меня на двуколке. Но не могла же я сказать ему, что «собралась съездить в город». Мне никогда не разрешила бы этого мисс Тейлор, да, признаться, и до ее появления меня ни разу не отпускали одну, даже миссис Граус не пускала. Мы с Джайлсом очень редко бывали в городке, потому что все необходимое для нас имелось в Блайт-хаусе. Здесь нас кормили-поили, снимали мерки, чтобы заказать новую одежду, и лечили, когда мы заболевали.

На последней мысли я задержалась. Здесь, в Блайт-хаусе, нас лечили, но не зубоврачевали. Как-то раз, когда я была маленькой, у меня разболелся молочный зуб, и меня повезли в город на прием к зубному врачу мистеру Филду. Этот мерзкий, раздражительный человечек, по-моему, ненавидел свое ремесло, особенно если приходилось лечить детей. Сейчас мне очевиделось, что дантиста невозможно пригласить в Блайт-хаус из-за его громоздкого оборудования, кресла из кожи и меди (сиденье которого поднималось с помощью педали, так что вас возносило на высоту роста врача) и злобно-унылого фламинго — зубного сверла, которое я ни разу не видела в действии, зато достаточно слышала из приемного покоя, чтобы сейчас вздрогнуть при одном воспоминании.