Д. Ховард - Йоханнес Кабал. Некромант

дверь: внушительная, состоящая из каменных плит, скреплённых полосами анодированного железа.

Кабала больше интересовал замок. Тот, что был врезан в дверь, испортили уже давно в результате

неумелой попытки взлома. Сначала его заменили тяжёлым навесным замком, дужка которого

проходила через запор, надёжно прикреплённый к поверхности двери — теперь он лежал на земле,

полускрытый нездорового вида невысоким кустарником, что пучками рос вокруг. Смотреть на него

нужды не было — Кабал и так знал, что его дужка старательно распилена ножовкой. Вместо него

висел блестящий замок из нержавеющей стали. Он приподнял его одной рукой и отодвинул крышку

замочной скважины большим пальцем. Она легко поддалась: замок оказался в первозданном

состоянии, несмотря на годы в таких влажных условиях. Не было никаких признаков порчи.

Свободной рукой Кабал достал связку ключей из кармана и выбрал маленький ключ. Он вставил его в

замочную скважину и медленно повернул. Пока ключ медленно и без препятствий делал полный

оборот, Кабал чувствовал, как внутри замка движется каждая из металлических деталей. Щелчок

открывшегося замка был едва слышен. Кабал порадовался этому про себя, аккуратно вынимая дужку

из запора и опуская замок в карман. "Не стоит экономить на качестве", — подумал он.

С низким жалобным хрипом дверь открылась на каменную лестницу, ширины которой едва

хватило бы и для гроба и для носильщиков. Бледное неестественное сияние, слабо освещавшее

ступеньки, порождал, по всей видимости, фосфоресцирующий лишайник. Тонким налётом он

покрывал, похоже, весь склеп, производя обманчивое свечение, настолько тусклое, что сразу и не

скажешь, было ли оно вообще. Словно в послеобразе, оставшемся на внутренней стороне века, ему

удалось разглядеть края ступенек, камни окрашенные призрачным светом, а под лестницей — нечто

похожее на раздробленные куски дерева.

Где-то в темноте, за углом, что-то двинулось по полу и по обломкам гроба, отчего те

зашевелились и заскрипели.

Неуёмный гул, создаваемый сверчками, козодоями и лягушками в лужицах на болоте, резко

стих. Ворона рванула у него с плеча в направлении ворот, издав при этом тревожное «Кар!». Кабал с

недовольством посмотрел по сторонам.

— Вот значит как, — тихо сказал он. Подняв фонарь, он полностью сдвинул заслонку и

направил свет яркого ацетиленового пламени вглубь склепа. Что бы там ни двигалось, оно сразу же

перестало. Кабал откашлялся в наступившей тишине.

— Я вернулся, — сказал он. Снизу донёсся резкий выдох, почти шипение. Звук весьма походил

на человеческий. — У меня есть предложение.

Тишина. Кабал наклонился вперёд и положил руку на дверную раму.

— Слышишь? Предложение.

Опять тишина. Кабал начал барабанить пальцами по раме.

— Я прекрасно знаю, что ты меня слышишь. Поговорим как взрослые, или мне снова тебя

запереть, выбросить ключ в ближайшую топь и думать о тебе забыть? У тебя тут, должно быть, не

очень весело. Представь, что это длится десятки лет. Сотни.

Он снова услышал какое-то движение, но оно почти тут же прекратилось.

— Ладно, — сказал Кабал. — Как знаешь. Если такова твоя позиция, надеюсь, она составит

тебе хорошую компанию. Компания тебе понадобится. Прощай.

Он притворился, будто хочет закрыть дверь.

Существо внизу снова шевельнулось. Как гигантский паук, на четырёх тонких конечностях оно

медленно выползло на свет. Растрёпанное и бесформенное, оно то ли ползло, то ли кралось по

обломкам, пока не оказалось у подножия лестницы. Кабал немного уменьшил свет фонаря. Он понял,

что ему трудно смотреть на это страшилище.

— Вот, — сказал он с уверенностью, которой не чувствовал. — Так-то лучше.

При звуке его голоса существо из склепа резко вскинуло голову, и Кабал слегка отпрянул под

его испепеляющим взглядом: взглядом бледно светящихся глаз, что устремился на него

преисполненный неприкрытой ненависти. Кабал понял, что, несмотря на прохладу ночи, его прошиб

пот. Дело оказалось сложнее, чем он думал. Существо хрипло откашлялось, словно впервые за много

лет пытаясь заговорить.

— Ты ублюдок, — сказало оно. От долгого молчания его голос стал скрипучим. — Ты самый

настоящий ублюдок.

Кабал моргнул. Такой сильной враждебности он не ожидал

— Как София? — спросил он, чтобы выиграть время. Существо не отводило глаз.

— Обратилась в прах. И тебе пора. — Оно опустило взгляд. — И мне.

— Значит, добрался до неё? Я знал, что ты сможешь.

Послышался звук — то ли кашель, то ли смех.

— Добрался-добрался. Толку от этого мало

— А были другие?..

— Нет. Откуда им взяться? Она никогда никого не убивала таким образом. Лишь эти дурацкие

убийства. Ирония. Они задумывались как ирония. Детям она не хотела причинять необратимый вред.

Остальные — трупы. По крайней мере, они не визжали, когда я их ел. — Пауза. — Я был голоден.

Кабал услышал в голосе нотку бессознательного извинения. Хорошо, что-то человеческое ещё

осталось. Возможно, не всё ещё потеряно.

— Как я уже сказал, — продолжил он, — у меня к тебе предложение.

— Предложение.

Снова этот звук, не то кашель, не то смех.

— Всё это время я ждал, что ты вернёшься, надеялся, что ты освободишь меня, выпустишь. А

ты появляешься с предложением. Ты совсем не изменился.

Взгляд светящихся глаз снова сосредоточился на лице Кабала.

— Почему ты бросил меня? Я думал, что у тебя сдали нервы, но теперь сомневаюсь. Возможно,

ты просто оставил меня здесь про запас, если вдруг я понадоблюсь тебе в будущем. Это так?

Кабал вспомнил, как у него внутри всё сжалось, когда он услышал тот крик внизу много лет

назад. Какой была на ощупь дверь из камня и железа. Он слышал, как захлопнул её, закрыл запор и

повесил замок, который они захватили с собой на всякий случай.

Он вспомнил, как бежал, забыв себя от страха, как падал на камни и снова вскакивал на ноги в

приступе паники. Как бежал, пока лёгкие в груди не стали гореть, словно в печи. Как упал в высокую

траву и рыдал, пока не взошло солнце. Но лучше всего он помнил зовущий его голос, который,

сначала дверь, а потом и нарастающее расстояние, приглушили так, что окончания слов стали

неразличимы. Он и так знал, что это были за слова. "Йоханнес! Помоги мне! Помоги!" Он глубоко

вдохнул, удостоверившись, что может говорить без дрожи в голосе.

— Что-то в этом роде, — невозмутимо солгал он. — Но произошедшее в мои планы не

входило.

— Солнце зашло на целый час раньше, чем мы планировали. Календарь был у тебя. Как ты мог

так ошибиться?

— Время перевели вперёд. Я не настроил часы. Простая оплошность.

— Таких ошибок ты не допускаешь, — с ощутимым отвращением прошипело существо. — Ты

никогда не допускал таких ошибок.

— В тот раз допустил, — резко ответил Кабал, перемена темы заставила его огрызнуться. — Я

всего лишь человек.

Снова кашляющий смех.

— К счастью одного из нас. — Пауза затягивалась, пока не стала неловкой.

— Моё предложение. Я...

— Я голоден, — перебило существо. — Сколько я здесь нахожусь?

Кабал произвёл подсчёты в мгновение ока.

— Восемь лет. Чуть больше.

— "Чуть" — это сколько?

— Тридцать семь дней.

— Восемь лет и тридцать семь дней. — Существо на секунду задумалось. — Я очень голоден.

— Найду тебе кого-нибудь, — нетерпеливо сказал Кабал. — Может, продолжим?

— Найдёшь мне кого-нибудь? — Смех уже не сопровождался кашлем, правда, его сменил

жёсткий цинизм, который, по мнению Кабала, был гораздо опаснее. — Ты хоть представляешь, как

пошло это звучит? Был некротологом-любителем — стал сутенёром. Ты многого добился.

— Некромантом, — не задумываясь, поправил Кабал и сразу же пожалел об этом.

— Перестань важничать. Мы уже обсуждали это, помнишь? Чтобы получить такого рода

знание, тебе пришлось бы... Ох, Йоханнес. Ты же не?..

Существо радостно ахнуло, не веря своим ушам.

— Ты это сделал! Вот идиот!

Существо веселилось в голос, сложившись пополам от смеха.

— Кретин! Да ничего на свете этого не стоит.

Существо каталось по полу от истерического хохота, настолько истерического, что становилось

не по себе. Губы Кабала сжались в тонкую линию.

— Это было необходимо.

— Для чего? — Существо лежало на спине, смех медленно ослабевал. — Для чего? Ты уже

сам не знаешь, зачем тебе это, да?

— Причина всё та же, — спокойно ответил Кабал. Последний приступ смеха внезапно смолк.

— Больше восьми лет прошло, Йоханнес, — недоверчиво сказало существо. — Ты даже жертву