Матвей Ганапольский - Чао, Италия!
Самое страшное преступление против гения – это опустить его до своего уровня, не так ли?
И, конечно же, нашелся на конференции знающий человек, который напомнил, что царское семейство отдыхало в местечке Александрия под Петербургом. Поэтому, наверное, смысл упоминания Александрийского столпа меняется.
Нужно идти за гением, потому что он ничего не боится и, в легкую, делает так, как нужно для его творения.
Император Адриан – рабочая косточка…
Говорить о монументах Италии невозможно, не упомянув еще одного человека, без которого Рим не был бы Римом.
Это император Адриан.
Его персона заставляет переосмыслить некий одномерный подход к понятию «император», как нафталинному персонажу, который угнетает, распинает, выпивает, а потом его закономерно убивает лучший друг под аплодисменты собравшихся.
Такая вот типическая картинка.
Когда туристы галопом несутся по Риму и им показывают циклопическую, прекрасно сохранившуюся постройку бывшего мавзолея Адриана, то они видят огромную красно-серую круглую громаду из камня, сверху которой стоит какое-то строение, а еще сверху – какая-то загогулина.
– Приятно, что слово «загогулина» ты применил к статуе архангела Михаила, который убирает меч в ножны, – рассмеялся Алексей.
– Слово не мое, как ты знаешь, – парировал я. – Но издалека все это именно так и выглядит.
Однако это только часть туристического обмана.
Люди смотрят на эту громаду и думают, что где-то там, в каких-то залах, а может и в катакомбах, стройными рядами лежат императоры. И рождается тоскливая мысль – как все это величественно и серо.
Тем не менее, каждый слепец имеет право на прозрение.
Так вот, мне показали, каким именно придумал Адриан этот мавзолей. Оказывается, что круглая громада – это была только подставка под настоящий живой гигантский кипарисовый парк, который располагался сверху.
И именно там, в этих райских кущах, видимых с любой точки древнего Рима, и были захоронения.
То есть, перед вами фрагмент Рая, но на земле, в центре города.
Почему это важно?
Потому что циклопические постройки рождало иногда честолюбие и математика, как, например, пирамиды.
Или техническая необходимость, как, например, Александрийский маяк. Или вера, как в случае Собора Святого Петра.
Но мавзолей Адриана – это и то, и другое, и третье, плюс самое важное – эстетическая задача.
Адриана можно считать первым императором-концептуалистом.
И мавзолей для него не случайность.
Тот, кто хочет испытать настоящий шок, поедет в Тиволи, где находится вилла Адриана – еще один комплекс, где каждое здание имеет свой двойной смысл.
И там, перед самой виллой, стоит стена, длинная, высокая и величественная.
Друзья, как-то в проброс, сказали, что Адриан называл ее «Стеной раздумий» – якобы он любил по вечерам ходить вдоль этой стены и предаваться размышлениям.
И я как-то об этом забыл.
Мы обошли всю территорию виллы, полюбовались искусственным озером с сохранившимися изящными скульптурами, прошлись по разрушенным термам, где на полу лежит идеально сохранившаяся цветная кафельная плитка, по которой ходил Адриан, наверное, обернутый в специальную императорскую простыню, усеянную бриллиантами.
Потом мы уважительно осмотрели остатки гигантского длинного здания, где жила прислуга Адриана.
А потом я отстал от друзей, которые уже пошли к выходу.
И тут как раз наступил вечер…
Туристов было мало, и я неожиданно оказался у Стены раздумий, причем совершенно один.
Потом я заметил вдоль стены старую тропинку и как-то автоматически пошел вдоль нее.
Я брел по тропинке в абсолютной тишине. Справа от меня, на расстоянии вытянутой руки, тянулась бесконечная двухтысячелетняя стена. Я не смотрел на нее, но ощущал ее присутствие.
Потом я понял, что она помогает мне собраться с мыслями.
Она как будто отсекала от меня всю суету, она вселяла покой своей мощью.
Своим однообразием, неброской кладкой и нескончаемой длиной она предлагала мне сосредоточиться на главном. На том, что для меня наиболее важно.
Я физически ощущал все это.
Это была магия осмысленного проекта Адриана, который, как вечная пружина, работал вот уже третье тысячелетие.
И тут я как будто прозрел, я совершенно точно понял, что все это правда, по поводу Стены раздумий.
Сама вилла стоит на холме, но эта стена не имеет фортификационного смысла – она ниоткуда не идет и никуда не переходит, будто в каком-то фантастическом фильме.
Она просто отделяет тебя от всего остального мира.
Я был потрясен целым шквалом новых ощущений.
Адриан вернул меня в мою юность: туда, в Керчь, на гору Митридат, где я впервые увидел колонны, перевернувшие мою жизнь.
Я шел по той же дорожке, где две тысячи лет назад ходил Адриан. Но, главное, я, наверное, испытывал то же, что и он.
Вертикальная огромная бессмысленная стена предлагала мне, как и ему, только одно – думать.
Станиславский когда-то писал, что театральный спектакль имеет не только сверхзадачу но и «сверхсверхзадачу», и ее он определял как некий комплекс чувств и ощущений, которые автор спектакля хочет родить именно в зрителе.
Стена выполняла эту задачу идеально.
– Если бы Станиславский был знаком с Адрианом, – закончил я свой прочувствованный монолог, – то судьба МХАТа могла сложиться несколько иначе…
– Кстати, знаешь ли ты, почему, собственно, на мавзолее Адриана архангел Михаил? – опустил меня на землю Алексей. – Это произошло из-за чумы.
Во время одной из эпидемий несчастные подданные Папы ходили крестным ходом с хоругвями и слезными молитвами и просили освободить их город от этой напасти.
Бог смилостивился, чума прекратилась.
И тогда благодарные граждане, чтобы подчеркнуть особое расположение, которое они получили у Господа, самое большое сооружение, которое еще оставалось неиспользованным со времен Древнего Рима, посвятили именно архангелу Михаилу.
Архангелу, который прячет меч в ножны.
Эта скульптура из мастерской Бернини, так же как и мостик, который пересекает Тибр в этом месте.
И на нем также скульптуры Бернини.
– Кстати, – продолжил Букалов, – я однажды был в Ватикане в Сикстинской капелле, когда она была закрыта для доступа. И священник-ключник повел нас через маленькую дверь в стене в ризницу.
За стеной «Страшного Суда» находится папская ризница.
Там старинная церковная посуда, церемониальные одежды, кресты, посохи, панагеи – целый музей.
Но там были и современные вещи, например, стоял стол, покрытый сукном, на котором монахини гладили в этот момент одеяния, которые папа должен был надеть сегодня на вечернюю службу.
Все очень житейски.
Там же шкафы, в которых висят парадные мантии разных пап.
И на каждом шкафу стоит маленькая бронзовая скульптура, вот та самая «загогулина» – я тебя цитирую.
И вот я, как человек любопытный, спросил его: «Падре, а что это за скульптуры у вас на шкафах?»
И он ответил: «Да, знаете ли, это Бернини делал свои статуи на мосту Святого Ангела, а эскизы подарил нам».
Это все в ту же копилку римских парадоксов.
Но вернемся к мавзолею и Адриану.
Он, безусловно, был очень интересным персонажем в римской истории и действительно оставил след не только в государственном строительстве, но и в культуре.
И мавзолей – это его вершина. Мало того, что там был сад как в каменном горшке. Но сам этот «горшок» представлял собой абсолютно неприступную крепость, потому что был окружен рвами, которые заполнялись водой, а мосты поднимались.
Помесь Эдема с садами Семирамиды.
Это преимущество безопасности очень хорошо поняли папы, когда сделали там свою резиденцию. Даже не столько резиденцию, сколько такой «шалаш в Разливе» – место, где было можно спрятаться от опасностей.
Представь себе, к городу подходят войска-завоеватели или началось восстание.
Что делает папа?
Он использует кирпичную стену, которая соединяет Ватикан с замком Святого Ангела, она, кстати, сохранилась до наших дней. Там наверху есть passetto – это такой проход, только секретный, тайный.
Он отгорожен от города зубцами, ты его не видишь, но это дорога шириной в одну колесницу, как та старинная римская улочка, раскопанная у Пантеона.
И вот по этому passetto с огромной скоростью несется папская карета и за ней бегут гвардейцы.
Карета влетает в ворота творения Адриана, тут же поднимаются мосты, во рвы заливается вода.
И папа уже в полной безопасности – внутри огромные запасы еды и оружия.
– Вот видишь, и тут Адриан. Теперь он, задним числом, спасает папу, – я не скрывал своего восхищения. – Кстати, жалко мне его. Только закончил строить свою виллу и Стену раздумий, как через четыре месяца, в июле 138 года, скончался от цирроза печени. Наверное, от чрезмерных возлияний с друзьями. Вот как для нас важна умеренность, Алексей!..
