Полет сокола - Смит Уилбур
С нижней палубы донесся глухой стук, и Кодрингтон обеспокоенно взглянул на Ферриса.
— Посмотрите, в чем там дело, — велел он и вернулся к наблюдению за клипером, которому оставалось одолеть всего лишь три мили, чтобы спастись.
Внезапно огромный квадратный грот мелко задрожал и обвис: неустойчивый ветер с гор поменял направление.
— Господи, помоги! — прошептал Клинтон.
«Гурон» медленно терял скорость, тугие гладкие паруса бессильно обвисали один за другим. Наконец клипер остановился, заартачившись, словно усталый зверь.
— Ветровая яма! — радостно воскликнул Денхэм. — Клянусь Богом, они попали в полосу штиля!
— Я бы попросил вас не божиться в моем присутствии, мистер Денхэм, — резко оборвал его Клинтон.
Денхэм сразу сник.
— Прошу прощения, сэр.
По трапу поднялся мичман.
— Кочегары, сэр, — отдуваясь, проговорил он. — Они выносят мебель из офицерских кают. Ваша койка уже сгорела, сэр, и письменный стол тоже.
Капитан едва взглянул на него. Он не сводил глаз с клипера и прикидывал разницу в скорости, пытаясь как можно точнее вычислить угол сближения.
Полагая, что «Гурон» потерял скорость, Кодрингтон счел возможным срезать угол еще немного.
— На один румб вправо, — велел он рулевому и взглянул вверх. Паруса послушно откликнулись на изменение курса, помогая бронзовому винту толкать канонерку вперед.
— Феррис, будьте добры, поправьте кливер.
Мичман выкрикнул команду вахтенным на носовой палубе и стал следить, как они закрепляют длинный треугольный парус.
Так же внезапно паруса «Гурона» снова наполнились, и клипер рванулся вперед, рассекая носом волны и поднимая веером белоснежные брызги. До темной полосы изрезанной ветром воды оставалось совсем недалеко.
Уверенный, что все испортило неуместное богохульство Денхэма, капитан мрачно взглянул на лейтенанта и неохотно процедил:
— Один румб влево.
Клипер снова уходил вперед, и, двигаясь прежним курсом, канонерка пересекла бы линию его движения за кормой. Преимущество вернулось к американцу.
Ожила переговорная труба, и Кодрингтон рад был отвлечься.
— Капитан, говорит машинное отделение. Уголь давно кончился, сэр. Давление упало до ста фунтов и продолжает падать.
— Жгите все, что найдете.
— Дерево горит, как бумага, сэр. Оно не дает мощности и вдобавок забивает клапаны.
В голосе механика звучало мрачное злорадство, которое вконец обозлило Клинтона.
— Делайте что можете, о большем вас никто не просит! — рявкнул он и захлопнул переговорную трубу.
Достаточно ли сблизились корабли для выстрела? Дальнобойность длинноствольной пушки почти в два раза больше, чем у тяжелых бортовых, составляющих основную ударную мощь канонерки. Один удачный выстрел повредит клиперу рангоут и замедлит его ход.
Палуба под ногами стала дрожать иначе. Машины сдавали, давление пара в котлах падало.
— Мистер Феррис, будьте добры, поднимите флаг.
Белоснежно‑алый вымпел заполоскался на топе мачты, ярко вспыхнув на фоне бледно‑голубого неба. У Клинтона сжалось сердце — гордость за свой флаг никогда не оставляла его.
— Отвечают, — пробормотал Денхэм.
Клинтон навел подзорную трубу. Над мерцающей белой башней парусов пышным цветком распустился американский флаг.
— Иди своей дорогой, — перевел лейтенант.
«Гурон» с презрением отверг вызов маленькой канонерки.
— Открываем огонь, — нахмурился Клинтон. — Целиться прямо перед носом.
Феррис поспешил на бак проследить за подготовкой пушки.
Выстрел, заглушенный ветром, прозвучал жалким тихим хлопком, серый шлейф порохового дыма тут же унесло в сторону. Куда упало ядро, невозможно было заметить.
— Они не изменили курс, — заметил Денхэм.
— Отлично. — Клинтон старался говорить спокойно. — Попробуем целиться в паруса.
Шестнадцатифунтовая снова хлопнула, как незапертая дверь на сквозняке, но на этот раз у наблюдателей вырвался дружный крик радости. В одном из лиселей «Гурона» искрой света вспыхнула дыра, пробитая ядром. Мгновение парус держал форму, потом разлетелся в клочья, как лопнувший бумажный пакет.
На палубе и реях клипера засуетились матросы. Не успели канониры перезарядить носовое орудие, как рваный парус исчез и на его месте развернулся новый.
— Хорошая команда у мерзавца… — Клинтон внезапно умолк.
«Гурон» начал резко разворачиваться. Казалось, он собирался пройти перед самым носом у преследователей. Кодрингтон понял, в чем дело: Сент‑Джон готовился поймать ветер — и ему это удалось.
Ветер обрушился на белоснежную гору парусов, завывая в мачтах, как стая голодных волков. Стройный клипер накренился, чуть присел, как скаковой жеребец от удара плети, и рванулся вперед. Вспарывая острым как нож корпусом темные всклокоченные волны, он весело мчался, взметая к небу фонтаны белых брызг.
— Узлов двадцать, не меньше! — воскликнул Денхэм, не веря своим глазам.
По сравнению с великолепным быстрым кораблем канонерка выглядела неповоротливым бревном. «Черная шутка» могла с таким же успехом стоять на месте. Клипер дерзко пересек ее курс вне досягаемости дальнобойного орудия и устремился в свободные просторы Атлантики.
Матросы на реях «Гурона» радостно размахивали шапками, широко раскрывая рты в ликующем крике. Клинтон навел подзорную трубу на палубу клипера, где стоял высокий человек в простом темно‑синем кителе. Клинтон сразу узнал широкие плечи и гордую посадку головы — в последний раз он смотрел на них через прицел дуэльного пистолета.
Сент‑Джон поднял руку в издевательском прощальном жесте и неторопливо отошел. К горлу Клинтона подступил горький комок.
Капитан захлопнул подзорную трубу.
— В погоню! Ложимся на его курс.
Он избегал встречаться взглядом с офицерами, боясь прочитать на их лицах жалость.
Лежа на койке и до боли сцепив пальцы, Робин прислушивалась к стону деревянных переборок и пронзительному скрипу, доносившемуся снизу. «Гурон» менял курс. Скрип издавали восьмидюймовые рулевые канаты, наматываясь на блоки. Робин невольно сжалась, представляя, как толстые канаты, прикрепленные к рулевым крюкам, разворачивают огромный деревянный руль под кормой клипера, одолевая мощный напор воды.
С палубы донесся громоподобный рев ветра в снастях, затрещал такелаж, захлопали паруса. Судно резко накренилось, и Робин едва не выбросило из койки.
Стены каюты гулко вибрировали в такт ударам волн, словно корпус скрипки. Корабль дрожал от полноты жизни, взлетая и опускаясь в стремительном беге.
Сквозь шум едва слышались ликующие крики людей. Вскочив с койки, Робин, держась за поручни, пересекла каюту и замолотила кулаком по двери.
— Натаниэль! Ответь сейчас же.
— Капитан сказал, мне нельзя с вами разговаривать, — донесся приглушенный голос.
— Ну не мучь меня! — крикнула она. — Что происходит?
Натаниэль долго молчал, колеблясь между чувством долга и своей привязанностью к храброй девушке.
— Мы поймали ветер, мэм, — ответил он наконец. — Несемся, будто все черти за нами гонятся.
— А «Черная шутка»? Где британская канонерка?
— Нас никто теперь не догонит. Эта коптилка еще до вечера скроется из глаз. Едва ползет, словно стоит на якоре.
Робин прижалась лбом к двери, изо всех сил зажмурив глаза и пытаясь побороть тошнотворную волну отчаяния.
Снаружи раздался встревоженный голос Натаниэля:
— С вами все в порядке, миссус?
— Да, спасибо, Натаниэль. Все хорошо, — с трудом выдавила Робин, не открывая глаз. — Я хочу немного вздремнуть, пусть меня никто не беспокоит.
— Я всегда на месте, миссус. Мимо меня мышь не проскочит, — заверил боцман.
Робин подошла к койке и опустилась на колени, но впервые в жизни не могла сосредоточиться на молитве. Перед глазами стояло лицо Клинтона Кодрингтона — светлые голубые глаза, бронзовая кожа и выбеленные солнцем волосы. Сердце забилось в отчаянной тоске: этот человек олицетворял собой все доброе, чистое, правильное.
