Побег - Марк Эзрович Виленский
Наконец она нащупала на дне сумки ключ и отперла дверь. Ба. к счастью, не было, — читать мораль ей Эличка запретила, но и осуждающие взгляды и порицательные вздохи тоже осточертели. Слава богу, вовремя ушла в свою аптеку. Из туалета Эличка, придерживая джинсы, перебралась в ванную, ополоснулась, умыла лицо холодной водой и повалилась на тахту. «Да, мать права — мужики сволочи, тоже — не могли десятку дать на такси». И тут ей вдруг показалось, что комната как-то упростилась, чего-то в ней не хватает привычного. Присмотрелась: нет будильника бабкиного, что стоял на столике у окна, на расстоянии протянутой руки от кровати. И постель ее. раньше припухлая под покрывалом, осела, уплощилась. Что-то новое, тревожное уловила Эличка. Она даже встала, осмотрела комнату, переднюю — там не оказалось шлепанцев Анастасии Дмитриевны. На кухне, на клеенке белела записка: «Я от вас ушла. Вы ко мне относитесь плохо. Я тоже человек. А. Д. Клюева».
Вечером ма сказала:
— Придет, никуда не денется. Раз тапки взяла, значит, с моста в реку не кинется.
Но нахмурилась и. стоя лицом к кухонной раковине — мыла посуду после ужина. — добавила:
— А с квартирой может свинью подложить. Если захочет разменяться, то две и одну за наши две мы не получим. А нам с тобой в одной комнате оказаться — это не подарок ни тебе, ни мне. Вот ведь что.
Эличку же, в общем, даже и не огорчило, что ба сгинула, — свободней и просторней будет, но было жаль кольца с бриллиантом, которое ей. может, досталось бы после смерти ба, а теперь еще неизвестно. А о том, что ей теперь придется варить, подметать, подстирывать, она даже не подумала, считая само собою разумеющимся, что этим займется ма…
Стали прикидывать, куда могла уйти старуха. Хаживала она иной раз к Семеновне из 89-й квартиры смотреть старые фильмы по четвертой программе, когда Алина смотрела свои по первой. Эличка отправилась на розыск в восемьдесят девятую. «Нет, нету ее у меня, — сказала Семеновна, стоя в толстых носках на потертом коврике в передней. За ее плечом виднелась комната с гобеленом над кроватью — олени пьют из озера. — Да. говорила, что ушла бы к хорошим людям, потому что вы, мол. обижаете ее, да кто, говорит, меня возьмет, кому я нужна, если свои не любят. Выходит, все-таки с кем-то договорилась».
— Так. Завтра весь дом будет знать, что я свекровь выжила. Не сообразили мы. — сказала, выслушав дочь, Алина. Она смотрела «Клуб кинопутешествий» — папуасы лепили горшки без гончарного круга, на весу, на глазок. Зато они знали русское слово «топор» — еще от Миклухи-Маклая, — Если до двенадцати не объявится, надо искать.
И тут Эличку осенило — вычислила. У Нинки-то опять без няньки остались, вот Нинка бабку и ублажила своей ерундистикой — электроладонями и сманила.
— Она у Нинки Виноградской! Я знаю! — с охотничьим азартом сказала Эличка и подняла телефонную трубку.
— Да, у нас, — сразу призналась Нинка. — Почему это сманила? Что за глупости! Человек сам пришел. Анастасия Дмитриевна, возьмите трубку и скажите им.
Анастасия Дмитриевна шла долго, с неохотою, боялась тяжести предстоящего разговора. А с этого конца трубку взяла Алина.
— Ну чего тут объяснять, я все написала. Нашли записку? Ну и все.
— В общем, так, Анастасия Дмитриевна! — жестко прервала Алина. — Если завтра к семи вечера вы не вернетесь, мы примем меры.
— Какие еще меры?
Но Алина уже положила трубку.
На следующий день к семи вечера бабушка не вернулась. К восьми тоже. В девять Алина и Эличка вошли в квартиру Виноградских. Отворила им Нина.
— Что это еще за подлость такая, живых людей красть? — загремела Алина в передней.
Из разных дверей на шум вышли все остальные Виноградские — Мария Петровна с Митькой на руках и Александр Григорьевич в спортивном костюме с пузырями на коленках, в шлепанцах, с «Новым миром» в опущенной руке — указательный палец в страницах, чтобы не потерять место.
— Мать, где вы там? Собирайтесь домой! — крикнула Алина мимо голов в глубь квартиры.
— А ты тоже. Нинка, я от тебя никогда не ожидала — подлизалась к глупой старухе, по головке погладила и увела! — так же, как мать, презрительно кривя рот, заявила Эличка.
— Тише, тише, тише! — сказал Александр Григорьевич. — Давайте зайдем в комнату, сядем и все обсудим.
Этот человек верил, что истина и здравый смысл всегда в конечном счете восторжествуют над темными страстями, если стороны успокоятся и толково разберутся.
— Нечего нам обсуждать! Отдавайте бабушку. Нашли дармовую прислугу! Это надо ж такое придумать — старух сманивать! — палила, как из пушки, Алина.
— Какая дармовая? Кого сманили? Что за бред! — жутким, мертвым голосом прошептал Александр Григорьевич.
Сердце в нем тяжело заскакало, сотрясая грудь, вены на висках вздулись.
— Уйди, Саша. Мы сами… — сказала Мария Петровна.
Александр Григорьевич повернулся, ушел в комнату и там стал приседать у открытого окна, шумно и ритмично дыша, ладонью массируя грудину и приговаривая шепотом: «Я спокоен, я совершенно спокоен, приятная горная прохлада струится по моему лбу».
Мария Петровна передала с рук на руки перепуганного Митьку, и сестра поспешно унесла братца, а Мария Петровна, которую горлом взять было невозможно — нервы у нее были покрепче мужниных, — сказала:
— Давайте так договоримся: если вы пришли хулиганить, закройте входную дверь с внешней стороны. А если намерены говорить серьезно, то я вам скажу следующее: Анастасия Дмитриевна не рабыня и не дурочка. Никто ее не сманивал. Она сама пришла и попросилась пожить у нас. Анастасия Дмитриевна! Можно вас сюда на минутку?
Анастасия Дмитриевна — она с самого начала слушала, что происходит в прихожей, и уже успела принять какую-то таблеточку, — вышла, кутаясь в серую шаль, и сказала, глядя в пол (по причине волнения и склероза она некоторые заранее придуманные слова произнесла дважды):
— Я с вами жить не желаю. Я на вас, Алиночка, зла
