Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин
Через месяц он снова прошел по косе на маяк и… не нашел своего письма. Он не поверил другу, который сказал, что письмо унес ветер. Он знал: его унесла жена. И он не смеялся над другом, когда тот однажды тоже понес на маяк письмо к своей умершей матери.
Вскоре все стены внутри маяка снизу доверху заклеили письмами и фотографиями.
Когда море расступалось, открывая косу из гальки, вереница людей вступала на нее. Открыв железную дверь, они медленно поднимались по каменной спиральной лестнице, выискивая на стенах свободные места. Достав из-за пазухи пузырьки с клеем, покрывали стены белыми листочками и — фотографиями… Как будто беспокоились о том, чтобы пришедшие за письмами узнали свой земной облик. Немного постояв на лестнице, словно надеясь случайно столкнуться с адресатом, они возвращались на берег, то и дело оглядываясь назад. А потом, спустя некоторое время, на стенах маяка вновь появлялись свободные места. То ли за письмами приходили адресаты, то ли их уносил ветер. Думайте, как хотите…
Я не сразу пришла на маяк, а только, когда однажды надежда покинула меня. Сначала я искала тебя везде, где мы с тобой бывали раньше. Мой путь не менялся — след в след за нашими следами, оставленными в прошлом. По пыльным дорогам, по берегам морей и озер, по пляжам и сосновым рощам.
Вот я иду по маленькому мостику через бурный горный ручей. Солнце слепит глаза и гладит горячей ладонью мою макушку. И вновь, как в прошлом, у меня кружится голова, и я сажусь на деревянные доски, свесив ноги вниз. Мои коротко стриженые волосы топорщатся сосульками — это ты льешь мне на голову воду, спасая от солнечного удара. Ты? Я оборачиваюсь — тебя нет рядом.
Рассвет в горах начинается рано, может быть потому, что они ближе к солнцу? Мы любуемся его первыми лучами с высоты птичьего полета. Ложась золотыми нитями на водную гладь, они раскрашивают мраморные прожилки моря яркими цветами. Мы молчим: зачем слова, когда в мире такая гармония? Я и сегодня стою молча на берегу тихого Мраморного моря, очарованная его красотой.
Помнишь тот магазинчик в Пирее? Мне все лишь нужна была шляпа от солнца. Ты превратил ее покупку в целое представление. Оставив меня в машине, зашел в магазин. Ты брал с витрины одну за другой шляпы и выносил их на крыльцо, показывая их мне.
— Эта? — спрашивал твой взгляд.
— Нет! — смеялась я.
— Эта?
— Нет!
Ты всегда был романтиком и немного театральным режиссером — ты придумывал красивые сцены в самой жизни.
Я побывала везде, но так и не нашла тебя. И настал тот день, когда я сдалась. Написав тебе письма, я перевязала их розовой ленточкой и пошла к маяку.
Я медленно поднималась по ступенькам лестницы, разыскивая свободное место на стене. Писем было много, наверное, за ними давно никто не приходил. Строчки, строчки… Множество строчек о невыносимой тоске, о горькой печали, о ледяной бессоннице в ночи, о неугасающей любви. И лица на фотографиях — веселые и грустные, старые и молодые.
Свою фотографию я увидела, уже стоя на верхних ступеньках. Под снимком были прикреплены несколько исписанных листочков. Полоска скотча держала еще одну вещь — тонкую серебряную цепочку с кулоном из бирюзы. Я не сразу поняла… Сперва протянула руку, сорвала верхний листок и прочитала:
«Я сделал этот снимок в аэропорту, когда мы прощались. Через несколько минут ты поднялась по трапу самолета, а еще через полчаса он разбился, разлучив нас навсегда. Время не лечит раны, по крайней мере, мои. Они слишком глубоки. Я пишу тебе и верю, что ты придешь за моими письмами. А еще я твердо знаю, что ты ответишь мне. Назначенные полвека скоро закончатся, и маяк передаст письма из прошлого в будущее. Но разве ты сейчас не в моем прошлом? Напиши мне. Маяк сделает для нас исключение и сохранит твои письма вместе с другими на дне моря. Вот увидишь. Я приду за твоими письмами через много лет. И я найду их здесь».
Не знаю, сколько времени я стояла каменным столбом и смотрела на свою фотографию на стене…
Когда-то в детстве я очень боялась фотографироваться. Отворачивалась от объектива фотоаппарата, думая, что если ему удастся меня сфотографировать, я останусь только на фото, навсегда исчезнув из реальности. Этот момент настал — теперь я существую только на этой фотографии.
Я бессильно опускаюсь на лестницу, и листочки, перевязанные лентой, выскальзывают из моих рук, рассыпаясь по ступенькам. Я ловлю их, собираю в стопку, один к одному, и обматываю цепочкой с бирюзовым кулоном. Ты всегда дарил мне украшения с бирюзой и продолжаешь дарить их мне даже мертвой.
Если бы я была жива, то сейчас на письма капали бы слезы. Но я мертва с того самого дня, когда мы расстались в аэропорту.
Я сижу на бетонной площадке у основания маяка. От берега меня отделяют несколько километров. Волны с глухим рокотом бьют о каменные плиты, рассыпаясь каскадом брызг. Зеленые водоросли прилипли к бетону, делая маяк похожим на заросшее мхом дерево.
Днем я вижу людей с белыми конвертами, идущих к маяку по каменистой косе. Ночью я вижу безмолвные тени, скользящие по лестнице маяка и исчезающие вместе с письмами на рассвете.
Мне не одиноко — со мной разговаривают письма, запертые в контейнере. Они устали ждать тех, кто их прочитает, и рассказывают мне о своих тайнах. Я слушаю их на рассвете, слушаю на закате. Иногда я прошу их помолчать и перечитываю твои письма. И хотя я знаю их наизусть, мне приятно касаться листочков, которые ты держал в своих руках.
Я не знаю, сколько дней и лет я здесь нахожусь. Я не чувствую времени.
Просто однажды заметила, что глаз прожектора маяка погас и теперь подслеповато смотрит на зеленые оливковые рощи на холмах, на белые корабли на горизонте, на стаи пролетающих птиц. Круглая башня маяка покрыта трещинами и выбоинами: дождь и ветер оставили на ней глубокие шрамы. Железные поручни внутренней лестницы заржавели. Полоска косы, появляющаяся во время отлива, перестала быть дорогой надежды.
Последний раз люди приходили к маяку, когда поднимали со дна моря контейнер с письмами в будущее. В тот день, когда это будущее наступило.
Сотни людей, вновь приехавших в рыбацкий поселок, смотрели, как из холодной глубины поднимают контейнер, как его открывают, доставая на свет из полувекового плена множество писем.
В тот день для
