Знание-сила, 2009 № 11 (989) - Цыбанова
Я против любого изоляционизма, особенно в области культуры. Все эти разговоры об особом пути России — путь в исторический тупик. Но и цивилизация, созданная на Западе, не является решением всех проблем.
Нам не в Европу идти надо, а вместе с Европой и всем миром в ту цивилизацию, которая может стать общей для всех. И никто пока не может служить для этой цивилизации идеальным образцом. Какой же должна быть эта цивилизация?
Вся русская философия об этом только и рассуждала, назвав искомую универсальность «русской идеей». Не поняв этой универсальной, «всечеловеческой» устремленности русского духа — нельзя, как мне кажется, понять и русской культуры в ее высших образцах. Не только о себе думала Россия, но и о мире, в котором народы сойдутся, наконец, в согласии и любви друг к другу. Возможно, в этом поиске было много утопического, но только он придал русской культуре ее масштаб и величие.
«З-С»: А что, собственно, предлагалось в качестве «общего»?
В.М.: Для Запада таким общим является, как известно, разум, как он представлен наукой и правом. Русские философы искали его в сфере духа — религиозного, морального, эстетического. На мой взгляд, оба ответа содержали в себе часть истины. Как только соединить эти части в одно целое? Если говорить совсем просто, то вопрос состоял в том, как одновременно жить и по Конституции, и по Библии. Только в таком сочетании содержалась для них «тайна» подлинной универсальности.
«З-С»: По Библии, положим, тоже не особенно жили.
В.М.: Кто же этого не понимал? Потому и говорили об идее, а не о о том, что уже существует в реальности. Русские философы и писатели не идеализировали эмпирически существующую Россию, видели все ее недостатки и пороки — самовластие, косность быта, темноту масс, бюрократический произвол и многое другое. Но считали, что основа общественной жизни — не эгоизм частного лица, озабоченного только собой и своим личным интересом, но ответственность — не юридическая, а моральная — каждого за всех. Короче, их поиск лежал прежде всего в области морали, которую они не противопоставляли праву, а хотели сочетать с ним. Это и был поиск того, как сочетать Конституцию с Библией, как жить не только по разуму, но и по совести. Не вижу, что в этом поиске предосудительного. Он и сегодня ведется примерно в том же направлении.
Но где все-таки искать основание для той цивилизации, которая могла бы быть признана и принята всем человечеством? А что такое человечество? Мы привыкли делить его на разные виды: расы, народы, нации, цивилизации… Но виды существуют и в растительном, и в животном мире. Таксономическая единица человеческого рода — все же не вид, а индивид. Человечество тем и отличается от животного мира, что в нем ценен каждый индивид, а не только вид. Во всяком случае, для христианской морали это так. И только в индивиде, осознавшем свою индивидуальность, появляется сознание общечеловеческого родства. Для вида все другие виды — если не враги, то чужаки. Поэтому виды в диалог между собой не вступают, предпочитают решать свои проблемы силой. И только тот, кто осознал себя индивидуальностью, способен увидеть и в другом человеке такую же индивидуальность, как и он сам, вступить с ним в диалог. Неспособность быть индивидуальностью, как-то отличать себя от своей группы или вида — источник, на мой взгляд, всех межэтнических конфликтов. Не народы дружат друг с другом, а люди, представляющие разные народы и осознающие себя чем-то большим, чем их собственная группа.
Но тогда понятно, что универсальная цивилизация возможна при условии существования людей, развившихся до уровня свободной индивидуальности, если угодно, до уровня личности, способной вступать в коммуникацию с другими людьми. Только на этой степени можно преодолеть разрыв между цивилизацией и культурой, или между обществом и личностью. Можно ли сказать, что современное общество даже в своем самом развитом виде уже дозрело до состояния, в котором большинство людей обрело качество такой индивидуальности? В отдельных случаях, конечно, да (они и образуют тот круг людей, которых мы считаем людьми высокой культуры), но в массе — вряд ли. И препятствием тому служит, на мой взгляд, система общественных отношений, заставляющая людей жить частной, а не индивидуальной жизнью.
Частное — отнюдь не синоним индивидуального. Частник — частичный рабочий или частный собственник — это человек, равный части, продукт общественного разделения труда и собственности. Как индивидуальность человек равен не части, а целому, как оно представлено во всем богатстве культуры. Творцов культуры — мыслителей, художников, поэтов, людей науки и искусства — никак не назовешь частниками. Цивилизация в ее западном варианте делит человека на части, утверждает победу частного начала во всех сферах жизни, отодвигая существование индивидуальности как бы на периферию общественной жизни. Вот почему цивилизация и культура двигались до сих пор как бы по разным орбитам, не стыковались друг с другом. Может ли культура, как область индивидуальной свободы, стать для цивилизации не счастливым исключением, а общим правилом и законом? Это и есть вопрос, ответ на который даст только история.
Постскриптум интервьюера
Обратим внимание: все эти принципы — свободы, индивидуального выбора — в системе ценностей, на которых держится (и за противоречивость которых расплачивается) западный мир, давно уже есть. Более того, их, кажется, нет ни в какой другой культуре: они — завоевания западного, христианского развития. Что же получается: Запад (а с ним и мы) так и не смог стать самим собой?
Не выучил собственных, самому себе заданных уроков?
Во всяком случае, разговор об этом мы еще продолжим.
Беседовала Ольга Балла.
РАЗМЫШЛЕНИЯ К ИНФОРМАЦИИ
Странное сближение
Борис Жуков
Профессор антропологии Питтсбургского университета Джеффри Шварц и научный директор Музея науки в Баффало Джон Грихэн выступили с сенсационным заявлением: ближайшим ныне живущим родичем современного человека являются не шимпанзе и даже не гориллы, а орангутаны. Основанием для столь радикального утверждения стали не новые данные по сравнению геномов, а чисто морфологические исследования. Перебрав сотни стабильных, относительно мало варьирующих признаков, американские антропологи выделили 63 таких, которые
