Кошка Маришка - Мои миры, твое отчаяние. Танец 2

Поттер свернулся в кресле калачиком. В комнате стояла тишина, нарушаемая только потрескиванием пламени свеч.

— В основе движения миров и их развития лежит выбор, — тихо произнес Гарри. — Только он определяет, что будет с нами дальше.

— Разве не время и пространство всегда были ключевыми? — задумчиво спросил Каркаров.

Мальчик покачал головой.

— Есть места, где они не имеют никакого значения или силы.

— Туманные грани того мира настолько велики, что вы даже не в состоянии представить их, ибо наше воображение не обладает таким потенциалом, — так же тихо продолжил Поттер, вспоминая множество маленьких сияющих точек.

— Гарри, откуда ты все это знаешь? — с дрожью в голосе спросил Сириус.

— Я был там, — просто ответил мальчик. — Я умирал.

Каркаров вскочил со своего места и с ужасом уставился на Поттера.

— Это ведь был не ритуал?

— Нет, — покачал головой Гарри. — Самоубийство.

Сириус побледнел еще сильнее.

— Как давно?

— Два года назад, — ответил мальчик, он уже был не рад, что сболтнул лишнее. — Я был совсем глупым и считал, что меня кто–то обязательно должен любить и, если я не нахожу любви здесь, то получу ее там.

— А как ты вернулся назад? — спросил Каркаров. — Тебе вовремя оказали помощь?

— Нет. На самом деле у Снейпа и Дамблдора ничего не получилось. Меня назад вернула Проводник.

Каркаров вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

— Надеюсь, ты больше не собираешься делать что–то подобное?

— Нет, сейчас я осознаю всю глупость совершенного мной поступка. Человек должен жить пока может, пока у него есть силы. Жить, не надеясь ни на кого, кроме себя. Если кто–то поможет — замечательно, а если нет, то и обижаться тоже будет не на кого.

— Мудрая позиция, — заметил Каркаров, который все еще был напряжен. — Гарри, какой дар ты получил?

— Я не хотел бы говорить об этом, но теперь я осознал вторую сторону своего дара.

— И ты и об этом не скажешь? — мягко улыбнулся Каркаров.

— Нет, почему же? Это искушение, — просто ответил мальчик.

Сириус порывисто обнял своего крестника.

— Как же мало я о тебе знаю, — тихо прошептал он.

— Зато теперь у вас есть время, чтобы успеть узнать друг друга лучше. Это уже много, — Каркаров озорно подмигнул. — Теперь все в ваших руках. Кстати, пора уже спать.

Он перевел взгляд на часы, что висели на стене.

— Федя просил купить продуктов и зерна, — напомнил мальчик.

— Угум, а еще сала. А так же наконец–то разобрать беспорядок в главном кабинете на втором этаже, — ехидно продолжил Сириуса, подхватив брыкающегося Гарри на руки.

— Да, сделаю я, сделаю! — засмеялся мужчина. — Не такой уж я пропащий.

— Конечно, конечно, — согласно закивал Блек. — Да вот только твой домовой с тобой в корне не согласен.

— Он со мной во многом не согласен просто так, из–за принципов и вредности.

— А почему ты не выгонишь его отсюда? — недоуменно поинтересовался Сириус.

— Это домовой, он привязан к дому. Чем дольше его связь с жилищем, тем сильнее он становится. Сейчас Федя защитник этой усадьбы. Он, кстати, служил Распутину и знает очень много его тайн, которые раскрывает только тогда, когда пребывает в очень хорошем настроении, что бывает крайне редко.

— А разве до этого здесь не было другого домового? — полюбопытствовал мальчик.

— Нет, — рассмеялся Каркаров. — Они не появляются так быстро в новых домах. Для этого требуется много времени.

Сириус зазевал.

— Я, конечно, понимаю, что эти научно–просветительские разговоры очень интересные, но спать хочется.

— Идите, мученики. Спокойной ночи, вам!

Блек, звонко смеясь, понес своего крестника в спальню. Он на удивление легко ориентировался в усадьбе. Сириус объяснял это тем, что его собственный дом тоже был огромным, и мужчина привык к большому размаху. Хотя, он признавал, что поместье Блеков в Лондоне на фоне владений Каркарова смотрится просто сарайчиком для хранения садовой утвари.

В их комнате было много мебели: огромная двуспальная кровать, с замысловатой резью на спинке; большой гардероб, который сейчас был практически пуст; несколько книжных шкафов, заполненных в основном справочниками; старинный громоздкий письменный стол, с множеством ящичков, забитых доверху чистыми листами бумаги, перьями и баночками с чернилами. Целую стену занимало зеркало, которое зрительно увеличивало и без того не малое пространство помещения. На потолке красовалась огромная хрустальная люстра, которая была бы куда уместнее в бальной зале, чем в спальне.

Сириус быстро переоделся в пижаму, раскидав ту одежду, что носил днем по всей комнате. Не ранее как сегодня утром, он долго пытался вытащить носок из–под кровати, пока Гарри не воспользовался призывающим заклятием. Блек тут же клятвенно заверил, что впредь будет более внимательным и аккуратным со своей одеждой, но видимо очень быстро забыл об этом.

Мальчик, ложась спать вместе с Блеком, чувствовал в некотором роде смущение и в тоже время радость. Гарри казалось, что он уже слишком взрослый для подобного, но никак не мог отказать себе в возможности лишний раз почувствовать тепло и заботу. Это был совершенно новый чувственный опыт в его жизни. До этого момента, ему даже никто не желал спокойно ночи.

Усадьба Каркарова стала для него местом, где исполнялись мечты. Здесь он чувствовал себя любимым, нужным. И к нему относились как к ребенку, но это выражалось не в том, что его воспринимали как человека, еще не способного трезво и рационально мыслить, а в том, что с ним играли, таскали на руках или просто щекотали. Ему позволили быть беззаботным.

Сириус выглядел очень напряженным, он несколько раз открывал рот, собираясь что–то спросить, но потом резко обрывал себя. Гарри поудобнее устроился на кровати, закутавшись в одеяло как в кокон.

— Ты хочешь что–то обсудить? — спросил он.

— Эээээ… да. Но, наверное, это будет не совсем корректно, — тяжело вздохнул Блек. — Ты пытался покончить с собой потому, что Снейп не полюбил тебя?

Гарри кивнул.

— В некотором роде. Я хотел к родителям. На самом деле это очень сложно объяснить, — мальчик натянул одеяло до подбородка. — Просто, Дурсли, скажем так, никогда не относились ко мне хорошо, они считали, что я позорю их и отрицательно влияю на Дадли, моего кузена. Порой они, — мальчик постарался подобрать слова. — …Были жестоки. Я всегда мечтал, что придет кто–то и заберет меня, и когда появился новый опекун, мне всеми силами хотелось ему понравиться. Снейп невзлюбил меня буквально с первого взгляда. Он не бил и не делал ничего в этом роде, но его отношение не отличалось знаком плюс. Профессор всячески старался подчеркнуть мою глупость или непонимание каких–то отдельных моментов. Сейчас мне кажется, что дело в том, что нетерпимость к ошибкам других у него является чертой характера. Но тогда все это было в моих глазах просто катастрофой! Я так хотел любви или хотя бы человеческого отношения, но не получал его вообще, не смотря на все усилия, что прикладывал, — мальчик тяжело вздохнул. — Я искал причину в себе, но не мог понять, в чем же именно проблема, ведь плохих поступков в моей жизни не было. Тогда оставалось только одно: все дело в отсутствии родителей. Видимо, любить можно было только своих детей. Тогда я и решил уйти. Ситуация со Снейпом послужила неким катализатором.

Сириус прижал к себе мальчика сильнее и начал поглаживать по спине.

— Что–нибудь изменилось, после того, как решил вернуться назад?

— Наверное, нет. На первом курсе, я все искал какого признания со стороны Снейпа, ждал его интереса к моей жизни.… Но этого не было. Я перестал чего–то ждать. Не знаю, думаю, я просто пересмотрел свои желания. Теперь мне безразлично. Главное, как оцениваю себя я сам.

— Это правильно, Гарри. Ты такой сильный… — тихо прошептал он.

— Возможно, — не стал отрицать мальчик.

Блек снова замолчал. Они пролежали какое–то время в тишине.

— А ты видел их там? В смысле, родителей…

— Нет, — покачал головой Гарри. — Не видел, но очень хотел. Мне пришлось бы для этого пойти дальше.

— Понятно, — голос Сириуса был полон грусти. — Прости, что спросил.

— Нет, ничего страшного, — улыбнулся мальчик. — Знаешь, я рад, что вернулся. У меня теперь есть ты, друзья и Каркаров. Даже Снейп стал вести со мной чуть мягче. Например, разрешил отметить День Рождения.

Мужчин цокнул языком.

— Ты рад тому, что к тебе просто относятся по–человечески, так как должно быть. Мне даже страшно из–за этого. Как бы я хотел, чтобы ты был счастливым, — сокрушенно произнес он.

— Я знаю это, Сириус. Спасибо тебе, — Гарри осторожно поцеловал крестного в щеку.

Сириус широко улыбнулся, казалось, его переполняла искренняя радость.