Фанфикс.ру айронмайденовский - Почти как в сказке
Ушибленная голова болела, но соображала. Так, мальчик понимал, что не знает, где он, который час и что ему делать. Он решил, что, если будет сидеть тихо-тихо, его никто не тронет, даже злобный тролль. Некоторое время в темноте он слышал только своё дыхание.
Мысли были невесёлыми. Найдут ли его здесь, в дремучем лесу? Конечно, если они с Алекто не вернутся в четыре часа, мама с папой поднимут тревогу. Но ведь они по своей глупости ушли так далеко, на несколько миль... Наверное, нет никакой бабушки, всё это кем-то подстроено, может быть, папиными врагами... А может быть, Алекто умница и сумеет спастись, а он — нет... Или она скажет, что сама видела, как он утонул в болоте. Тогда его перестанут искать, он останется здесь, в лесу, и умрёт от голода и холода, если его раньше не съест какой-нибудь лютый зверь. Ведь Алекто его не любит, никогда не любила. Наверное, он на её месте и сам бы себя не любил. Мелкий мальчишка, вредный, мстительный... А как не мстить? Ведь иначе в этом мире не проживёшь.
Было обидно оттого, что Амикус ясно понимал: будь у сестры возможность погубить его, она это сделает без колебаний. Так уж сложилась судьба, на что здесь жаловаться? Но обида не отступала.
Шорох осыпающейся земли мальчик, занятый тягостными раздумьями, услышал не сразу. Глаза его уже привыкли к темноте, и он даже, кажется, различил то место на склоне, где земля словно бы вспучивалась, шевелилась и трескалась — в трёх шагах от него.
Амикус вскочил, шарахнулся, преодолевая боль в ноге. Натолкнулся на стену земли, споткнулся о корень, рухнул прямо на больную ногу, и только ужас, от которого коротко стриженые волосы вставали дыбом, не дал ему закричать во весь голос.
Из земли медленно поднималось что-то чёрное, очерченное лишь лёгким серебристым свечением. Уже было видно низко надвинутый капюшон, длинные рукава, а самое главное — острую косу с блестящим в темноте широким лезвием.
«Смерть! — понял Амикус. — Ничего я не очнулся, я ударился и умер. И вот теперь она пришла!»
Он не мог оторвать от смерти глаз, а та всё росла и росла, всё выше поднималась заносимая над сжавшимся мальчиком коса, и наконец с силой опустилась прямо на него.
«Вот теперь точно умер, — подумал Амикус, лёжа на земле в позе эмбриона. — Алекто добилась своего».
Странно, но теперь не было ни обиды, ни злости на сестру. Какая разница, ведь Амикуса нет на свете и никогда больше не будет. Пусть она живёт счастливо, выходит замуж, а он будет смотреть на неё и на родителей... откуда он там будет смотреть?
Впрочем, это тоже не важно. Он умер, совсем, окончательно. Вон какие у него холодные руки и неподъёмное тело. Его в этом овраге расклюют вороны, а косточки разгрызут волки. А он ничего не сможет сделать, ведь он умер и ему не положено шевелиться. Умер... насовсем...
Амикус провалился в тишину, как в могилу. Под веками изредка вспыхивал свет, как будто освещая чьи-то фигуры. В конце концов мальчик понял, что видит то Алекто, мечущуюся по какой-то комнате, то маму с папой, которые опять ссорятся в столовой, то незнакомца, который пробирается по лесу, небрежно откидывая ветки с дороги. Он увидел чёрную жемчужину на нити, а скользнув по этой нити взглядом, рассмотрел и остальные шесть, одна чернее другой, в каждой — густая, словно сжатая пустота. Увидел он и два смотанных клубка, и два парных друг другу колечка, и колоду карт, а потом всё слилось в единый водоворот, распрямившийся в дорогу. Амикус пошёл по этой дороге, скользнул, словно ветер, только силой мысли, и где-то далеко в её конце увидел самого себя: съёжившееся на дне заброшенной ловчей ямы тельце, какое-то чужое, маленькое и нелепое. До него было ещё далеко, но он и сам не понял, как внезапно снова ощутил свои руки и ноги, — будто вернулся домой после долгого пути.
Сверху посыпалась земля, раздался шорох, а потом чей-то голос спросил:
— Эй, малец, ты живой там?
* * *
Алекто забарахталась, как в воде, но всё было тщетно. Дверь захлопнулась за её спиной; медленно, как будто издеваясь, повернулся ключ в замке, и девочка окунулась в темноту. Она не видела даже своих рук и только могла предполагать, что седьмая комната примерно такая же по размерам, как и остальные.
Пока на неё никто не накинулся, Алекто присела и зашарила руками по полу в поисках палочки. Ей под руку попалась кость, потом ещё одна, но палочки не было. Алекто притихла, сидя на четвереньках и пытаясь задавить подступающую панику. Дело было хуже некуда. Если здесь её не ждёт смерть, то всё ещё впереди. Она ведь так ничего и не выяснила про бабушку, тёмная комната тоже ничего не значит. Другое дело, что темнота эта какая-то странная...
В темноте раздался какой-то шорох, писк, и девочка почувствовала, что душа у неё уходит в пятки. Это были крысы, отвратительные мерзкие создания с голыми скользкими хвостами, шушеры, самые гадкие твари на свете. Алекто поскорее поднялась на ноги. Не хватало ещё, чтобы крыса запрыгнула на колени. Писк и возня приближались, становились громче, смелее. Девочка прижалась к двери, но это не помогло. По её ноге как будто что-то скользнуло, потом ещё раз и ещё. Наконец Алекто не выдержала.
— Прочь отсюда! — завопила она и наугад пнула темноту. Завизжала крыса, и девочка пнула ещё раз. Гибкие маленькие тела проносились по полу рядом с её ботинками, и ей пришлось сделать несколько шагов в сторону.
— Вот вам! Вот вам! — повторяла она каждый раз, как её нога задевала что-то лёгкое и мягкое. — И на хвост, и по морде!
Алекто остановилась только тогда, когда поняла, что не знает, в какой стороне оставила дверь. Вытянув руки, она сделала несколько шажков влево, потом несколько вправо. Поток воздуха, идущий откуда-то снизу, она почувствовала слишком поздно, и успела только слабо вскрикнуть, когда, потеряв равновесие, упала в темноту.
* * *
Алекто падала так долго, что уже начала сомневаться в том, что падает. Однако её платье развевалось, вторая косичка тоже расплелась от ветра, и вскоре сомнения прошли. Мало-помалу она начала различать, что происходит вокруг неё, и обнаружила, что летит вниз по широкому круглому тоннелю. Она не подумала, откуда такой мог взяться под крошечным домиком в лесу. Единственным её желанием было за что-нибудь ухватиться. Мимо пролетали какие-то стропила, балки, а кое-где в стенки тоннеля были вмонтированы полки, на которых находились какие-то предметы. Наконец девочке удалось приблизиться настолько, что она смогла схватить один из них в надежде, что он окажется волшебным и ей поможет. Несколько секунд она изучала его в неизвестно откуда взявшемся тусклом свете, пока не поняла, что держит в руках банку с заспиртованной головой младенца. В отвращении Алекто отбросила её от себя, и она разбилась о торчавшую из стенки тоннеля обломанную деревяшку.
Больше ей ничего не оставалось делать, только падать. На такой скорости хвататься за что-либо было безумием: ей бы просто оторвало руки. А внизу по-прежнему не было ни лучика света.
«Я умру, — подумала Алекто, в шестой раз переворачиваясь в воздухе и летя вниз головой. — Я разобьюсь насмерть...»
Больше у неё не было никаких мыслей, даже вся её короткая жизнь не мелькала перед глазами. Остался только тёмный тоннель и злобный ветер, который на лету трепал её платье.
Что тоннель закончился, она не сумела предугадать. Просто вдруг она на полной скорости словно окунулась в темноту и повисла в ней. Сразу исчез свист ветра в ушах, платье перестало задираться, и вокруг стало так же темно, как и в маленькой комнатке наверху. Алекто уже не могла пугаться, хотя она уже потеряла счёт времени и не понимала, где находится. По её расчётам — где-то на расстоянии ста миль от поверхности земли, но ведь такого не бывает?
Она обнаружила, что может двигаться в этой темноте, и забарахталась, пытаясь хоть что-то нащупать.
— Ау! — тихонько позвала девочка и сама не узнала свой голос. Постепенно она начала понимать. Она вовсе не нырнула ни в какую темноту, это ей только кажется. На самом деле она упала на землю и разбилась, только умерла так быстро, что даже этого не заметила. И то, где она сейчас находится, — это и есть смерть.
Алекто сковало холодом и ужасом. Она думала, что после смерти дети попадают в рай, или на крайний случай, становятся призраками. Ведь что может такого натворить тринадцатилетняя девочка, чтобы попасть в ад? Но здесь и сейчас она больше не могла себе врать. Правда поднималась из глубин её сердца, душила рыданиями, шептала на ухо.
Ведь Алекто, по сути, бросила младшего брата, когда ему нужна была помощь, и теперь он наверняка попал в беду. Она попросту предала его, да что там, она хотела его смерти. А вместо этого умерла сама. Не она ли кричала на него, что он мешает ей заниматься, в то время как сама всего лишь раскладывала пасьянс или занималась тому подобными глупостями? Не она ли хотела подстроить так, чтобы он лишился своего подарка на одиннадцатилетие? Не она ли говорила подругам, что её брат отпетый хулиган, которым место только на Гриффиндоре? Кому и что она хотела этим доказать?
