Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"

— Только ты напоминаешь мне о том, что я — не пустое место, как бы странно это не звучало. Моя мать, как бы сильно не верила в то, что я невиновен, но ей тяжело со мной говорить. Возможно, что она видит во мне Скорпиуса, которого любила больше жизни, а возможно, что…

— Сомневается в тебе, — закончила вместо него Гермиона. — Ты и сам-то не особо веришь себе.

— А тебя это даже не трогает, Грейнджер. Тебе будто бы всё равно на то, что я могу оказаться убийцей. Ты говоришь со мной, как всегда. Я для тебя по-прежнему остаюсь Малфоем, которого ты привыкла ненавидеть.

— Просто я привыкла к тому, что ты — убийца.

Это было так неправильно, но похоже, что в этом она и нуждалась все десять лет, а то и больше. Ей нужно было поговорить с тем, кто был виной всем её кошмарам — только прелесть этого разговора была как раз в этой выдержке. Сейчас они были взрослыми людьми, каждый со своим грузом на плечах и глубокими ранами на сердце. Они понимали, что такое жизнь и понимали, что означает причинить боль словами. Теперь Гермиона была для него просто «Грейнджер» — не гриффиндорской занудой или грязнокровкой, а он был для неё всё тем же «Малфоем», но уже взрослым.

Они выросли, и теперь могли здраво оценивать боль друг друга. А ещё они могли сознательно причинять боль друг другу.

— Поэтому я не чувствую от тебя того, что чувствую от всех остальных. Ты, как страница из старого ежедневника.

— Тебе не кажется, что это низко с твоей стороны — упоминать по отношению ко мне старый ежедневник.

— Я часто задумывался о том, как бы всё могло сложиться, если бы мы были друзьями, — Драко подошёл к камину и потянулся к маленькой колдографии, где был он, Тео и Пэнси. — К сожалению, мы все воспитывались в слишком идиотских предубеждениях, и это в своё время сыграло с нами злую шутку.

— И как? Тебе помогло то, что ты думал об этом? Полегчало?

— Ты не веришь мне.

— Суть не в этом, Малфой, а в том, что в этом нет смысла. Ты можешь в своей голове хоть миллион разных альтернативных развитий событий обдумать, но это ничего не изменит. Всё так, как есть.

Она говорила такие правильные вещи, ей не хватало только кинуть пару пафосных фраз о прощении и ненависти. Это всё были не её слова — это она наслушалась благородных помыслов Забини и Поттера, а поэтому теперь могла разглагольствовать на эту тему.

— Я бы поступил иначе, если бы можно было всё исправить, — он сделал несколько шагов в её сторону. — Мне всегда было стыдно за каждый мой поступок.

— А вот и нет. Если бы тебе было стыдно, то ты бы не припомнил мне то, как меня изнасиловали Монтегю и Гойл три дня назад в гостиной на первом этаже, — она уже и позабыла, когда в последний раз озвучивала всё это вслух. — Если бы тебе было стыдно, то ты нашёл другие слова, но ты ударил по самому больному. Спасибо, что не решился вспомнить о моих родителях, иначе бы в тебя прилетело совершенно другое Непростительное.

Не было ни крика, ни слёз. Гермиона говорила так спокойно и уравновешенно, что это даже её немного настораживало, словно буря поджидала её где-то за углом. Не было дрожи в руках, да и лёгкие не сжимались от нехватки кислорода — она была абсолютно спокойна.

— Я больше ничего не знаю о тебе… Мне хотелось, чтобы ты злилась, чтобы поняла мои эмоции, и я ляпнул то, что знал о тебе.

— Мне насрать на твои эмоции, Малфой. Я не знаю, что у вас там случилось с Блейзом, но это не даёт тебе права копаться в моём прошлом. У тебя никогда не было права на то, чтобы причинять мне боль, но ведь тебе точно так же на это насрать.

— Посиди со мной, пожалуйста.

— Ты смеёшься надо мною?

— Нет, — он протянул руку, но остановился в дюйме от её плеча, так и не прикоснувшись к ней. — Если хочешь, то не говори со мной или, наоборот, выскажи всё, что думаешь обо мне, но не уходи.

Он действительно помнил о том, что она не терпит чужих прикосновений. Так было когда-то, и она боролась с этим, но откуда ему было знать об этом. Сейчас Гермиона со скрипом на зубах, но всё же умалчивала своё недовольство, когда кто-то посторонний к ней касался, но в их последнюю встречу с Малфоем, до всего этого, — она боялась этого. А это было так давно.

Сегодня тяжёлые портьеры на окнах были широко раздвинуты, и в комнату проникали солнечные лучи. Гермиона заметила толстый слой пыли на письменном столе, за которым явно уже давно никто не работал. Было очень много книг, они лежали повсюду: на прикроватных тумбочках, на кофейном столике, на комоде и даже на полу. А ещё было очень много колдографий, разбросанных у кровати.

— Почему ты не позволяешь эльфам убирать здесь? — девушка облокотилась об двери.

— Тут не убирали с той самой ночи, как убили Асторию, — Малфой опустил голову. — Я не могу себя заставить попросить эльфов убрать, потому что хоть так чувствую её присутствие рядом.

— Ты любил её?

— Я не знаю, как это называется, но боюсь, что уж точно не любовь. Мы с ней поженились, потому что так было правильно. Так когда-то хотел мой отец.

— Ну да, точно, — Гермиона закатила глаза. — Для тебя ведь желания отца всегда были превыше всего, как же я такое могла забыть.

— Он был моим отцом, Грейнджер, и я любил и уважал его.

И снова ей бы хотелось ненавидеть, но вместо этого ей было… жаль его? Она будто бы забывала рядом с ним о том, что её привело в этот дом, из-за чего всё это началось и не могло прекратиться в один день.

— Блейз был мои близким другом, но он отвернулся от меня, когда я нуждался в его поддержке. Моего отца приговорили к поцелую дементора, меня посадили, а мать осталась совсем одна, а он просто отвернулся от меня. Мы были с ним друзьями, но когда я нуждался в его помощи, то он просто свалил за горизонт.

— Даже не думай, что я сейчас растекусь тут в сочувствии к тебе, — фыркнула Гермиона. — Он тоже нуждался в вашей поддержке, но вы продолжали видеть в нём только друга-весельчака, который всегда подымет вам настроение. Как думаешь, Блейз очень обрадовался, когда его лучший друг, Драко Малфой, принял точно такую же Чёрную метку Пожирателя смерти, как и тот ублюдок, который убил его мать?

— Так вот оно в чём дело, — Драко ухмыльнулся и занял своё место в кресле. — И как давно вы дружите?

— С того самого момента, как я хотела умереть после случая в Выручай-комнате. Достаточно долго.

— А я всё не мог понять, откуда в нём эта слепая ненависть к Монтегю и Гойлу, а оказывается, он был в курсе всего этого. Хотя, наша с ним последняя встреча дала ответы мне на вопросы… Я даже бывало думал, что он влюблён в тебя, когда так яростно защищал тебя.

— А по-твоему в меня нельзя влюбиться?

— Я этого не говорил, — совсем тихо ответил Драко. — Ты знаешь, что я думаю по этому поводу. Но почему Забини? Ты доверяла ему больше, чем своим дружкам-пирожкам?

— Тебе не кажется, что слишком много откровений для тех людей, которые далеко не друзья?

Ей хотелось ему рассказать всё, что она пережила, будто бы в этом был какой-то смысл. Если бы Малфой спросил ещё раз, то она бы поведала ему все тайны своей души — это была его власть над нею. Гермиона не контролировал себя при нём — он был её антигероем, её ядом, её тем самым Драко, в которого она до сих пор была влюблена.

Хотя это была довольно извращённая форма любви.

— Мисс? — посреди комнаты появилась Миппи. — Прибыли мистер Тики и мистер Поттер.

— Спасибо, — Гермиона тут посмотрела на Драко. — Нам пора.

Грейнджер должна была рассказать ему о тонкостях процедуры гипноза и того, как это может отразиться на неё, предупредить о всех последних и услышать его согласие, но вместо этого они просто говорили. Но и Малфой не стал перечить, а лишь послушно последовал за ней, позабыв о том своём первом небрежном предложении, когда девушка только озвучила ему тему о гипнотерапии.

Янус Тики, тот самый, который являлся целителем Святого Мунго и вёл Скарлетт, сидел на диване с чашечкой чая, а Гарри стоял у камина. Они прибыли гораздо раньше, чем предполагала Гермиона — скорее всего, что дело был в том, что письмо было передано через главного аврора, а не через канцелярию Министерства. Нарциссы тут не было, и можно было начинать.