Звезда на излом - Мария Кимури
Мокрые от вина руки Макалаурэ бессильно скользили по цепи, пытаясь ухватиться за надрубленное звено. Еще один шаг следом за цепью. И еще.
«Беги, — требовал издалека Финдарато. — Беги! Не говори с ним! Не дерись на две стороны, с ним и с прошлым разом!»
Снег не смывал алую влагу с рук, а только размазывал ее. На ветру руки стремительно коченели.
Он продел с трудом сгибающиеся пальцы в соседние звенья цепи.
— Или ты тоже пришел мне спеть? — хмыкнула темнота. — О чем на этот раз? О Дориате? О том, как бежали в лес синдарские женщины, поскальзываясь на крови своих мужчин и подруг? Как замерзали их дети в ночном лесу? Интересно, вы знали, сколько женщин там взялось за оружие после поражения от наугрим? Бородатые выбили лучших, цвет пограничной стражи, и девок в страже стало больше трети. Хотя вам не привыкать, среди приморских тоже встречались… лебедушки с веслом, как я слышал.
Руки снова соскользнули с цепи. Макалаурэ ухватился опять, чувствуя себя слабым, как щенок… Не дерись на две стороны?
Дурак. Здесь нет двух сторон! Здесь и сейчас нет двух сторон…
Есть только цепь.
— Может быть, ты думал, что сумеешь смыть ту кровь, убив побольше орков под стенами Сириомбара? Даже глупец поймет, зачем вы туда пришли на самом деле.
Есть только цепь, повторил себе Макалаурэ, проигрывая еще пару шагов. Цепь чуть обвисла, и он быстро, пока не натянулась, обмотал по обороту вокруг каждого запястья, чтобы точно не соскользнула. Снова взялся за надрубленное звено. Снова сжал скользкие, влажные пальцы, согнув их с трудом. Холод усиливался, алое загустело, и пальцы уже не столько скользили, сколько прилипали к железу. Губы коченели.
Рывок.
Голос что-то говорил, слова скользили мимо. Да, его руки в крови. Да, это ничего не отменит и не изменит.
Все уже сделано.
Есть только цепь, его руки на ней и надрубленное звено.
Мир схлопнулся в малую точку, и центр ее — неровное звено цепи и две его руки. Вдох. Выдох. Рывок. Снова. Повторить. Просто не жалеть руки. Плевать, пусть больше не сгодятся для игры.
Голос, ветер, мороз — все мимо, где-то над головой.
Вдох. Выдох. Рывок. Сбился со счета. Просто еще раз. И еще.
Проходит много-много времени — и однажды сталь вздрагивает и рвется под его руками, упругая, со странным, знакомым стоном.
Как… Как струны.
И мир начинает возвращаться, медленно, шаг за шагом.
Сперва Макалаурэ почувствовал теплое дерево арфы под своей щекой, и только потом — боль в пальцах и запах крови. Своей. Холод превращался в воспоминание о холоде, но заставил вздрогнуть. Не исчезала только усталость.
Кажется, так глубоко в видения он не уходил никогда.
Кажется, повторять это… больше не стоит. Тоже никогда.
Даже воспоминание о том, куда он добрался, обдавало холодом.
Жильные струны арфы были изорваны почти все, кроме одной, последней басовой. Не успев задуматься, он торопливым движением разорвал и ее, словно она могла снова послужить последним проводником по этому пути.
Пальцы снова вспыхнули болью, красные капли брызнули на светлую кленовую вставку старой арфы. Что бы ни случилось, куда бы он ни забрел — этот путь закрылся надежно. В последний момент, но накрепко. Струн больше нет, а старый корпус арфы из дерева Валинора не пропустит через себя ничего лишнего. Как и клен, выросший и состарившийся у его дома на Вратах Маглора, над любимым родником.
«Спасибо, Финдарато… Спасибо, Турко…»
Он коснулся горла жестом Майтимо. Боль от ошейника держалась дольше всего.
Чудовище.
Чудовище на цепи.
Как они все.
Когда она снова стиснет его горло, хватит ли сил сорвать, наконец, ошейник и посмотреть во тьму прямо?
А затем он обернулся, ощутив вдруг сквозь усталость чье-то присутствие в комнате.
— Князь Маглор?
Элронд сидел на подоконнике, свесив ноги, и смотрел с настороженным любопытством на все безобразие разом. Встретив его взгляд, мальчишка улыбнулся. Вечернее солнце выглядывало из-за его плеча, заливая комнату светом ярким и теплым, как золотистое вино, смывая холод видения.
— А что здесь такое случилось? — спросил Элронд. — Там Фаньо и Райаринкэ уже думают, чем ломать дверь. Я решил, что влезть в окно будет быстрее. Ты играл тихо, но такое жуткое, что из башни все разбежались. А что с твоими руками? — Он наклонился, собираясь спрыгнуть внутрь и подойти.
— Стой, — велел Макалаурэ, стараясь понять, безопасно ли к нему подходить вовсе. Он встал, пошатнулся. С изрезанных рук еще капала кровь, к счастью, не чужая, а всего лишь своя. Оглядевшись, он сдернул со стола простенькую полотняную дорожку, скомкал ее, чтобы остановить кровь и не измазать на глазах мальчишки все вокруг. — Запомни, Элерондо. Если вокруг меня творится какая-то жуть — не приближайся, беги за старшими. Это приказ.
— А это часто бывает? — немедленно спросил Элронд.
— Одного раза хватит. Раз ты здесь, открой Фаньо, — велел он. — И впредь входи сюда через дверь.
— Хорошо, — сказал Элронд, лукаво улыбаясь. Улыбка у него чем-то знакомая. Кажется, так улыбался Курво когда-то давно. А потом — близнецы… Можно было ручаться: Элерондо размышляет, не влезть ли сюда в другой раз через каминную трубу, потому что ее не запретили.
Вбежавшему Фаньо Макалаурэ приказал подать чистую ткань для перевязки и седлать коней. Оруженосец молча достал перевязку из нижнего ящика стола, осмотрел внимательно своего кано с ног до головы, оглядел комнату, успокоился и умчался.
— Я могу помочь? — спросил тут же Элронд.
— Нет, — Макалаурэ торопливо обматывал полосами ткани правую руку, привычно затягивая зубами узлы. — Перестань. Я не собираюсь отсылать вас на Балар, разве что «Вингилот» приплывет за вами по Гэлиону. Где Элероссэ?
— Уехал на сбор вождей аданов, — сказал Элронд невинно. — А я послушал, что доносится из башни, и решил, что могу больше пригодиться здесь.
— Что? — переспросил Макалаурэ, едва не уронив кусок перевязки. — Он уехал?!
— С Бронвэ, Хитуиаль и еще несколькими аданами и гондолинцами, ты не беспокойся, — объяснил Элронд. — Он сказал, что ему, как правнуку Берена Однорукого, вожди беорингов наверняка поверят больше, чем каким-то беглецам. А Ольвен согласилась.
Макалаурэ очень быстро и кое-как перевязал левую ладонь. Выбежал
