Сергей Ким - Ничья жизнь
На душе откровенно тоскливо.
Люди убивают людей из-за Ангелов, блин. Хрен с ними, с фанатиками, но "Альфу" ведь атаковали хорошо подготовленные профессионалы. Наверняка это всё дело рук ЗИЭЛЕ — мы с ними, конечно, пока что друзья, но с такими друзьями и никаких врагов не надо. Им-то точно не нужна информация по ангельским лучемётам и S2-двигателям в руках НЕРВа. Вот только…
Как-то уж больно топорно сработано. Или это потому, что противостояние ещё не перешло в "горячую" фазу? А пока, значит, идёт "холодная война"… Может быть, может быть…
Но только ли это меня гложет?
Да нет, не только. Я продолжаю вспоминать вчерашние события, но ещё сильнее меня жжёт сегодняшняя дата.
22 число, месяц июнь.
…Откинулся на спинку дивана и вставил наушники. Нашел на плеере нужную песню, включил и закрыл глаза.
Итальянская группа Dark Lunacy, песня Play Dead. Как обычно — тяжёлый металл, гавкающий "вокал", но в то же время красивая и мелодичная музыка, вкупе с вообще-то лиричным текстом. Но главное — в середине песни идёт отрывок легендарной записи, вошедшей в историю:
"Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава — товарищ Сталин, поручили мне сделать следующее заявление…
Сегодня.
В 4 часа утра.
…
Без объявления войны.
Германские войска напали на нашу страну…"
Об этом можно говорить долго и много, но я просто не хочу — нет сил. Не физических, а… Да и не нужны тут никакие слова — они будут просто лишними…
И ведь никому сегодня нельзя говорить о том, что меня гложет — просто не поймут, почему пацан-японец горюет из-за такого. Какое мне, в самом деле, должно быть дело до истории другой страны …
Даже рюмку водки по традиции не выпить — нет её под рукой просто. Нет, не рюмки, а водки. А пивом поминать — это дрянь какая-то… Нет, тут дело, конечно, не в градусе или вкусе, а в символизме, если хотите… А, да если бы даже была! У меня же сегодня опять медицинское обследование, и наличие алкоголя в крови я никак не смогу объяснить. А уж хитрая аппаратура Акаги наверняка найдёт даже самую мизерную дозу…
Хотя…
Это ведь тоже всё шелуха и показуха.
Я помню, и этого достаточно, а если уж так хочется чего-то символического…
…Взял в руки "глок", который с утра разобрал, почистил и смазал после вчерашнего боя. Выщелкнул магазин, передёрнул затвор и поднял пистолет вверх.
Сухо щёлкнул спущенный курок.
Вот. Это будет честнее и лучше — салют по всем погибшим за правое дело.
Да будет так.
Глава 8. Раскаты грома
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
…Тяжело дыша и трясясь всем телом, вновь вынырнуть из цепких лап кошмара. Успокоиться. Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
…Тяжело дыша и трясясь всем телом, вновь вынырнуть из цепких лап кошмара.
Раз за разом.
Час за часом.
Не отдых, а изощрённая пытка.
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак…
Стиснуть зубы. Крепись. Крепись!
…Тяжело дыша и трясясь всем телом вновь вынырнуть из цепких лап кошмара…
Закрыть глаза, задремать, соскользнуть в удушающий мрак.
Стиснуть зубы. Ещё! Ещё раз! Из тьмы накатывает очередная волна отчаяния и безнадежности. Инстинкт требует убираться отсюда. Бегом. Ползком. Как угодно, куда угодно, лишь бы подальше. Воя от ужаса, соскользнуть ещё глубже в бездну страха…
Соскользнуть, соскользнуть, соскользнуть… Глубже, дальше… До самого дна, до самого дна…
* * *Гул турбовинтовых двигателей за бортом.
Тёмный отсек транспортного самолёта, скупо подсвеченный тусклыми лампочками дежурного освещения.
Длинные ряды больших оцинкованных ящиков.
Сижу около двери в пилотскую кабину, прямо на полу, привалившись спиной к металлу. На мне пропыленный и выцветший на солнце зелёно-жёлтый пограничный камуфляж.
Не отрываясь, смотрю на ящики.
Я знаю, что внутри них. Вернее кто…
Груз 200, "двухсотые", погибшие на войне.
Все, кого я знал или любил. А я живой, я всё ещё живой…
Один, остался только я один…
И я откуда-то знаю, кто из моих друзей лежит сейчас здесь и даже где.
Вон там — Лёха. Его "осьмушку"[27] сбили из этой новомодной дряни, появившейся у "духов" — "стингер", что ли. Чуть дальше Костян. Он в бээмпэшке подорвался на грёбаной итальянской мине — четвёртым в колонне ехал, и вот так не повезло… Рвануло аккурат под левой гусеницей — его прямо с мехводом и… Чёрт, чёрт, чёрт… Как же так? Как же так…
А вон там, в уголке лежат двое моих тёзок — всегда друг друга держались и под обстрел в том кишлаке тоже вместе попали. Только я выжил, а они — нет! Всё как всегда — едем на броне, а тут из-за дувана "духи" с безоткатками. Залп, второй и наутёк. А у нас три "коробочки" в хлам и дюжина убитых…
…Обхватил голову руками и застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Грудь разрывало от боли, хотя я и не был ранен…
Почему? Почему они все, а я… И Лёха, и Костик, и Мисато…
Стоп!!!
Меня словно поленом по голове стукнули и вдобавок окатили ледяной водой.
Какая. Ещё. На хрен. Мисато?! Кто это, млять?!
"Вспомни".
Что за хрень! Как я могу вспомнить того, кого не зна…
…Тут же осёкся.
Потому как вспомнил.
Сначала какие-то предметы, образы, и лишь только потом лицо…
Красная спортивная "супра" с дизайном восьмидесятых годов, чёрно-золотая форма, пистолет Хеклер унд Кох УСП, любимая короткая красная кожаная куртка…
Лицо. Карие глаза, длинные иссиня-чёрные волосы, неизменная беззаботная улыбка…
М-майор… Мисато… Кацураги? Мой командир? Да, мой командир…
Тут же откуда-то пришли совсем иные образы.
Тёмно-зелёный "бардак"[28], обычный жёлто-зелёный крапчатый камуфляж, редкий в наших палестинах "стечкин", кепка вместо уже ставшей привычной форменной шляпы-панамы. Карие глаза, неизменная беззаботная улыбка, длинные иссиня-чёрные волосы, собранные в хвост …
— Достаточно.
Поднялся с пола и в тот же миг ощутил, как всё вокруг застыло. Рёв самолётных движков исчез, уши словно заложило.
— Вот это я понимаю — кошерный глюк…
Бросил взгляд на запястье левой руки… Хм, естественно мои старые командирские часы из прежней жизни на месте. Поцарапанный серебристый корпус, кожаный ремешок, синий циферблат с изображением ведущей огонь РСЗО[29] "Смерч"… Только вот секундная стрелка отчего-то не движется. Кончился завод? Сейчас исправим…
Гм, странно — вроде бы всё в порядке. Пружина, что ли лопнула? Да нет, вряд ли… А что если…
Я вслушался в окружающую меня мёртвую тишину. Почесал затылок, полез в карман брюк, достал мятую чёрно-белую пачку болгарских сигарет, бросил на пол…
Точнее, попытался бросить. Едва оторвавшись от руки, пачка просто застыла в воздухе.
Ага…
С интересом оглядел себя — зелёный с жёлтыми крапчатыми пятнами камуфляж советских и российских пограничников. Лычки старшего сержанта, кирзачи, ПМ на поясе… Занятно, занятно…
Гм. Первый раз употребляю это слово в отношении самого страшного кошмара, который иногда посещает меня.
"Чёрный тюльпан", летящий из Афганистана; все кого я знаю и люблю — погибли, один я остался в живых и просто сижу в грузовом отсеке среди цинков… Почти всегда память об этом кошмаре развеивается поутру, но вот сейчас как-то удалось осознать и понять, что это сон…
Очень странно, кстати, почему мне снится именно это, ведь у меня никто из знакомых или родственников не был "за речкой", а вот поди ж ты…
В голове творилась самая настоящая каша. Картины невероятной чёткости и подробности, которые я видеть просто по определению не мог. Когда наши войска выводили из Афгана, меня ещё даже в детский сад не взяли. Ложные воспоминания, доступные только во сне? Очень и очень странно… Я ведь сейчас действительно помню, как мы попадали под обстрелы, тряслись на броне "коробочек", штурмовали какие-то кишлаки… Вот только все лица моих "сослуживцев" были лицами тех, кого я оставил в своей прошлой жизни — друзья по школе, общежитию и университету, родные…
Ептыть, вот, блин, у меня фантазия-то больная! Или богатая? А, ладно, неважно…
И, вероятно, я бы спокойно досмотрел этот тихий, но жуткий кошмар до самого утра, если бы…
Если бы сюда не пролезли отзвуки моей новой жизни. Ложные воспоминания о Мисато, Рей, Тодзи и Айде в антураже афганской войны сразу доказали, что всё окружающее — это не более, чем сон. Невероятно реалистичный и чёткий, но всё равно сон. У меня же с ними всё как — "не было ни гроша, а тут — алтын". Неделями и месяцами могу без сновидений спать, и тут бац! Нате, получите, распишитесь! Мисато в роли нашего комбата, костерящая по матери кого-то из снабженцев. Тодзи, торчащий из командирского люка Т-55. Айда — наш штатный военкор, Рей… Хр… Нет, всё! Больше не могу! Ощущение бреда зашкаливает — ржать охота!
