Правильный подход (СИ) - "naarzi"

У Сяо Синчэня начинает дергаться глаз. Потом второй. Это просто какой-то кошмар. Остатки кофе нужно было заливать не в себя, а в лицо завучу, но уже поздно. Так что проверить, сможет ли он это действительно сделать, уже не получится, хоть и очень хочется.

— Неужели я настолько благотворно на него влияю? — холодно спрашивает он, стискивая покрытую золотой краской ручку хрупкой чашечки так, что на пальцах точно останутся следы.

— Просто исключительно! — с восторгом выдыхает господин Мэн. — Так что же, я могу вас вносить в список гостей? Признаюсь, очень не хочется вместо вас туда приглашать эту Цао…

— Это еще кто?! — выпаливает Синчэнь, от греха подальше ставя на стол завучу часть драгоценного сервиза.

— Цао Цин, — с легким недоумением поясняет Мэн Яо под облегченный вздох собеседника.

Так это он про А-Цин! Ладно, все хорошо, нет поводов для волнения.

— Иначе случится что-то похуже, чем на похоронах? — предполагает Синчэнь, переводя дыхание.

— Боюсь, что не просто хуже, а гораздо хуже! То есть не было ничего на похоронах, ну что вы заладили? — с наигранным смехом отмахивается господин Мэн, щедро демонстрируя лживые ямочки на щеках. Как ему будет удобнее. Не было, так не было.

Сяо Синчэнь молчит, ерзая в кресле. На самом деле, есть одна вещь, которую ему хочется попросить у завуча в обмен на свой ответ, но не знает, будет ли это честным по отношению к Сюэ Яну. После минуты тяжких раздумий он наконец медленно произносит:

— Я уверен, что к тому времени все будет в полном порядке, и вам не нужно беспокоиться. Но…

— Но? — в голосе Мэн Яо слышно напряжение. Он сводит брови и подозрительно щурится.

— А вы мне можете рассказать, что случилось с его пальцем? Я обещаю, что ничего ему не скажу, и этот разговор останется в стенах вашего кабинета, — на одном дыхании произносит Синчэнь.

Любопытство его скоро и правда в могилу сведет. Он еще пару раз пытался спросить Сюэ Яна, где он получил эту травму, но его так ловко уводили от этой темы или попросту не давали шанса договорить, что теперь очень сложно об этом не думать. Он не собирается использовать эту информацию, просто хочется получше понять своего парня, в этом нет ничего плохого. Ведь правда?

Теперь наступает очередь Мэн Яо хранить молчание. Он переводит взгляд на стоящие на столе рамки с фотографиями, рассеянно поправляет ту, где запечатлены двое подростков, и тяжело вздыхает. На размышления у него уходит довольно много времени, и каждая секунда, которую отсчитывают на стене висящие часы (внезапно со стрелками, а не электронные), кажется оглушительной.

— У меня нет поводов вас подозревать в чем-то, но это все еще не мой секрет, понимаете? Но, думаю, ничего плохого не случится, если я все-таки расскажу… — тянет он и болезненно кривится: — Вы же понимаете, что эта история, мягко говоря, неприятная?

— То есть это не бытовая травма? — уточняет Сяо Синчэнь. Он подозревал что-то подобное, потому что на простой несчастный случай обычно и реакция немного другая, и ведь даже А-Цин ничего не знает.

— Если бы, — мрачно хмыкает Мэн Яо и, еще раз скривившись, говорит: — Я при этом не присутствовал, и знаю исключительно с рассказов самого А-Яна и некоторых свидетелей, так что за стопроцентную достоверность не ручаюсь.

— Я понимаю, — кивает Синчэнь, показывая, что готов слушать, затаив дыхание.

— Он вам рассказывал, почему оказался в приюте?

— Нет, этим со мной не делились.

Только историями про расписывание стен продуктами выделений.

— На самом деле, там толком и говорить нечего. Насколько я знаю, он был из классической неблагополучной семьи. Мать умерла, когда Сюэ Яну было два года, отец очень быстро спился… А потом пришли социальные службы.

На это можно только синхронно вздохнуть вместе с собеседником. Действительно, говорить тут особо не о чем.

— Как специалист, я уверен, вы не раз сталкивались с тем, что к детям из приютов отношение в школах совершенно… Иное, нежели чем к детям, у которых есть хотя бы один родитель, — продолжает Мэн Яо, переводя взгляд на фото своей матери, а на мгновение его губы трогает искренняя улыбка, но быстро меркнет. — И, будем честны, не в лучшую сторону, но сделать с этим что-то практически нереально. Людям всегда нужно над кем-то возвышаться, чтобы чувствовать себя увереннее, и от возраста это не зависит.

Ну, не всегда. Синчэню, например, это совершенно не нужно. Но общую идею, которую ему пытаются донести, он улавливает. У А-Цин очень похожая ситуация.

— Это случилось в первом классе в одной муниципальной школе, к которой были прикреплены некоторые дети из приюта. Это уже гораздо позже мне удалось пристроить моего друга сюда, когда я сам проходил здесь практику… Ох, что-то я отвлекся! Думаю, мне не нужно объяснять, что ввиду полного отсутствия воспитания и социальных навыков, А-Ян довольно быстро стал очень удобной жертвой. В основном, из-за своей бурной реакции на любые нападки.

Синчэню уже не очень хочется слушать продолжение, потому что смутно представляет, чем дело кончилось, но он понимающе кивает. В таких случаях на поддержку других сирот, даже если они в одном классе, рассчитывать не приходится — обычно те только рады, что крайним оказался кто-то другой, и даже с радостью присоединяются к травле избранного.

— Знаете, возможно, если бы в приютах детям чаще давали сладкое, этого бы не случилось, — скривившись, тянет Мэн Яо.

— Вы хотите сказать, что в потере пальца виноваты конфеты? Точнее, их отсутствие? — вздергивает брови Синчэнь.

— Не уверен, кажется, это было пирожное из столовой, которое А-Ян впервые смог себе купить… — господин Мэн хмурится, припоминая. — Уж не знаю, откуда деньги взялись, может, стащил где, но это неважно. Все свелось к тому, что одноклассники возжелали его разлучить с этим пирожным, а… Этого лучше не делать.

— Это уж точно.

— Как бы то ни было, в драке ему хорошенько прошлись по левой кисти, сломав безымянный палец и мизинец. Детские кости довольно хрупкие, знаете ли.

Синчэнь никогда не становился жертвой чужой агрессии, особенно групповой, и ему сложно понять, что в этот момент ощущал Сюэ Ян, но сердце бешено колотится от переполняющего его праведного гнева.

— Куда же смотрели учителя? — возмущенно выдыхает он. В глазах начинает подозрительно мутнеть, и приходится сморгнуть. — Почему не вмешались?!

— О, они вмешались. Точнее, вмешался господин Чан, перед чьим уроком все это произошло, и А-Яна оставили после уроков в наказание, как зачинщика драки. Ведь гораздо проще обвинить во всем ребенка, до которого никому нет дела, чем разбираться с чьими-то родителями. До медпункта, сами понимаете, никто так и не дошел.

Синчэнь таращится на Мэн Яо, не веря своим ушам.

— А дальше-то что?!

— В приютах политика обычно такая: если получил травму, значит, сам виноват, поэтому он ничего никому не сказал. А когда уже все-таки кураторы спохватились, то если безымянный можно было спасти простым наложением гипса, но мизинец… Проще было отрезать, чем тратиться на его восстановление, — господин Мэн неприязненно передергивает плечами и заканчивает: — Вот так халатность одного человека может пустить чужую жизнь под откос.

— Но… Потом же было все хорошо? — дрожащим голосом переспрашивает Синчэнь, все еще переваривая услышанное. Тут уже сколько не смаргивай, ничего не выйдет, и он, приподняв очки, проводит пальцем возле уголков глаз. — Вы же с ним подружились через пару лет, и все начало приходить в норму…

Сейчас он не испытывает никакой злости или ревности в сторону сидящего перед ним завуча. До сих пор неизвестно, решил он покровительствовать затравленному младшекласснику из жалости или от собственного одиночества, но то, что он до сих пор о нем так настойчиво заботится, вызывает уважение и даже благодарность.

— Сразу видно, что вы ни разу в жизни не бывали в детдоме и не знаете, как работает система, — терпеливо поясняет тот, вежливо делая вид, что не замечает излишнего проявления эмоций своего подчиненного.