В одном из сказочных измерений (СИ) - "Yukhari Rakhag"
В общем, для тех, кто хотел такую версию - ловите) Автор по-хозяйски относится к своему слову и помнит все свои обещания)
НЕБЕЧЕНО! Буду редактировать опосля всё вместе.
П.с. Мордред сраный, мне что снова ставить режим “в процессе”? Но работа же окончена? Ааааа… Щито делать-то?
Ей было страшно. Нет, не так. Ей было чертовски страшно! Именно так себя чувствовала Гермиона, встретившись со стальным взглядом серых глаз, в которых плескался колючий холод.
Перед глазами предательски начали всплывать воспоминания, словно в каком-то дешёвом маггловском произведении, когда герой вспоминает своё прошлое перед смертным часом…
***
Это была самая страшная ночь в её жизни. Бывают такие вот переломные моменты, когда судьба ломается, душа разбивается, и очень сложно после них отстраивать что-то вновь. Да и вообще, ремонтировать себя как-то уже не хочется. Хотя и нужно…
Выходя тогда на патрулирование, Гермиона не представляла, как именно оно закончится. Девушка уже давно привыкла к агрессии со стороны слизеринцев, а в особенности со стороны Драко Малфоя. Её уже почти не задевали его выпады, она научилась давать отпор, как и научилась не принимать это близко к сердцу. Она не второкурсница, чтоб прятаться по туалетам и плакать в обществе Миртл.
Грейнджер не боялась, когда Малфой вышел из своего укрытия в том безлюдном коридоре.
- Как ты смеешь так разговаривать со мной своим грязным ртом, которым ты отсасываешь у своих дружков?! – она сделала ошибку, отреагировав на это. Наверное, так и было. Ей не нужно было останавливаться и резко разворачиваться к Малфою.
Осознание ужаса пришло к девушке уже потом, когда тело связало Инкарцеро, а Силенцио лишило её речи.
Пожалуй, она никогда не забудет то чувство беспомощности, которое поглотило её. А так же ощущение острого желания закрыть глаза, а потом открыть их и быть не там, не в лапах аристократа-садиста.
Гермиона никогда больше после той ночи не сможет даже пригубить огневиски, вкус которого будет вызывать у девушки те самые отвратительные воспоминания.
Теперь напиток, который они впервые попробовали с мальчиками на гриффиндорской вечеринке, навсегда будет ассоциироваться у девушки с тем бессилием и унижением, которое она пережила, когда почувствовала, как пол под ногами в кабинете маггловеденья внезапно ударил её по спине, когда она упала. Отсутствие контроля над телом пугало, но этот страх терялся в дебрях того, что сулило ей будущее.
Его холодные руки.
Она пыталась, она честно пыталась выскользнуть, она отползала дальше, чувствуя, как сдирает кожу о шершавый старый пол. Но Малфой был сильнее.
Он прижал её своим весом, пока холодные пальцы блуждали по ставшему не её телу.
Она молила, звала. Взывала к его человечности, её мозг отказывался верить в то, что с ней произойдёт подобное. Но всё это разрушилось, когда острая боль когтями пронзила низ её живота.
Пьяный Малфой пыхтел, что-то бормотал и исступлённо вколачивался в её тело. И она сдалась. Она больше не сопротивлялась, понимая, что проиграла.
Гермиона отвернула голову. Её горячие слёзы стекали по щекам и падали на пыльный пол. Но девушка пыталась не обращать внимания. Она пыталась не быть здесь, уйти отсюда. Не слышать его пьяные слова о том, как в ней хорошо и узко. Не верить угрозам, что он снова это повторит. И не чувствовать его в себе. Попытаться абстрагироваться от боли.
И просто молиться, чтоб это скорей закончилось.
Сколько это длилось. Минут пять-десять. Пьяный Малфой быстро достиг своей разрядки, хоть здесь боги были к ней благосклонны, если вообще можно говорить об этом, оставив в ней свой след.
После он затих, и Гермиона пару минут всё ещё ощущала его перегар у себя на щеке.
Через какое-то время тяжесть его тела начала исчезать, сразу после его издевательского поцелуя в её щеку. Он что-то пробормотал о том, что не прощается, после - послышался шорох его одежды, а чуть позднее – звук удаляющихся шагов.
А она лежала там и беззвучно рыдала, не имея в себе сил пошевелиться.
Ей впервые захотелось умереть…
Самое сложное было найти в себе силы и смысл жить дальше. И особенно сложно это было в первые минуты. Ей нужно было попытаться привести себя в порядок, игнорируя боль. Выйти из того злосчастного кабинета, который стал молчаливым соучастником этого действия, и найти собственную палочку на полу коридора. Навести на себя очищающие и противозачаточные заклятия. Молиться, чтоб последнее сработало постфактум.
Потом попасть в ванную старост, пробираться тихо, игнорируя весёлый хохот Рональда и Лаванды с его комнаты. Ведь мир продолжал жить и быть счастливым в то время, как её собственный разрушился.
Трясущимися руками смывать кровь и пытаться не думать, что делать дальше.
Прийти в свою комнату и выпить обезболивающее и успокоительное. Надеяться на то, что сон заберёт страдания…
Казалось, искорка жизни покинула Гермиону. Она продолжала жить, но словно забыла, зачем.
Первым начал догадываться Гарри. Сразу после того, как она отдала значок старосты озадаченной Маккгонагалл. Он не спрашивал. Спрашивать он начал после того, как заметил её животный страх в глазах в ответ на самодовольный взгляд Малфоя, которым тот окинул её в коридоре.
Лучший друг донимал её вопросами, а она прятала свои выступающие слёзы и отмахивалась. Она не хотела, чтоб кто-то знал об этом. Сначала она хотела наслать на Малфоя проклятие. Что-то страшное. Чтоб он помучился, чтоб ощутил боль. Но у неё так и не получилось. Рука тряслась и не слушалась. Ведь собственную боль это не притушило бы. Потом она подумала о том, чтоб пожаловаться. Его бы исключили. Но сама ситуация бы стала достоянием общественности. И Грейнджер бы жила с этими взглядами, часть из которых выражала бы жалость, а часть – презрительную насмешку. Девушка и так жила каждый день на пороховой бочке, ожидая, когда Малфой растреплет всем.
И всё же, как ей было больно видеть то, как жизнь продолжает свой ход, но идём мимо неё.
И вот, спустя почти неделю, когда, казалось, она хоть немного свыклась, Малфой снова начал её доставать. На этот раз это было как-то не так.
На его лице не было презрения, была какая-то самодовольная ухмылка с примесью ещё какой-то эмоции, читать которую девушка и не хотела.
Он - зло.
Он просто поздоровался с ней в Большом зале, чем чуть не вызвал драку с её друзьями. Нет, ну что за садист?
И это в день треклятого слушанья, на которое Гермиона решила всё равно не идти. Она даже поссорилась из-за этого с Гарри, который привлёк к делу свою маму. Но долго обижаться на друга девушка не могла. Да, она упрекала его, что он лезет не в своё дело. Да, кричала, что он не имеет права решать за неё. Но Поттер был Поттером до мозга костей. Он вбил себе в голову, что это правильно, и его ничто не могло остановить.
