Коул Фелпс, белый Buick и двойная трансгрессия (СИ) - Моисеев Константин

[В это же время, квартира Роя Эрла.]

— Не хотите писать чистосердечное признание? — властно расхаживая около привязанных к стульям подозреваемых, проводил допрос Келсо. — Ну-ну. Посмотрим, что скажет судья…

— Признание в чём? — усмехнулись детектив отдела нравов и окружной прокурор. — Не валяйте дурака: развяжите нас, да уходите по-хорошему, пока вас самих под суд не отдали.

— НАШЁЛ! — раздалось с улицы. Сидевший рядом Галлоуэй, бросив взятый зачем-то им в руки чайник, бегом бросился к окну и узрел вылезающего из поставленного около стены зелёного мусорного бака Бековски. — Эй, вызывайте Пинкера: я нашёл! Теперь ни за что отсюда не вылезу, пока для снятия отпечатков не приедет технический эксперт.

— Мотив — имеется; орудие — присутствует; показания свидетеля — на месте. — прошёлся по комнате Джек. — БУДЕТЕ ПРОДОЛЖАТЬ ОТПИРАТЬСЯ? — заорал он на всё помещение.

— Прекрати вопить! — появился в апартаментах Биггс. — Пришлось, конечно, изрядно попотеть, однако, костюм я нашёл: он его в химчистку каким-то образом сдать успел, но Хвала Небесам, что везде была очередь и шмотки просто-напросто не успели постирать.

— Да у меня от их безнаказанности и вседозволенности просто горит! — объяснился Келсо.

— Минуточку… — принюхался связанный прокурор. — Похоже, что-то действительно горит… — в этот момент его взгляд упал на приоткрытую межкомнатную дверь в кухню, за которой виднелись красно-рыжие языки пламени. — Боже мой, что там творится?!

— Северное сияние. — недолго думая, соврал побитый Рой Эрл. — Ничего необычного.

— Северное сияние? — воскликнули хором все присутствующие в квартире. — В это время года, в это время суток, в этой части страны, локализованное на узкой площади конкретно этой кухни?

— Да… — совершенно не краснея, продолжил гнуть свою линию Эрл.

— Да, Рой, странный вы парень, но я вам должен сказать, что вы очень хорошо готовите ваш фирменный «бур на пару»… АПЧХИ! — тут Леонард громогласно чихнул и чуть не упал со стула. — Восхитительно.

— ПОЖАР! — послышался с первого этажа истошный женский крик. — ГОРИМ!

«Жаркое!» — с ужасом догадался хозяин квартиры.

[Дом Роберта Холла, 262 N. Harvard Boulevard, Лос-Анджелес, 1997.]

— Угораздило же меня влипнуть в подобную историю! — сидя на кровати среди научного барахла Холла и оглядываясь по сторонам, держала Лихтманн в руках большой бумажный стакан с плещущейся внутри рыжей газировкой. — Скажите ещё раз: где я?

— Я вам третий раз говорю: вы — в Лос-Анджелесе, только на полвека впереди и потому — не на фабрике водонагревателей, а у меня дома. — делая на плите попкорн быстрого приготовления, объяснял джазовой певице с трудом успокоившийся Роберт. — Вы обедать будете? Лично я с утра ничего не ел…

— Не откажусь. — пересела за стол женщина. — В конце концов, интересно, что люди пятьдесят лет спустя употребляют в пищу, а также как это, так сказать, почувствуется на вкус.

— Еда так называемого будущего почти ничем не отличается от еды прошлого. — закончив готовку, изобретатель выключил плиту, снял плёнку и высыпал попкорн в тарелки. — Разве что, чуть дороже.

— Чёрные в киоске заготавливали? — осторожно пробуя полуфабрикат, вынесла вердикт Эльза. — В меру солёно; в меру хрустяще; почти как в нашем времени, разве что, пардон, без небольшого шприца морфина на донышке.

— Пусть будут чёрные. — освободив стул от стопки журналов Popular Mechanics, уселся за стол Холл. — Ну, приятного аппетита. — взялся он за ложку и начал есть.

— Взаимно. — последовала его примеру женщина. — Да, если это — будущее, то я лучше помру молодой… Неужели все в мире теперь живут, как вы?

— Нет, атмосфера неубранного сарая господствует далеко не у всех. — уплетая попкорн за обе щеки, отвечал Роберт. — Только у отдельных… Скажем так, индивидуумов.

— А супруга ваша где? — поинтересовалась Лихтманн. — В Safeway за продуктами пошла или на заседание профсоюзных активисток отправилась?

— Отсутствует, как класс. — тяжело вздохнул Холл. — С этим у меня сейчас туго.

— Не отчаивайтесь: изюминка в вас есть, а это — главное в мужчине нашего времени… — оглядела захламленную комнату певица. — ОH, MEIN GOTT! — схватилась она за голову. — Я — тут, а там у меня выступление перед делегацией из Кэмп-Дэвида назначено! Скорее, мистер изобретатель, отправляйте меня назад!

— С превеликим удовольствием, да вот только из-за вашего падения на аппарат произошла перегрузка: погорела половина электроники… — завершил трапезу инвентор. — Пока я не куплю новые — о перемещении обратно можете забыть.

— ТАК ПОКУПАЙ!!! — завопила Лихтманн.

— На какие деньги? — достал из кармана портмоне Роберт. — У меня в кармане, между прочим, не миллионы, а всего сорок долларов! Теперь ими даже воду и свет не оплатить: инфляция, мать её за ногу! Случилось бы всё это недели три назад, когда мне ежемесячные отчисления за использование патента в виде чека прислали…

— М-да, не думала я сегодня утром, что до этого дойдёт… — встав из-за стола, начала снимать с себя многочисленные украшения Эльза. — O tempora, o mores…

— Что это? — удивился Холл, наблюдая за женщиной. — Бижутерия?

— Берите, Роберт, берите: они золотые. — сгребя в кучу ювелирные изделия, придвинула их к парню джазовая певица. — Берите! Всё равно потом ещё куплю.

— Думаю, этого должно хватить. — рассовав ценности по карманам, прикинул стоимость изобретатель. — Вперёд, по торговым рядам и лавкам!

— Я поеду с вами! — вскочила Лихтманн.

— В подобном виде? — оглядел певицу с ног до головы Холл. — Исключено! Сидите здесь, никуда не выходите и ничего не трогайте.

— Только вы поскорее! — взмолилась гостья из прошлого. — Поскорее, пожалуйста…

— Конечно, поскорее. — натянув на себя потрёпанную армейскую куртку отца, потопал к двери инвентор. — Мою знакомую, которая туда провалилась, тоже надо срочно вытаскивать, а то вдруг она чего-нибудь лишнего наплетёт или собственного родственника встретит! — выйдя на улицу, метнулся он к поставленным во дворе машинам.

Практически любой американский мужчина имеет жилку автоэнтузиаста; Роберт Холл не являлся исключением из правил: прежде, чем заняться наукой, он трудился в магазине электроники, попутно увлекаясь приведением в порядок и перепродажей разнообразного старья; занимался он этим ровно до тех пор, пока его не захватил внезапный сумрачный гений, заставивший переключиться на совсем другие вещи, что способствовало появлению нагромождения машин в его переднем дворе (на задний, к сожалению, ни одну запихнуть не получилось). В общем, покинув место жительства, изобретатель изо всех сил принялся пытаться уехать хоть на каком-нибудь автомобиле, но безуспешно: что Plymouth Trail Duster со срезанной крышей, что двухдверный универсал Edsel Roundup, что чёрный с белым четырёхдверный хардтоп Chevrolet Bel Air Sport Sedan 57 (как уверял продавец, это был тот самый экземпляр из фильма Thunder and Lightning), что полуразвалившийся Kaiser-Frazer Kaiser Henry J 51 отказались заводиться; не подвёл лишь ярко-жёлтый Datsun B-210 Honey Bee: на нём, собственно, изобретатель и умчался, оглашая округу звуками прогоревшего глушителя пополам с голосом Ли Скрэтч Перри, аудиокассета с песнями которого залипла в магнитоле и никак не желала доставаться из отсека проигрывания.

Оставшись в одиночестве, певица принялась изучать обстановку дома; некоторые из предметов её возмутили, некоторые — удивили, а некоторые — серьёзно озадачили; под конец она решила присесть обратно на кровать и случайно опустилась на длинный пульт дистанционного управления, что включил стоящий на низком комоде настроенный на MTV толстый и квадратный телевизор JVC.

— Come on, shake your body, baby, do the conga,

I know you can't control yourself any longer…

— заиграла Conga в исполнении группы Miami Sound Machine, а на экране по сцене затанцевала Глория Эстефан в блестящей белой куртке поверх фиалкового боди с джинсами и такого же цвета туфлями на среднем каблуке (в тот день крутили исключительно жизнерадостные клипы восьмидесятых годов). Мелодия и танец певице из прошлого исключительно понравились; она даже начала думать сменить по возвращению жанр унылой джазовой песни на что-то более весёлое и массовое.