Варвара Мадоши - Гексаграмма
И вот уже перед ними — роскошная дверь, нет, ворота, украшенные по краю геральдическими чудищами, каких нет ни в одной старинной книге; ворота распахиваются, и в них появляется высокий юноша в белом одеянии — хронист непременно прибавил бы «прекрасный, как день», но сидевшим тут господам не было сейчас дела до красоты вошедшего.
Белый — цвет траура в Сине. Альфонс решил выбрать его вновь под влиянием воспоминаний о Кимбли, несмотря на скептические замечания Мэй и Ланьфан. Ему довольно легко было убедить себя, что эти конкретные девушки ничего не понимают в мужской моде.
— Приветствую собравшихся, — сказал он и мысленно чертыхнулся: у него опять с языка соскочило старинное, очень формальное приветствие, которое уже никто не использует.
Ладно, не обращаем внимания и действуем, как будто так и надо.
Он обернулся к двери.
— По-моему, здесь чего-то не хватает, — проговорил Альфонс. — Что-то я поторопился.
— Как насчет символа инь-янь? — предложил Лин. — Вон под теми двумя змеями.
— Да? — Альфонс с сомнением посмотрел на упомянутых змей. — По-моему, тогда получится похабщина… Но слово императора — закон.
Альфонс хлопнул в ладоши и приложил их к своим импровизированным вратам. Круг, разделенный волнистой линией, возник ровно на том месте, где и должен был. У черной рыбы белый глаз, у белой рыбы черный глаз. Самый древний из известных алхимических символов.
— Вот так лучше, — довольно заметил Лин. — А теперь, господин Эллек, поясните вот что… Эти господа, услышав о том, что вы любезно согласились возглавить подчиненных мне алхимиков, сомневаются, переходить ли им под ваше начало. Как вы считаете, им стоит?
— Вы хотите знать, почему вы должны подчиниться мне? — Альфонс медленно обвел взглядом собравшихся. Он старался говорить холодным голосом; теперь ему даже не понадобилось сжимать в кармане заветную железку, достаточно было представить лицо Мэй, когда он подобрал ее во дворе Дома Тысячи змей. — Потому что Лин Яо, которого вы зовете своим императором в надежде, что он поделится с вами секретом бессмертия, принес сюда только половину этого секрета.
Альфонс перевел дыхание. Ему нельзя было ошибиться. Нельзя было сказать лишнее или не сказать нужного.
— Мой отец родился в Ксерксе, — произнес Альфонс, повысив голос, — когда эта страна была велика и славна. Вы знали его, как мудреца с запада.
Это он основал Союз Цилиня.
Ответом была тишина. Только кто-то из присутствующих испустил прерывистый вздох.
— Он прожил четыреста лет, пока не погиб два года назад по нелепой случайности. Я не намерен повторить его ошибок и собираюсь прожить гораздо дольше.
Задавайте вопросы.
Два иерарха Союза переглянулись. Один из них — Альфонс помнил, что его звали Тенвей — погладил бритый подбородок и спросил:
— Сколько вам лет, юноша?
— Тридцать семь.
— Непохоже.
— Можете навести справки, — Альфонс пожал плечами. — Придется запрашивать архивы Аместрис, но я уверен, что вы справитесь.
Здесь Альфонс почти не рисковал: он был уверен, что ошибку статистики, допущенную давным-давно, перед приездом к ним подполковника Мустанга, еще не исправили. Месяца за два до отъезда братьям пришлось отшивать страхового агента из Ист-Сити, который пытался втереть медицинскую страховку «гражданам Элрикам» тридцати восьми и тридцати семи лет соответственно…
Да и в любом случае, чтобы запросить информацию из Аместрис, нужно время. Много времени. И любой, кто начнет копать насчет Альфонса Элрика, неизбежно наткнется на его роль в событиях мятежа.
— И еще, — жестко сказал Альфонс. — Когда я говорю, что готов возглавить новую структуру, создаваемую императором Яо, я вовсе не имею в виду, что я уговариваю вас вступить в нее. Нет. Я уведомляю. Я не собираюсь тратить свое время на тех, кто не соответствует моему уровню.
— Какому уровню? — проскрипел старичок с левого края; Альфонс помнил, что его звали Девшу. — Мы, молодой человек, до сих пор не видели ничего невероятного. Так, обычные фокусы.
— Один из вас своими глазами видел, как я обуздал землетрясение, — Альфонс внимательно посмотрел на Нивэя. — Этого мало?
Нивэй выдержал взгляд, а потом слегка отвел глаза. Он не улыбался, но Альфонс чувствовал, что что-то вроде улыбки готово появиться на этих бескровных губах. Нивэй выжидал. Он чувствовал в Альфонсе силу; он, может быть, даже предупредил об этой силе кое-кого из своих… но, вполне возможно, был не слишком убедителен. Требовалось ли ему, чтобы остальные были раздавлены? Сметены напрочь превосходящими силами?
Альфонс оглядел представителей Союза Цилиня, и они вдруг до невероятия напомнили ему аместрийских генералов — тех, кого он мельком видел в Централе после бунта. Они смотрели на него с высокомерием, но в глубине их темных глаз, в складках жестких морщин Альфонс Элрик угадывал слабину. Как на тонком льду в феврале, когда вроде бы еще лежит на деревьях снег, но миражи зимы теряют убедительность.
Он поднял руки и соединил ладони. Закрыл глаза.
Главное — помнить.
Мир представляет собой единый поток. Энергия течет по вселенной, как кровь по кровеносным сосудам.
Душа привязана к телу цепью разума и скреплена кровавой печатью.
Философский камень, созданный из энергии души, на первый взгляд ломает законы природы. Но если вскрыть истину, лежащую за обычной правдой…
У черной рыбы белый глаз, у белой рыбы глаз черный. Всегда.
Эдвард говорил — душа каждого из нас философский камень. Ему даже удавалось лечиться самостоятельно.
Альфонс пока не пытался проделать ничего подобного, но зато на его стороне — то, чему научили его нахарра. То, чему научила его Мэй. Если почувствовать потоки энергии, идущие через эту комнату… Если влиться в них, соединить их с той алхимической печатью, что представляет сейчас его тело…
Знакомое щекочущее ощущение обняло его, и Альфонс чуть было не рассмеялся в голос. Он знал, что фокус нахарра подействовал. Алхимик распахнул веки и посмотрел на свои руки, по-прежнему сомкнутые на уровне груди. Кровеносные сосуды светились — тем же бледно-желтым светом, как у Идена.
Альфонс вытащил из ножен на поясе кинжал, все еще не имевший имени, и уколол себя в центр левой ладони. Появилась алая капля крови, тоже сияющая. Альфонс смотрел на нее, не отрываясь.
Капля росла, темнела; еще несколько секунд — и вот на его ладони лежит большой шар, почти излучающий темноту.
Ал был готов к этому. Он догадывался, на что это будет похоже. Но все-таки чуть было не закричал и не стряхнул с ладони черную гадость.
Он ведь читал какую-то совершенно сумасшедшую статью в столичном журнале — дескать, звезды рождаются из черных дыр. Отец гомункулусов держал на ладони миниатюрную звезду, но может ли звезда родиться из обычного человеческого тела?..
Полковник Мустанг говорил: алхимия огня — венец доступной людям алхимии. Он ведь не только раскладывал кислород, что-то еще делала его печать… Не зря же его учитель решил спрятать секрет ото всех!
Еще вчера Ал сомневался, правильно ли он догадался.
Сегодня молодой алхимик понял, что был прав.
Альфонс протянул членам Союза Цилиня ладонь, на которой пульсировал огненный шар, запертый в силовом поле, созданном его кровью и его алхимией.
— На самом деле, это тоже фокус, — сказал он мягко. — Вся западная алхимия — это фокусы. Но так случилось, что конкретно сейчас у меня на ладони — мощность, сравнимая с танковым снарядом.
На самом деле, Альфонс врал. Он понятия не имел, какую силу держал на ладони.
А вот члены Союза Цилиня, кажется, имели. Они отшатнулись; кто-то даже вскрикнул — жалкий старческий вопль. Альфонс запоздало сообразил, что, в отличие от него, они все видели потоки ци, и, следовательно, лучше понимали разрушительную мощь его творения.
Даже Лин, сидевший в своем величественном кресле, побледнел.
В комнате отчетливо стало жарче. На лбу одного из старейшин выступили капли пота.
— Вы можете это погасить? — спросил Нивэй.
— Могу, — ответил Альфонс. — Но не буду. Видите ли, император Яо просил мне помочь с наказанием мятежников.
— Не нас? — поднял бровь Нивэй.
Каким-то образом он возглавил беседу, хотя, Альфонс мог бы поклясться, еще секунду назад не был тут самым главным.
— Пока не вас, — ответил Альфонс. — Вы можете идти. Детали вступления в новую императорскую организацию можете обсудить непосредственно с господином Вернье. Меня эти дела пока не интересуют.
Нивэй взглянул на Лина. Тот кивнул.
С огненным сгустком на ладони Альфонс стоял и ждал, пока члены Союза Цилиня проходили мимо, опасливо кланяясь, и исчезали в старой двери — не той, что проделал Альфонс. У каждого из них были свои благовония, Альфонса немного замутило от непривычных ароматов. «Что я здесь вообще делаю?» — подумал он, и нестерпимо захотелось оттянуть воротник дурацкого белого одеяния. Но нельзя давать слабину.
