Екатерина Оленева - Зеркала и лица: Солнечный Зайчик (СИ)
– Потому что Поттер– непосредственный гриффиндорец, – пожал узкими плечами Снейп. – Мы, слизеринцы, гораздо сдержаннее в проявлении чувств.
– Ладно, – воинственно скрестила руки на груди девочка, – пусть даже маггловские яды – это пилюли для гордых, сдержанных слизеринцев. Но что ты хочешь этим доказать?
– Я хочу, чтобы ты видела, – я не заставляю людей проходить через то, через что не прохожу сам. В отличие от твоего драгоценного Поттера.
– Поттер – не мой! Я уже устала тебе это повторять!
Они снова воинственно уставились друг на друга.
– Сев, – вздохнула Лили, – ну ты же умный. Будь выше этого. Не делай все ещё хуже.
– Гриффиндорский ублюдок при всех облил меня дерьмом, а я, по–твоему, должен быть «выше этого»? Я не верю во всевластие христианского смирения, Лили.
– Сев, их четверо – а ты один. Тебе не справиться с ними. Лучше даже не лезь.
Стремительно поднявшись, Сев подлетел к Лили, зло сузив глаза. В каждой из щелочек горела почти сатанинская злоба.
– Второй раз… – прошипел он ей в лицо, чуть ли брызгая слюной, – второй раз ты называешь меня трусом…
– Я не называла! – испуганно замотала головой Лили. – Я… да когда же, Сев?
– Только что, Лили, только что. Спасибо тебе за то, что так веришь в мои способности, друг мой.
– Но я верю!
– Именно из этой «веры» должно быть, и проистекает твой искренний совет «не лезть».
– Я просто боюсь за тебя!
– Я один стою их четверых, Лили. Потому что у меня есть то, чего нет ни у одного из вас, включая тебя, – мозги.
Лили набрала в легкие побольше воздуха, чтобы на одном дыхании изложить слизеринцу все, что она о нем думала вообще, и о наличии у него мозгов – в частности.
Но Снейп испортил ей удовольствие, резко дернувшись и застыв столбом.
Черные глаза вспыхнули и медленно закрылись.
Он так и стоял, сцепив руки в замок и тяжело, с хрипом, дыша.
– Сев…? Сев?! Ты в порядке?! Сев…?!
Она не нашла ничего лучшего, как схватить его за плечи и резко дернуть.
С губ неторопливой змейкой поползла тонкая струйка крови. Лили очень надеялась, что из прокушенной губы.
Северус открыл глаза. Взгляд был вполне вменяемым, в черной глубине даже плеснулась насмешка:
– Не перестанешь меня трясти… начну орать… как Поттер.
Закашлявшись, мальчик начал оседать. Лили попыталась его удержать, но его взгляд лезвием резанул, как и короткое:
– Оставь…
Однако рухнуть со всем шиком себе под ноги она ему не позволила – они красиво опустились на пол вместе.
Лили уложила голову мальчика себе на колени. Он дрожал, как в лихорадке. Лицо у него было белым как снег, но спокойным. Неестественно спокойным. Черные равнодушные глаза внимательно наблюдали за ней.
Экспериментатор хренов! Врезать бы тебе сейчас!
Да лежачего не бьют.
– Где противоядие? – спросила Лили.
Господи, какой же тяжелый у тебя взгляд, дружище! Под ним Лили себя чувствовала бабочкой на тонкой, острой игле.
– Где противоядие? – повторила Лили.
Он словно нарочно продолжал сверлить её взглядом и не произносил ни слова.
– Какого черта, Сев?! Что за игры?
В ответ уголки губ дрогнули. Лили с ужасом наблюдала, как тонкие, с одной стороны почти девичьи, а с другой, – острые, птичьи черты её друга заостряются всё сильнее. Его тело с каждым вздохом словно становилось холоднее и тяжелее.
Сердце девочки бешено колотилось.
Кто сказал, что ад – это яма, полная огня? Ад – это ожидание.
Край губ мальчика снова дернулся. Он точно пытался её что–то сказать, гипнотизируя её глазами.
– Что…? Что, Сев?
Лили ласково, нежно провела ладонью по запавшим, отливающим синевой щекам. Она даже и не замечала, что плачет.
Волосы Северуса, удивительно мягкие на ощупь, разметались по пыльным плитам, и Лили вдруг отчего–то представилось это кощунственным, она попыталась их собрать, удержать в руке.
– Ли–ли…
– Да?
Сев с усилием повернул голову и, проследив за ним взглядом, она увидела, что в разжатой ладони тускло блестит пузырек.
– Противоядие?
Вместо ответа он опустил ресницы и быстро поднял их.
Лили осторожно влила в потрескавшиеся, искусанные губы содержимое колбочки до последней капли.
Северус послушно проглотил состав и закрыл глаза.
Ему явно было холодно, и, чтобы как–то согреть его, Лили улеглась рядом, обнимая вздрагивающие худенькие плечики, закутывая их обоих мантиями так, чтобы как можно лучше сохранять тепло.
Они так и лежали на полу вместе, в обнимку.
Вскоре Лили начала чувствовать, что холод потихоньку распространяется и по её телу тоже. Северуса больше не трясло, но она отнюдь не была уверена, что это к лучшему.
Словно прочитав её мысли, мальчик поднял руку и, в свой черед, обнял Лили за плечи.
– Мне лучше… – прошептал он, не раскрывая глаз. – Ты…
– Тс–с! – приложила Лили палец к сухим, бледным, горячим губам. – Не разговаривай.
Спустя десять минут Снейп снова шевельнулся.
Лили снова посмотрела мальчику в глаза. Черные, матовые, без блеска. Правильно, блеск дает отраженный свет, а глаза Сева поглощая лучи, гасят их.
– Мне было не так уж и больно, правда. Яд – это же не Круцио. Я просто не мог пошевелиться. Паралич – один из побочных эффектов данного состава, следует за судорогами. Я совсем забыл об этом…но как я мог забыть? – тьма в глазах Сева удивленно распахнулась.
– Ты тот ещё придурок! А если бы ты умер, Сев?! Я осталась бы одна? Совсем без света?
– У тебя же была с собой палочка? Могла бы наколдовать Люмос.
– Сев, ты совсем… – покачала головой Лили, тщетно силясь перестать всхлипывать. – Я не за себя испугалась, – за тебя! Да как тебе в голову пришло протащить меня через такое? Ты просто демон! Ещё попроси меня на тебе Аваду Кедавру потренировать!
– Поживем – увидим, – ответил он.
Лили замолчала. В голосе его не было насмешки, и от этого становилось совсем жутко. Девочка сделала попытку отстраниться, но, к её удивлению, Сев её удержал.
– Прости. Ну прости… не следовало выпускать из вида, что одним из действий этого яда является прекращения нормального функционирования нервной системы. Я вспомнил об этом только тогда, когда уже не мог шевелиться. К тому же, по моим расчетам, яд должен был действовать медленнее…
Сев притянул её к себе ближе.
– Не злись, Лили.
Ну разве могла она ему отказать? Северус так редко о чем–то просил. Да и просит ли он сейчас? Или приказывает? А какая, собственно, разница? Злость–то все равно испарилась, как роса в полуденных лучах солнца.
– Когда–нибудь ты уйдешь в свою гриффиндорскую гостиную, к своему Поттеру… и не вернёшься ко мне больше, – вздохнул Снейп, гладя Лили по голове.
Его рука удерживала девочку, она не могла видеть выражения его лица. Лили подозревала, что он это нарочно.
– Поттер – не мой…
– С ним тебе легко, – вздохнул Сев и снова погладил девочку по янтарным кудряшкам. – А со мной легко не бывает. Лили…
– Ты столько раз говорил о том, что я не слушаю! Но и ты, Сев, ты не просто не слышишь – не хочешь слышать. Я не такая, какой ты меня видишь. Я не меняю свои привязанности, словно перчатки. С первого дня нашего знакомства я бегаю за тобой, словно собачка, а ты делаешь все возможное, чтобы меня оттолкнуть. Не замечаешь, высмеиваешь…
– Когда это я тебя высмеивал?
– Всегда!
– Лили, – Северус медленно приподнялся, перетекая из лежачего положения в сидячее, – ты не кажешься мне смешной. Твой Поттер…
– Назови ещё раз Лягушонка моим, и я чертовой матери разнесу весь твой Хогвартс. Я сегодня же уеду домой! Я никогда не вернусь сюда!
– Мой Хогвартс? Если бы он был моим, ты бы не оказалась в Гриффиндоре, я – в Слизерине, а мы бы были в Равенкло вместе.
– Но разве ты не мечтал о Слизерине? Ты же хотел учиться там, где учатся чистокровные волшебники? Такие, как твой драгоценный Малфой?
Северус опустил голову. Завеса волос скрыла его лицо. Было в этом жесте что–то, от чего у Лили заныло сердце.
– Что–то случилось?
– Не будем об этом, Лили.
– Что такого, интересно, мог выкинуть твой драгоценный Люци, чтобы ты начал вздыхать о равенкловской гостиной?
– Я сказал – не будем об этом.
– Ты сказал. Я–то не говорила…
– Всё, мы возвращаемся.
– Сев!
– Уже прошло слишком много времени.
– Да ты просто меняешь тему! – вот и все. Минутой назад, пока я не заговорила о Слизеринском Принце, ты не помышлял о времени.
– Да, Лили, я меняю тему. Да, я не хочу говорить о лорде Малфое. И да, – я в нем разочарован.
– Достаточно сильно, чтобы вспомнить, наконец, обо мне?
