Гермиона, первая леди Грейнджер (СИ) - "Латэна"

Шахматы были их основным занятием, но между делом, Антонин Долохов рассказывал Гермионе о местах, где он побывал, о людях, с которыми ему довелось встречаться, событиях, которым он был свидетелем.

Антонин рассказал, что во время склоки в Отделе Тайн именно он был тем волшебником, который швырнул в неё темное проклятье, которое имело вид пурпурного пламени. Сама Гермиона об этом не знала. Она лишила голоса Пожирателя Смерти, лицо которого было скрыто маской. Когда маска слетела, девушка уже была без сознания.

Честно говоря, целился я в этого очкастого недоноска. Но упал кто-то с каштановыми волосами. Этот мелкий сразу попал в меня обездвиживающим заклятьем и я когда лежал на полу видел, коричневые кудри. Значит, это была ты.

Антонин Долохов видел Гелерта Гриневальда на расстоянии в десять ярдов.

Красивый. По любым меркам красивый человек. Немного напоминает Люциуса, но черты лица не такие резкие и волосы…  как там Мартин говорил? Липовый мёд? Вот именно что такого цвета. И вьются. Я сразу понял, почему его фотографии так и не появились в волшебных газетах. Обычно когда ловят преступников, то всегда публикуют фото, чтобы волшебники знали, кого обезвредили доблестные герои. А когда победили Гриневальда, причину ужаса всей волшебной Европы, газеты шли без фотографий. И не потому что фотоаппарата не было. Был. Просто… . Все кричали, что Геллерт Гриневальд чудовище, безумец и психопат, жаждущий крови магглов и волшебников, изнывающий от желания разрушить мир. Но на вид в нём не было ничего безумного. Просто человек. Спокойный, вежливая улыбка…  Я уже говорил, что он был красивый? У зла должно быть особое лицо, Гермиона. Нет не так. У зла должна быть рожа. Приблизительно как у нашего Темного лорда. Чтобы тошнило и передергивало. А если бы опубликовали фото Гриневальда, то половина всех волшебников, даже пострадавшие не поверили бы, что такой человек организовал самую крупную войну магглов в истории и уничтожил их руками десять тысяч волшебников. Почему-то считается, что красота есть добро и свет. А там где есть неверие, всегда начинается повод виноватых. Кто мог гарантировать, что волшебники Великобритании не стали бы таковыми? Ведь у англичан была возможность остановить войну, когда она еще толком не началась. Европа лежит в руинах, а Королевские острова почти целы. Чем не повод для ненависти? А так…  преступник есть. И есть тюрьма, в которой он сидит. Всё просто.

За игрой и разговорами они даже не сразу заметили, что тележку с тюремной едой возит совсем другой надзиратель. Пожилой сгорбленный волшебник то ли умер, то ли ушел в долгожданную отставку. Вместо него скрипучее железное чудовище на колёсиках таскал по тюремным уровням молодой колдун. Некрасивое лицо с угрями на лбу и щеках, шея с торчащим кадыком и короткие рыжеватые волосы. Форма надзирателей — темно-коричневая мантия с красной повязкой, висела на нём мешком и явно была велика на несколько размеров. Он показался Гермионе смутно знакомым и, порывшись в памяти, она вспомнила, что этот парень учился несколькими курсами старше на факультете Гриффиндор.

На узников надзиратель косился с ненавистью. Словно они были его главными врагами.

Антонин потом сказал, что «этот прыщавый упырь» самое плохое, что только могло с ними здесь случиться. Ну, за исключением дементоров. И оказался прав — на следующий день разносчик так и не появился. О двух узниках в дальнем тюремном коридоре просто забыли. А может, разносчик просто поленился тащиться наверх с тяжелой тележкой ради двух явно сумасшедший преступников. Не появился он и через сутки.

Этот упырь решил нас уморить голодом, — вяло прошептал Антонин. — Svolota. Гермиона, лови!

Раздался скрежет металла по камню, и у решетки камеры Гермионы появилась миска, наполненная склизкой тюремной кашей.

А ты? — нервно спросила Гермиона. После двух суток без обязательного пайка в ней проснулось что-то вроде голода.

У меня ещё есть немного. Как только рожу эту увидел — сразу о кладовой подумал, — отозвался волшебник. — Выгребай всю. Одной магией сыт не будешь. Ты нашей великой леди девочку обещала.

Гермиона переложила кашу и отправила миску в обратное путешествие. Благо Долохов сидел недалеко. Девушка подумала, что ей тоже нужно делать запасы. На случай если их вот так «забудут».

Надзиратель появился на следующие сутки и явно расстроился застав их живыми. Швырнул в тюремные миски по комку каши, запнулся о подол собственной мантии, едва не опрокинул тележку, наехав на неровность в тюремном коридоре… . В общем, опыта передвижения в Азкабане ему явно не хватало. Хотя, как заметил Антонин, остатки совести у парня ещё подают признаки жизни.

Впоследствии молодой надзиратель не раз «забывал» об их существовании на день-два. Узники выживали лишь благодаря собственной предусмотрительности и «кладовой». Главной трудностью было спрятать еду от дементоров. Если волшебный страж Азкабана касался пищи, на ней появлялась отвратительная плесень.

Они разговаривали, играли в шахматы или маггловскую русскую игру под названием «бой моряков» еще целый год. Гермиона не было уверена в точности своих отметок — частенько она не могла вспомнить чертила ли палочку на стене или забыла сделать это. Узники общались между собой на странной для стороннего уха смеси русского и английского языков. То есть на смеси говорила Гермиона, а Долохов изъяснялся исключительно на русском. Он утверждал, что родной язык помогает ему легче переносить присутствие дементоров и тюремный холод. Возможно, это было правдой.

Но русский язык не сберёг Антонина Долохова от смерти. День, когда его душа покинула Коридор Смертников, Гермиона запомнила на всю жизнь.

Холодная зима. Даже не холодная, а ледяная. Это ощущалась даже в Азкабане — по коридорам то и дело проносился пробирающий до костей ветер, а вода в миске покрывалась корочкой льда. И дементоры были в этом совершенно не виноваты, ведь лёд и иней были белыми, а не серыми.

Они играли в шахматы. Волшебник выигрывал уже третий раз подряд, и Гермиона с досадой размышляла, как бы так переставить свои фигуры, чтобы прекратить избиение. Антонин начал озвучивать свой ход:

Конь ходит… .

И вдруг замолчал.

Что? — переспросила Гермиона, поднимая голову и прислушиваясь. — Куда идёт эта демонова лошадь?

Но ей никто не ответил. В Коридоре Смертников воцарилась абсолютная тишина. Ни звука дыхания, ни шуршания, ни скрежета камня о камень. А ведь обычно они прекрасно слышали друг друга.

Антонин, что случилось? — девушка перешла на русский язык, даже не заметив этого. — Почему ты молчишь? Антонин!

Гермиона начала паниковать.

Антонин! Антонин! — эхо множило её крик и оглушало. — Почему ты молчишь? Долохов! Очнись!

Глазам вдруг стало больно, и горячие слёзы потекли по щекам и подбородку. Впервые за несколько лет она плакала. В Азкабане не рекомендуется испытывать слишком сильные эмоции. Они обессиливают человека. Но в день смерти Антонина Долохова Гермиона забыла об этом правиле. Срывая голос, она звала замолчавшего волшебника. Замирала, надеясь услышать отклик. Но тщетно.

Тихий горький плач превратился в рыданья. Когда слезы иссякли, а горло болело так, что с трудом можно было сделать вдох, она свернулась на одеяле и заскулила, как раненый зверёк.

Антонин Долохов молчал. Сердце его перестало биться.

Надзиратель забыл о заключенных Коридора Смертников на целых два дня. А на третий просто прошёл мимо мертвеца, приняв его за спящего. Он не имел полезной привычки тыкать палкой в неподвижных узников.

На четвертый день Гермиона почувствовала сладковатый запах. Тошнотворный аромат тления. Несмотря на холод, тело Антонина разлагалось. Гермионе казалось, что она находится с ним в одной могиле и это её запах тоже. Впрочем, Азкабан и был их могилой.

Объявившийся на пятые сутки надзиратель тоже почувствовал запах, грязно выругался и ушел за помощью, оставив тележку в коридоре. Гермиона лежала на своем одеяле, слушая, как вытаскивают из камеры тело Антонина Долохова. Затем несколько человек остановилось около её камеры. Острое обоняние уловило редкостные для этих мест запахи — кофе, чего-то мясного, табака и чистой одежды.