Презумпция невиновности (СИ) - "feral brunette"
— У тебя что-то случилось? — Поттер подошёл поближе и насторожено оглядел её с головы до ног.
— Нет, — как можно непринуждённее ответила девушка. — Я просто решила заглянуть в гости… Если ты не против, конечно.
— Нет, ты о чём? — встрепенулся брюнет. — Ты же знаешь, что мои двери всегда открыты для тебя…
Он не стал больше ничего говорить, хотя Гермиона отчетливо почувствовала все его недосказанные слова. Она знала, что сейчас у Гарри значительно больше вопросов нежели ответов, но он решил промолчать: то ли не хотел обсуждать это при Роне, то ли в принципе не хотел лезть с ненужными расспросами. Поттер так до сих пор и не знал, что случилось с его подругой, и что заставило её выпасть из жизни на несколько недель, а поэтому просто боялся затронуть какую-то слишком личную тему. В этом и была прелесть Мальчика-Который-Выжил — он был прекрасным другом: всегда был рядом, всегда подставлял своё плечо, готов был прийти на помощь в любой момент и никогда не задавал лишних вопросов. Он лишь покорно ждал, пока Гермиона решиться сама ему что-то рассказать. Правда вот она редко на это решалась.
Почти никогда.
Неловкое молчание прервал Рон, что точно заметил искры напряжения, повисшие на кухне:
— Я бы рад остаться, но меня уже давно потеряла Лаванда. Если никто не против, то предлагаю встретиться завтра во время ужина в честь возвращения Гермионы. Ты ведь завтра ещё будешь тут?
Столько мольбы и надежды в этих глазах.
— Да, — на выдохе ответила девушка. — Я никуда не денусь.
— Отлично, прости, — Рон поцеловал её в щеку. — Тогда до завтра.
— Передавай «привет» Лаванде, — Гермиона улыбнулась. — До завтра.
Рон исчез в языках зеленого пламени, а девушка повернулась к Гарри, который всё ещё не понимал, что происходит. Она видела, что радость от встречи сменилась каким-то смятением и неловкостью, будто бы это он внезапно появился у неё на кухне и теперь не знал, как оправдаться.
— Я наверное помешала вам, — Гермиона первой нарушила тишину. — Вы собирались обсудить что-то по работе или, может быть, выпить сливочного пива и просто отдохнуть…
— Что случилось? — он подошёл к ней и взял за плечи. — Почему ты здесь?
— Я просто в гости…
— Нет, Гермиона, — перебил её Гарри. — Я молчал, я принимал тебя, но что-то изменилось. Сначала ты пытаешься утопить что-то в алкоголе, теперь ты возвращаешься в Лондон, — он сильнее сжал её плечи. — Ты сама начинаешь со мной говорить о Малфое, сама прибываешь в Малфой-Мэнор и ты какая-то не такая…
— Откуда ты знаешь?
— Всё Министерство на ушах из-за убийства Астории и Скорпиуса. Ты же должна сама прекрасно знать, что теперь все телодвижения в их поместье отслеживаются…
— Чёртова Англия с её консервативными законами, — девушка ухмыльнулась и закатила глаза. — Я уже успела забыть о том, что тут отслеживается каждое твоё движение. Даже в туалет спокойно сходить нельзя.
— Что происходит, Гермиона? Объясни мне, я прошу тебя.
— Всё нормально, Гарри, — она попыталась освободиться от цепких рук парня. — Я просто решила наведаться к тебе в гости и попутно встретилась с Нарциссой, она же зачем-то хотела встретиться со мной.
— Я всё ещё жду, что ты когда-то перестанешь мне лгать, — он сделал шаг назад. — Все эти десять лет я жду, что ты когда-то перестанешь мне лгать, Гермиона. Я не могу выразить, как мне жаль, что так всё случилось. Не могу просто словами объяснить то, что я чувствую изо дня в день, когда думаю о тебе. Ты — моя лучшая подруга, мой самый близкий человек, моя сестра и твоя боль — моя боль, но ты не дала мне даже шанса помочь себе. Ты всегда отталкивала меня и только делала вид что честна со мной, — он снял очки и глубоко вздохнул. — Я никогда не задал тебе лишнего вопроса и не сделал ничего из того, что могло бы сделать тебе больнее, потому что не теряю надежды, что когда-то ты сможешь оправиться. Я хочу лучшей жизни для тебя, Гермиона, но я устал стучаться в закрытые двери. Я устал натыкаться на ложь с твоей стороны, потому что я давно тебя не узнаю. Я попросту не знаю ту девушку, что сейчас стоит передо мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Каждое его слово, каждый вздох — пропитаны отчаянием. Она слушала его и чувствовала, как все эти слова летят камнями в её чёрствое сердце. Родные зелёные глаза блеснули и Гермиона кинулась к груди лучшего друга, вздрагивая от раздирающей боли.
— Я не могу быть той, кем ты хочешь меня видеть, — прошептала девушка. — Я — не она. Её больше нет.
— Я не требую от тебя быть прежней Гермионой, — Гарри провёл рукой по её волосам. — Я лишь хочу знать с кем говорю, и что ты на самом деле чувствуешь.
Она бы и сама хотела знать, что чувствует на самом деле. Все чувства в ней давно перемешались и создали какие-то новые неизвестные эмоции, названия которым всё ещё не успели придумать. Ненависть переплелась с желанием простить, гнев боролся против жалости, желание любить поддавалось желанию убивать, а человечность искоренялась звериной жестокостью. Гермиона потерялась в себе, отказывалась от помощи и не видела смысла делать себя лучше — и так продолжалось много лет, за которые она успела полностью измениться. Лишь изредка в ней проскакивали отблески прежней храброй гриффиндорки, способной на самопожертвование, отвагу и благородство.
— Я просто стала жалкой, слабой и никчёмной, — она отпрянула от Гарри и опустила голову. — Мне стыдно за то, какой я стала. Стыдно, что ты знал лучшую версию меня.
— Ты продолжаешь улыбаться, Гермиона, а это о многом говорит. Улыбка — показатель силы, и что бы ты там не говорила о себе, я знаю, что у меня самая лучшая подруга. Как бы ты не изменилась, и сколько бы раз я тебе не высказался о том, что меня что-то в тебе не устраивает — ты всё равно моя подруга, и я люблю тебя. Я просто хочу, чтобы у меня была возможность помочь тебе.
— Всё будет хорошо, Гарри.
Она опять солгала ему. Она всегда будет лгать ему, чтобы уберечь его от самой себя. Гермиона понимала, что никогда не сможет рассказать своему другу о том, что творилось в потёмках её души, потому что это чревато последствиями. Она лишь заикнулась Скарлетт о том, что терзает её душу, и теперь вынуждена прятать её в стенах Святого Мунго. На долю секунды Грейнджер позволила себе обнажить свои истинные чувства перед Рольфом, и тот попал в госпиталь, а теперь она игнорировала его письма. Гермиона не хотела, чтобы что-то из этого приключилось с Гарри или Роном.
Это было эгоистично, но если без Скарлетт и Рольфа она видела свою жизнь, то без друзей детства — нет. Это всё, что у неё осталось, и что она не готова была терять. Потеря Уизли или Поттера была для неё равноценна потере родителей. Если кто-то отберёт у неё этих двоих, то она потеряет себя навсегда и бесповоротно.
— Ты обещаешь? — парень серьёзно посмотрел на неё.
— Обещаю, — ответила девушка, скрестив за спиной два пальца. — Скоро всё будет хорошо.
Поттер обнял подругу, и она почувствовала, что он снова ей поверил. Гермионе хотелось отругать его как школьника и вбить одну простую истину в его голову: ей нельзя верить — никогда и ни при каких обстоятельствах. Но ведь это глупо, потому что она сама научила его доверять ей, чтобы не случилось. Девушка отстранилась от него и наклонила голову:
— Если ты не против, то я хотела бы отдохнуть. День выдался сложным для меня, я бы даже сказала, что я устала.
— Конечно, — Гарри пожал плечами. — Доброй ночи.
Ей казалось, что этой ночью сон долго будет обходить её стороной, но стоило её коже соприкоснуться с холодным шёлком, как она провалилась в беспросветную пучину сновидений. Гермиона всё же отложила лечение настойкой Ньюта Саламандера до худших времён, которые стопроцентно настигнут её после первой же ночи в Лондоне. Она знала, что кошмары станут реалистичнее и страшнее, будут заставлять сердце выпрыгивать из груди, а лёгкие не будут справляться с поставленной задачей. Так уже когда-то было, и она это не забыла.
Она не понимала, что её давно вывели из этого дома, что она больше не стоит на коленях перед останками своих родителей. Гермиона продолжала чувствовать боль в коленях, которые без устали перемещались по окровавленному полу, пока дрожащие руки тянулись к частям тела четы Грейнджеров. Девушка открыла рот и поднесла к лицу руку, которую миссис Уизли успела перебинтовать и подлечить.