Химера (СИ) - Ворожцов Дмитрий

Завершала образ одна немаловажная деталь — стойкое амбре перегара. Такой концентрации, что даже у ко всему привычных мух дыхание перехватывало, и они падали замертво, прямо в чебуреки.

Может, у продавца и были копыта и рога, но я их не видел по понятным причинам. Ну, не говорить же ему: «Эй, ты, сними чалму…» Ну, или: «Эй, ты, выходи из-за стойки, предъяви копыта…» Да и черт с ним, с сатиром…  Тьфу, тьфу, тьфу…

— Посоветовать, говоришь…  Советую не выпрашивать советов у незнакомых человеков…  Неблагодарное дело. Ничего они не принимают с таким отвращением, как советы, — сказал он с грубым кавказским акцентом, не утруждая себя даже кивком для приветствия.

— У меня хорошая память — вы же Аддисона цитируете? Вы образованней, чем мне показалось вначале.

— Это не какой-то «патиссон» сказал, а Силби…  Что, читать не могешь? — тыкая пальцем в грудь, пробурчал продавец.

— Неважно…  Я вас лишь просил посоветовать, что мне из еды выбрать.

— Я тоже про нее…  И я уже ответил. Причем в расправленной форме. Здесь еду продают, а не советы раздают. Я ведь бармен. Может, ты не туда забрел?

— Хорошо…  Что-нибудь есть, кроме пирожков? — кивая на поднос, спросил я.

— Не пирожки. Чебуреки. Глядишь тоже плохо?

— Р-р-р-р-р…  Что-нибудь, кроме чебуреков, есть? — задал я новый вопрос, чувствуя, что закипаю, как чайник на плите.

Скоро либо свисток выбьет, либо крышку сорвет.

— Обижаешь. Конечно, есть. Еще пирожки с мясом.

— Ой, б… бл…  Меню есть?

— Как без него? Надо было начинать с этого, — ехидно ухмыляясь, сказал он и бросил новенькую кожаную папку на барную стойку.

Видимо, до меня к ней ни одна рука не прикасалась. Белоснежный листок внутри папки еще источал запах типографской краски. Хотя дата, указанная в меню, говорила о том, что напечатан он в далеком августе восьмого числа восьмого года. Да, часто же его спрашивают, а еще чаще меняют!

— Ну, что встал, выбирай? Очередь задерживаешь, — вздыхая, торопил меня сатир.

— Все есть, что в меню? — поинтересовался я, обернувшись.

К моему удивлению, толпа людей за моей спиной отсутствовала. Странный он все-таки…

— Все! От начала до конца…  Или от конца до начала…  Как тебе угодней будет.

— Вот это, вот это и это, — тыкая наугад в листок, сделал я заказ.

— К сожалению, этого сейчас нет. Давай еще раз. Потычь пальцем.

— Вы же говорили, что все есть.

— Да, Силби говорил. Я же не отмахиваюсь от слов. Все есть, кроме это…

— Тогда это и вот это…

— Еще выбирай — не угадал, — пропел сатир и заржал на все заведение, привлекая внимание разносортных посетителей.

— Вы издеваетесь? Черт! Да я уже в третий раз…

Вулкан терпения взорвался и разбрасывал теперь перегретую лаву злобы наружу, заливая все вокруг.

— Цыц…  Даже не думал! У меня по субботам один-единственный законный выходной от издевательств и унижений греховной плоти. Должен я хоть когда-то бездельничать…

Ничего не понял я из его бессмысленных слов, но эффект был потрясающий — я заткнулся.

— Шучу я…  Шучу…  И вообще, в чем меня винить? В том, что ты не туда тычешь? Что зазря горланишь и брызжешь слюной? — спокойно произнес он и уставился щелками крысиных глаз.

— Ладно, попробуем по-другому…  Мясо есть? — сменил я тактику и положил закрытую папку на барную стойку.

— Есть мясо.

— Свежее?

— Свежее не бывает, недавно еще бегало, — продолжил истерически смеяться на публику сатир, закрывая лицо грязными руками.

— Я понял, что у вас отменное чувство юмора. Вам бы в цирке выступать…  клоуном. Мне тогда мясо, какой-нибудь гарнир, кусок хлеба и стакан газированной воды. Вам все понятно?

— Обижаешь, — протянул «повелитель чебуреков».

Вскоре он выставил на стойку стеклянный стакан «Coca-Colа» с налитой в него шипящей мутно-бурой жидкостью. Чуть позже — тарелку с чебуреком, обильно посыпанным свежим, мелко накрошенным укропом.

— Не берут в цирк — наружностью, говорят, не подхожу. Не смешной. Веселиться никто не будет…  Тухлыми яйцами и помидорами дети закидают, — добавил он с нотками грусти и вздохнул, выпуская очередную порцию перегара.

— Ну а вы что хотели?

— Разница для тебя имеется, чего я хотел? — с иронией спросил сатир, поправляя чалму.

— Верно…  Нет разницы. Можно поинтересоваться, что это?

— Это? Если глобально, то райская пища, дарованная нам…  Как его там кличут-то…  Господом Богом. Если поближе к земле, то всего лишь твой заказ, над которым горбатились десятки человеков. Чтобы ты рык в своем чреве заткнул. Один скотинку выращивал, другой ее жизни лишал. Третий потрошил и на куски разделывал. Еще один пшеницу растил, а другой ее в муку молол…  Думаю, ход мыслей ты понял. Если добавить конкретики и углубиться в суть, то заурядный чебурек. Продолжать?

— Вижу я, что это долбаный чебурек…  — заорал я, раздирая глотку и багровея.

— Ну а зачем тогда бестолковые вопросы задаешь? Не жалеешь ни моего времени, ни своего, — произнес сатир, причем ни одна мышца на невозмутимом лице не дрогнула.

— Просто я хочу знать, почему передо мной сейчас именно он? Это не то, что я просил.

— А что не так? Все, как заказывал, и есть…  Мясо — свежее не бывает, и как раз внутри чебурека спрятано. Тесто снаружи, ну и…  — разведя руки в стороны, пропел бармен, — та-дам…  гарнир из зелени. А, еще про воду забыл сказать…  Но с ней тоже все отлично. Видишь, сколько пузырьков? Сам старался. Каждый по отдельности с любовью укладывал, чтобы такому уважаемому гостю, как ты, угодить. Я ведь всегда рад посетителям. Особенно пилигримам, ведь они так редко появляются.

— Разве? И как в вашу изумительную логику укроп вписывается?

— Опять двадцать пять…  Так вроде принято сказывать? Хотя пофиг…  Да замечательно вписывается. Укроп — листовой овощ. Гарнир предпочитают делать из овощей. Ну вот и ешь мясо с гарниром. Сам не знаешь, что хотел. И меня от дел отвлекаешь. Плати давай, я другого не продам. Устал от тебя.

— Ну, вы хоть тарелку поменяйте, там вон грязь на краях, — указывая пальцем на пятна непонятного происхождения, потребовал я.

— Ты же тарелку жрать не собираешься? Я, во всяком случае, рассчитываю…

— Нет! Похоже, что я могу это сделать?

— Откуда мне знать, я тебя в первый раз вижу…  И глаза бешеные. Чего угодно ожидать можно. Того и гляди в глотку вцепишься, — стирая жирными пальцами с краев грязь, пробурчал под нос «властелин жирных пирожков». — Нудный ты…  Все готово, забирай!

Слова у меня закончились. Я вытащил из кошелька купюру и протянул напыщенному хаму. Она тут же исчезла в его карманах. Теперь он с довольным видом протирал пивную кружку, смотря в упор на меня, и улыбался во все тридцать два зуба.

— А сдача?

— Что с ней?

— Нормально с ней все, только вы ее не дали. Там целых сто рублей.

— Ты еще, оказывается, и мещанин. Мелочный такой людишка. Скупой до безобразия. За ломаный грош родную мать удавишь. А кто, по-твоему, мне за нервные клетки должен заплатить?

— Дело не в мелочности, а в принципе!

— Вот теперь оно как обзывается. Отстаю от жизни, аутсайдером скоро сделаюсь, — с досадой произнес сатир и состроил удивленную гримасу.

Он бросил в расстройстве на прилавок мерзкое грязное полотенце. Затем встал в боксерскую стойку и завращал кулаками: — Ну, тогда словами тебе отвечу. У меня в принципе нет сдачи. Придется дубасить меня, чтобы ее забрать. Жалобную книгу дать? Или избираешь мне паяльником на лбу свое нытье выжечь, как изверг Хайрулла?

— Ахинея…  Да ничего я не буду…  Спасибо за великолепный обед, — язвительно произнес я, подкрепляя слова натянутой улыбкой.

Чтоб ты этими чебуреками подавился…  Последнее я произнес не вслух, а про себя, к тому же почти шепотом.

— Слушай, не нравится — не хавай. Хамит еще. Иди вон в «McDonald» s» и уплетай там, сколько заберется в тебя…  Хрю…  Хрю… , - и снова в ушах зазвенел его дегенератский и одновременно пугающий смех.