Варвара Мадоши - Жига с Крысиным Королем
Вот уже пламя трещит и ревет — отсюда юноша этого не слышит, потому что гул толпы, безуспешно ждущий воя и проклятий, заглушает все прочие звуки, но он знает — и вот уже широкие полотнища огня и завеса дыма скрывают измученного человека, что отдыхал, прикрыв глаза, в последние секунды перед казнью.
Что это?.. Кажется или нет, что фигура эта в пламени как будто пошевелилась, отделяясь от столба?..
Не веря в иной исход, юноша одним движением развязал нетугой узел, освобождая бесформенный ком ветоши. Ветошь опала в момент, обнажая боевой, уже взведенный арбалет. Одним движением юноша освободил зажатый хитрым образом рычаг — и спустил курок, почти не целясь.
Болт ударил прямо в глаз Герцогу-Хомяку — и тот тяжело обмяк на спинке кресла. С толстого лица даже не успело сойти приятное, предвкушающее выражение…
На миг площадь замерла, ничего не поняв… но тут закричала герцогиня, и длинный, пронзительный визг ее, казалось, сдернул целую лавину событий с горы неопределенности. Охрана герцога дернула мечи из ножен. Юноша спрыгнул с крыши Хобсоновской лавки и немедленно заскочил в крытый фургон без возницы, стоявший неподалеку. Какой-то продавец воды бросил кувшины и начал прокладывать путь к костру, вытаскивая меч из-под широкого плаща и рукоятью сшибая с дороги какого-то стражника. Один из трех гимнастов вдруг выхватил из-под пестрого болеро заточенные, не тупые, ножи, и метнул их в стражу охранения, а другой стражник вдруг резанул алебардой по горлу своего же товарища, чтобы рвануться почему-то к бешено ревущему костру, кто-то закричал, кто-то заплакал, кто-то немедленно схватил чей-то кошель… площадь взорвалась.
Удивительно, как просто общественные увеселения превращаются в хаос — особенно, если в эпицентре хаоса находятся люди, знающие, как, что и почему они собираются делать, да еще не боящиеся никого, кроме бога. А они, эти пятеро, скованные общей дружбой и общей клятвой, и одним человеком, которому верили, — воистину не боялись.
…Почти никто не видел, как из пламени вырвался оборванный, кашляющий, скрюченный в три погибели человек — и упал на четвереньки, не удержавшись на ногах. Женщина в простом коричневом платье и глухом чепце, гася тлеющую на еретике робу, тут же накинула ему на плечи кожаную куртку давешнего арбалетчика… Самого арбалетчика, кстати, едва ли кто-то признал бы в этой особе — разве что кто из Инквизиции. Или еще мог бы догадаться тот, кто видел, как она, неприлично подобрав юбку, из-под которой видны не дамские панталоны, а грубые штаны, выскакивает из фургона, где несколькими мгновениями назад скрылся убийца.
Женщина помогла недоказненному подняться и потащила его прочь, в переулок. Там уже нетерпеливо перебирали с ноги на ногу встревоженные близким шумом коротконогие выносливые лиорские лошадки — лучшее, что удалось достать за этот срок. Лошадей держал под уздцы не менее нервный малый в берете, чья узкая цепь из квадратных звеньев и чернильница с совиным пером на поясе, а также молодость и чрезмерная даже для горожанина бледность выдавали в нем помощника писаря.
— Вот и вы! — обрадовался он. — Сэр Рой! Какое счастье, что вы спаслись… А где…
— За нами, — бросила женщина, помогая спутнику своему пристроиться в седло. — Ехать можете, сэр?
— Могу, — ответил тот, кого назвали Роем нетвердым голосом. — Но никуда не поеду, пока не ясно, что с моими людьми.
— А ребята уходят по-другому, — откуда ни возьмись вынырнул бывший продавец воды, избавившийся от всех примет своего ремесла, кроме характерной треугольной накидки — ее он стягивал на ходу. — Больше, чем втроем, мы за городские ворота не прошмыгнем. Нам с тобой бежать надо, кровь из носу: мою физиономию тоже срисовали в лучшем виде, если бы не твоя покровительница, тоже взяли бы за здорово живешь, а так спрятался… Ну и леди Лиз с нами, куда ж она нас отпустит-то… Народ здесь отсидится. Брэду жонглеры спрячут, он у них за своего, у Фармана есть засидка, они там с Хавоком переждут. А Фьюри, — он хлопнул по плечу покачнувшегося помощника писаря, — вообще ни при чем…
После этого он вдруг резко сменил тон и, шагнув к рыцарю, подтянул его к себе за воротник, сказал свирепо:
— Ну что, ты, святоша?! Согласишься теперь спасать свою драгоценную шкуру — или снова за всех гореть собрался?!
Он глядел на спасенного, зло и презрительно прищурившись, — и так же недобро смотрела женщина с арбалетом… леди Лиз, или миледи Хоукай, или «Ястребиный Глаз», как ее еще называли посвященные.
Потом бывший продавец воды отпустил рыцаря так же быстро, как и схватил, — и тот машинально пошатнулся, едва не выпав из седла, но все же вовремя поймал поводья.
— Поеду, — сказал он нетвердым голосом. — Поеду, Маэс. Надо торопиться.
— И не вздумай нас благодарить, — бросил его товарищ, вскакивая на вторую лошадь. — В первую очередь мы спасаем свои шкуры: похоже, с этим безобразием никто, кроме тебя, не справится.
— То есть… — рыцарь вскинул голову, — теперь ты мне веришь до конца?
— За воротами, все за воротами, мой добрый друг! Н-но, кляча!
2
Сперва им приходилось петлять, обходя села и избегая возможной погони. Рой, правда, сомневался, что за ними вышлют войска: стоило только благополучно миновать пригороды Столицы, как дороги разбегались на восемь сторон света — ищи ветра в поле! Но выбраться из пригородов они не могли: Рою стало хуже после пыток, несмотря на то, что пытали его почему-то очень вяло, началась лихорадка… наконец, два дня он просто пролежал пластом.
Они спрятались в лесном монастыре, отлично известном сэру Маэсу Хьюзу: настоятельницей здесь была его давняя пассия, которую он любил нежно и преданно, но которую потом родственники упрятали таки подальше от людских глаз — была там какая-то темная история. Рой точно знал: после Хьюз землю носом рыл, готов был выкрасть свою возлюбленную и бежать с ней куда угодно, но девушка твердо отказалась, вручив душу господу, а тело церкви. Видимо, упражняясь в крепости веры, она и оказалась в итоге здесь, в страшнейшей глуши к северу от Столицы, вблизи от тех мест, где в древности пролег путь вызванного еретиками великого зла.
Когда на третий день Рой пришел в себя настолько, что сумел сам добраться до отхожего места, он изрядное время просидел на лавке с наружной стены столовой, пока монахини, — их жило здесь штук десять, — невидимо занимались где-то ежедневными трудами. Во всем мире ничего не осталось, кроме прохлады оштукатуренной стены, прозрачно зелено-золотистых от солнечного света витков вьюнка над головою и горячей земли под босыми ногами. Ему казалось: не надо никуда стремиться, все это зряшное и бесполезное дело, пыль и прах, просто замереть вот так…
Маэс, в простой коричневой рясе (такую носил монастырский эконом, такую выдали и самому Рою), сел на лавку рядом, тоже вытянул ноги в сапогах со шпорами, тоже прислонился коротко стриженой головой к штукатурке стены.
— Ну что? — спросил он, глядя прямо перед собой. — Ты хоть знаешь, где это?
Это был первый их разговор с момента спасения — до этого, правда, Мустанг помнил, как Хьюз крыл его матом, когда Роя вырубился на какой-то там миле и едва не упал с лошади.
— Знаю, — ответил Рой. — Я столько времени вычислял это чертово место, что теперь найду его с закрытыми глазами. Даже без карт.
— А, так они отобрали карты?
— От шифровок им в любом случае толку мало. Не догонят, не беспокойся.
— Все равно с закрытыми глазами искать не надо. С закрытыми глазами лезть в ловушку — приятного мало…
— За что я тебя люблю, — равнодушно проговорил Рой, — так это за твой веселый и легкий нрав.
— Подходящая компания для мрачного типа вроде тебя, — усмехнулся Хьюз.
Рой сжал зубы.
— С самого начала ясно, что там ловушка. Но выбирая между плохим и самым плохим…
Маэс перебил его:
— Если бы я с тобой не согласился, ей-ей, позволил бы тебе сгореть — всем было бы спокойнее. А знаешь, что меня убедило?.. Я тоже кое-что узнал о нашем расчудесном короле. И об… алхимии, — Хьюз понизил голос. — Там такие дела готовятся, похоже… Я даже сперва не поверил. Рассказывать не хочется.
— Правильно, не надо говорить, — кивнул Рой. — Потом.
А сердце неприятно кольнуло. Что такого мог узнать Хьюз?.. Такого, что Рой ему не говорил, в чем не пытался убедить в десятках жарких споров до ареста… черт, ведь там, в казематах, он даже какое-то время думал, что это Хьюз его сдал…
А теперь вот он проникся. Значит, все еще хуже и очевиднее, чем Рою казалось, и времени осталось совсем мало.
Хьюз задумчиво помолчал с полминуты, потом сел по-другому, наклонился вперед. Кажется, подобрал что-то с земли: Рой следил за ним только боковым зрением. Да, точно подобрал — прутик. Вот, начал что-то чертить.
— Найти твои Врата еще полдела… — медленно и как-то не совсем разборчиво, будто он думал о чем-то другом в этот момент, начал Хьюз. — Главное — что потом. Ну, если твой призванный дух этого великого алхимика древних времен не сожрет нас на месте за непочтительность. Тогда, конечно, не будет никакого резона беспокоиться о будущем.
