Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine

— Страну чудес? — когда не верить в них, если не в возрасте Ариадны?

— Почему нет? Пусть приучается к хорошему!

— А почему без тебя, Кос?

— Ты же понимаешь, милая, — выражение черт на волевом мужском лице заостряется, заставляя Лизу легко предугадать последующие фразы, — ну куда мне сейчас? На подводной лодке перемены зреют, а я в разгуляй?

— Как будто тебе ничего не достанется, — следовало ожидать, что Космос пойдет в отказ.

— Посмотрим, что будет через месяца три…

— А что может быть? — не Лизе лезть в дела «Бригады», но устраняться от мира мужа она не может.

— А ты спроси у своего Пчёлы-родственника, когда в следующий раз на чай залетит, — Космосу нечего опасаться: он с давних времен знает, что Лиза никогда не слушает брата. Точнее, раз все-таки послушала, но ненадолго. — Куда он там перья чистит? Берлин, Лондон? Может, старая память мучает — в Копенгагене найдёт связь?

— Скажешь тоже, Кос, — Лиза запоздало вспоминает, что ковертик от Софы рискует потеряться, если она не найдёт его в ворохе своих рабочих бумажек, — Витя не докладывает мне, что у него там на уме.

— Под монастырь этот ум завести может!

— Только ли один ум?..

Времена настали не самые лучшие. Ещё года три назад Лиза и представить себе не могла, что криминальные капиталы и возможность выйти из игры в самостоятельное плавание столкнут лучших друзей лбами, но отношения Космоса и Вити становились хуже с каждым днём. Фил старался держать всех вместе, часто напоминая товарищам о том, что ведут они себя как бараны, а Саша…

Саше было важно сохранить и приумножить нажитое. Растаскивать всех по углам — неблагодарное дело.

— Давай не об этом, — перевести тему для Космоса — лучших выход из возможных, — сейчас Арьку собирай, закинем её к предку, а сами подарок выбирать поедем. И я весь твой. Это же хороший план?

— Хороший, — Кос поступит по-своему в любом случае, — если бы ещё чаще повторялся…

— Вас понял, мадам Холмогорова!

Космосу легче свести серьёзность Лизы в шутку, чем дальше развивать бессмысленный разговор о том, где он сам ни черта не видит просвета и внятной перспективы.

Лиза не хочет спорить. Устала.

***

За окном слышны отзвуки ливня и громовые раскаты, но в супружеской спальне тепло, а ночник даёт приглушенный свет. Космос забылся сном совершенно спокойно, отобрав у Лизы добрую половину одеяла, но к ней же сон не шёл. Лиза сидит на кровати, подложив подушку под спину, а на её согнутые колени опирается открытая книга. Но не любознательность является источником бессонницы Холмогоровой и не её любовь к чтению, а, скорее, любопытство. Потому что письмо из Дании, переданное Томкой ещё несколько недель назад, Лиза успела по забывчивости заиграть, чтобы вспомнить о нём в самую слякотную и неприятную погоду. Когда из дома выходить нет желания, а спящий Кос не помешает вместе со своим компетентным мнением.

Нет, Космос проснётся, и Лиза обязательно расскажет ему, что весточка из страны Андерсена прилетела ещё с месяц назад, и от не чужого человека. Однако Холмогоров не ошибётся, сказав, что Софу не одобряет, несмотря на то, что человек в конце концов бросил вредную привычку в лице Пчёлы, сделав правильный жизненный выбор. Космосу и в юности казалось, что куда-то не туда профессорская дочка тянет его алмазную, а потом обиды пустые высказывает. И если с последним Лиза в общем-то не спорила, то первое никак нельзя было приписать на её счёт. Так или иначе, но необдуманные поступки не отличали Павлову-Холмогорову. Почти…

Один крупный такой… рядом подушку обнимает. Зараза!

Или и здесь всё было вполне продуманно? Лиза не знает ответа на этот вопрос…

— И что там? Язва сибирская, блин! — про себя подумала Елизавета, вынимая из конверта листок, исписанный знакомым почерком, чуть ли не детским.

Ничего не менялось. Софа писала так, будто бы за ней гонялись полчища спартанцев, и поэтому эпистолярный выброс нужно было закончить как можно быстрее. Но ещё со студенческой поры Лизы научилась разбирать эти каракули, а уж если Тома решила, что это письмо обязательно нужно прочитать…

Без вариантов!

Что-то о северной погоде. Милославской не тот ветер надул, а Копенгаген смертельно надоел. Ждёт, когда муж выбьет себе новое назначение, которое точно поднимет благосостояние выше. Париж, скорее всего, или Лондон. Что ж, амбиции в Софке не спали, а Ник стремился к лучшему. Нормальное явление.

Рассказ о Тёмыче. Скоро исполнится четыре года, большой мальчик. Совсем не маменькин сынок, а самостоятельный и не шумный, что должно радовать. Волосы кудрявые и совсем светлые, волевой нос в отца, миловидное лицо матери, а глаза голубые и задумчивые. Ещё один маленький философ, что за поколение такое? Или просто родители сумасшедшие, а дети положительные? Фотографий не пересылает, за что извиняется. Что ж, простительно. Лизу это не волновало.

Воздушный поцелуй для Маруси, которая, наверное, уже неплохо болтает и проявляет филатовский ровный нрав. Эх, Софа, и не знаешь же ты про первую разбитую вазу! Хотя тут могло быть и Арькино влияние, к которой Маруська так ожидаемо тянется, но Лиза себе заслуг не присваивает. Не имеет привычки.

И главное…

«Ты в курсе про мой нелепый разговор с Лизой. Более приятные слова предназначались для тебя, Тома, но фактор неожиданности не отменял никто. Я не была готова говорить с сестрой Вити, не хотела поддерживать наших прежних отношений дружбы лучших подруг. Держу пари, что Холмогорова всё про себя рассудила, два плюс два сложила. Я не собиралась её терять, не хотела доводить до слёз, но только по прошествии времени я готова сказать, что смогу общаться с Лизой, как прежде. Я виновата перед ней, не сдержав эмоций, но правду говорят, что время — лучший учитель и врач. Исключая причину конфликта, которая больше не является источником моих огорчений, я смотрю вперёд. Возможно, что чувство недосказанности до сих пор живёт во мне, но я оставлю этот вопрос на разрешение весны. Какой? Сама не знаю, но и обнадеживать не желаю. Папа считает, что я давно не была дома…»

Ничего не меняется. Типичный подход Софы к любому делу: сама накосячила, сама извинилась, пообещала быть паинькой. Лиза не снимает с себя вины за тот нелепый разговор перед наступлением нового девяносто четвертого, потому что глупо было бы играть счастливую мину при бывшей девушке брата, с которой он так плохо расстался, был брошен за неверность, но… Если прошлое в прошлом, а Софка излечилась, то почему юлит? Позвонить не может, написать, сделать всё по-человечески. Всё через громоотвод.

И что делать теперь? Самой писать, звонить, ждать в гости? Голубя мира засылать?

Пчёлкина с приветом? Нет, это сюр!

Смешно, местами даже нервно похихикать хочется, припоминая разговор на повышенных тонах, но мир не перевернулся, не изменился ход событий. Не Лиза первой прервала эту дружбу, не ей хотелось стереть из памяти прежнее окружение раз и навсегда. Нужны ли сейчас слова Софы? Надо ли посыпать голову пеплом?

— Вот же чума, — издает Лиза почти обречённо, как в юности, когда Софка своими выходками доводила её до бешенства, — чума…

И сказать больше нечего. История Вити и Софы давно канула в лету, а Лиза, помня справедливые слова мужа о том, что не им судить и вмешиваться, продолжала сохранять дистанцию. И сохранит, если Милославская и Пчёлкин в один неловкий момент столкнуться лбами. Витя же помнил обиду, хоть и прятал её искусно. Задело же.

— Ты спать будешь или хрен мне? — измученно выдает Холмогоров, уловивший то, что жена бодрствует и без него. — Лиза?

— Буду, просто инфы в голове много, — необходимо переварить, чтобы понять, как дальше относится к человеку, который когда-то был очень близок, — правда, Кос. Ты что проснулся-то вообще?

— Чую кто-то рядом дурит!

— И без тебя, да?

— Безобразие, твою дивизию… — рука Космоса властно тянет Лизу к себе, и она бы и рада признать космическую победу, но злосчастное письмо нужно спрятать с глаз долой. — Бросай бумажки. Тебя чёрт за ногу дергает в ночи?