Небо в огне (СИ) - Younger Alexandrine

— Нет предела совершенству, алмаз ты мой противный! — несмотря на колкости и ребячество, нужно было видеть, как люди, прожившие вместе не два и не один год, смотрят друг на друга. Совершенно любовно. Женя бы позавидовала, если худая мысль закралась в её умную голову, но только не по отношению к этой парочке. — Я прав, Жека? Добрый доктор Айболит!

— Ну хочется тебе, Космос, шею сломать ещё разок — я препятствий чинить не стану, — с таким пациентом Гальская точно будет купаться в золоте, но Лизу жалко — у неё нервы совсем не стальные канаты. — Другой врач от тебя сразу сбежит, а мне привычно. Лиза у нас тоже на опыте, Арюне с Филей доверим твой гипс разукрасить. Красавец!

— Черт-те что и сбоку бантик, — уточнила Холмогорова, не переставая посмеиваться над любимым супругом, которого успела оскорбить, по крайней мере, раза два за пять минут.

— Как мило, чёрт возьми!..

Не обращая внимания на обстоятельства, послужившие началом дружеских посиделок за чаем, а иногда и чем-то покрепче, Лиза благодарна судьбе за Женю — человека, которого каждый день узнаёшь заново. Вместе можно было и помолчать, и погрустить о неудачах, а можно искусно излить змеиного яда на окружающих. Кроме собственных же детей: шкодливость Ари и Фили не была чем-то из ряда вон выходящим.

Обычно первой бесилась Лиза, распекая тех, кто по каким-либо причинам становился ей неугоден даже временно, а Женя с пониманием кивала головой. Да и врач всё-таки, как тут не выслушать жалобы? Нет, о переквалификации Гальская не думала, но клятва Гиппократа обязывала…

— Чокнемся чаем, Жень? — Лиза внимательно разглядывает фарфоровую чашечку из изысканного сервиза, подаренного им с Космосом на свадьбу. Ёлка и Юрий Ростиславович старались не только детям квартиру выбить, но и обустроить быт молодой семьи, которая, к тому же, очень скоро стала на одного человечка больше. — Женька, ты чего молчишь? Молодость и погода хорошая за окном. Радоваться надо, а мы с тобой сидим и грустим…

Вопреки слухам, которыми полнилась вся Москва и половина области, Лиза могла признаться, что последние полтора года жизнь пыталась стать похожей на ту, которая осталась за поворотом девяносто четвертого. Космос перестал резко срываться с цепи, не пропадал из дома, если они по какой-либо причине ссорились, постоянно был рядом с Арькой. Дитя в восторге, а папа даже рад тому, что присутствие дочери заставляет его либо не орать по телефону на неадекватного собеседника (читай — Пчёлу), либо оправдывает его гордые отцовские надежды.

К слову, за весну Аря разучила всю Агнию Барто, а за лето научилась держаться на воде. Последнее было предметом особой гордости Космоса, потому что Лиза вообще не умела плавать, как бы он не старался её научить, а Ариадна слёту демонстрировала спортивный успех. Иногда он заводил речь, что время, проведенное с рядом с дочерью и женой — лучшее лекарство, но Лиза не спешила расслабляться. Ведь из-за того, что Кос самолично определял то, как отучит себя от кокса, в действительность приходили сценарии, прежде немыслимые. Кому сказать — не поверят!

Или она не привыкла к проявлению мужской слабины, либо нужно в очередной раз переосмыслить факт того, что её Космос — не самый обычный экземпляр. Смех смехом, все же мужики одинаковые и часто — самовлюбленные сволочи и эгоистичные свиньи, но Лиза не меняет своего отношения к мужу. Она очень его любит. Косу хочется её беречь и заставить не думать о том, чем он занимается в офисе на Цветном, так и Лизе хочется подвести мужа к тому, что следует постепенно приходить к другим распорядкам. Где голубая мечта о воображаемой спортивной карьере Ари действительно станет весомым ориентиром. И не будет серьезных опасений, неоправданных страхов.

Размечталась, Холмогорова? С дуба рухнула? А вроде бы, что и сама говорила — замуж вышла не вчера. Готова ко всякому, не напугаешь ежа голым задом, но…

Фиолетово!

Она имеет право строить свою жизнь, показывая Косу, что нужно менять, иначе каток непременно затащит ко дну воронки. Но чаще, видя совершенно отрешенный и побитый взгляд Космоса, Лизе становилось не по себе от открывающихся мрачных перспектив. Вмиг пропадало желание диктовать свои правила игры, а от гнетущей возможности остаться одной — без него — сжималось сердце. Как и от мысли о том, что Арька рискует вырасти без отца — отсутствие Космоса фатально в любом случае.

Однако Лиза отгоняла тревоги прочь, настраивая мужа на борьбу, и на удивление… Любовь убеждала. Лиза в это верила, не переставая упрямо гнуть свою линию.

Были ли попытки разубедить её в стремлении сохранить свою семью? Постоянно!

Но Лиза не привыкла отступать без боя. И прогнозов общественности тоже никогда не оправдывала.

— Космос, что ты? Как тебе такое в голову пришло? — они стоят вдвоем на лоджии, примыкающей к гостиной, и Лиза уговаривает Космоса… без малого… Жить! А не копаться в своих туманных мыслях, припорошенных редкой белой дорожкой. Она знала, что завязка мужа редко, но нарушается, и когда эти случаи происходили… Никому не было хорошо. А Кос рассуждал о мрачном, видя в своем избавлении от зависимости один исход. — Прошу тебя… Мы сейчас пойдем спать, а завтра ты останешься дома. Скажем, что заболел. Заразный!

— Да ну их всех нахуй, но как ещё, как? Ни хрена не получается! — пока Лиза не застала его, одиноко подпирающего ладонями косяки застеклённой рамы, Кос искренне раздумывал о том, что в смерти есть своё решение проблем. Вот его мать, например, заболела — и через какое-то время её извечная злость на мир сменилась покоем. Сначала приёмным, а потом вечным. А он? Обуза же! Дурная на всю голову… — Тупик, мать его, тупик!

— Это не выход! Мне прятать от тебя ножи и вилки? Как от маленького? Лоджию заколотить? — Лиза разговаривает с Космосом ласково, будто с ребёнком, которому нужно одобрение. — Тебе надо поспать… Пойдём! Я никуда от тебя не уйду, а телефон выключим… Ты прав, пусть весь мир подождёт. Про договоры и поставки поговоришь в понедельник.

— Такой козел тебе не нужен, стало бы легче, а всё остальное у тебя в порядке… Без ебанных закидонов! — Кос сам прекрасно чувствует, что Лиза привязана к нему едва ли не болезненно, ведь однажды он, без малого, заменил ей всех, но говорит горькие вещи, которые кажутся ему вполне трезвыми. — Тихо, тихо и всё! Сама пораскинь!

— Иди ко мне… — на последнем из дохе произносит Лиза, притягивая руки к Космосу. Он почему-то противиться её действиям, но она ощущает — хочет коснуться. — Мы со всем справимся… У других получалось, а у нас? Кос! Чем мы хуже? Ты дурак, что ли?

— Дурак! Не помогает эта завязка, если прёт меня! Во сне вижу! Хоть кидайся!

— Ты же понимаешь, что так нельзя?

— Не шланг…

— Тогда хватит себя изводить!

Холмогоров поддается на уговоры, и Лиза уводит его в спальню, следом плотно закрыв дверь на лоджию. Пространство освещает лишь глухой свет ночника, но Елизавета выключает и его, садясь на кровать рядом с мужем. Космос покорно укладывает тяжёлую голову на женские коленки, едва прикрытые тканью шелкового халата, и, крепко обняв жену, спит, пока не наступит утро. Лиза сама будит его, а он тянется к ней с поцелуями, не желая отпускать от себя далеко. Она знает, что выиграла очередной бой, а значит, что вместе они сильнее. Космос и Лиза обязаны это помнить. На будущее.

— Хорошо бы не чеколдыкнуться от всеобщего счастья, Холмогорова, — Женю учили искать положительные моменты в каждой мелочи, но настроение, порой, подкидывало разные сюрпризы. — Что имеем? Сидим же с тобой тут, тухнем!

— Брось, Женя, — Лиза не собирается поддаваться унынию, — ты — последний человек Москвы и Подмосковья, которому это грозит!

— Лизка, в какое время живём? Где оно наше легендарное счастье? Коммунизм просрали, а с капитализмом же сама видишь — лажа какая-то. А мы напрямую зависим от всей этой хероверти!

— Скажи ещё, что перестали лезть по водосточным трубам к своим мужикам, — вспомнилась всем известная комедия и чуть пьяный положительный Ипполит. Лиза его от души понимала. Хоть у неё по жизни… алкоголик из Москвы! — Обмельчали… Наш с Холмогоровым юношеский максимум — конспиративные свидания аж целых полгода.