А. Серов - Большая книга славянской мудрости
«С самого начала знакомства между ними возникла дружба. Сергей Васильевич восхищался талантом отца, его поразительной музыкальностью, необычайной способностью быстро разучивать не только свою партию, но и всю оперу целиком. Он с увлечением занимался с Федором Ивановичем, стараясь привить ему хороший вкус, помогая разобраться в теории музыки. Сергей Васильевич очень ценил отца, даже гордился им. Федор Иванович преклонялся перед талантом Сергея Васильевича как пианиста, дирижера и композитора».
И. Шаляпина, дочь певцаНи раба, ни повелителя дружбе не надо. Дружба любит равенство.
И. Гончаров* * *«Вспоминается один осенний вечер 1904 года, совершенно исключительный по впечатлению. <…> А Шаляпин, как только вошел, сейчас же заявил нам шутливо:
– Братцы! Петь до смерти хочется!
Он тут же позвонил по телефону и вызвал Сергея Васильевича Рахманинова, и ему тоже сказал:
– Сережа! Возьми скорее лихача и скачи на „Среду“. Петь до смерти хочется. Будем петь всю ночь!
Рахманинов вскоре приехал. Шаляпин не дал ему даже чаю напиться. Усадил за пианино – и началось нечто удивительное».
Н. ТелешовПод знаменами князя
Само слово «дружина» содержит намек на то, что оно связано с дружбой, с близкими и товарищескими отношениями. Так и было на Руси. Дружины появились в те времена, когда страна была поделена на отдельные княжества, и каждому правителю нужно было свое войско. Но дружина представляла собой нечто большее, чем просто военный отряд. Ее членов связывали обеты товарищества, преданности и взаимовыручки. Дружинники – это земляки, соплеменники, многие из которых были родственниками, в этом один из секретов их сплоченности и готовности стоять горой друг за друга.
Хотя у дружины был глава – князь, и ему, конечно, подчинялись, все же отношения внутри организации были вполне демократическими. Добыча делилась поровну или по заслугам, каждый дружинник имел право голоса; другой вопрос: к кому прислушивались, а к кому нет. Авторитет в дружине и в глазах князя нужно было заслужить, показав храбрость на поле боя, ум при решении политических вопросов, смекалку в быту и молодецкую удаль в развлечениях.
В. Васнецов. Отдых великого князя Владимира Мономаха после охоты, 1848. В княжескую дружину входило несколько сотен человек
А. Кившенко. Долобский съезд князей – свидание князя Владимира Мономаха с князем Святополком в 1103 году, 1880. Дружинники были не только военной силой, но и советниками князя
Дружба не всегда идет прямой дорогой
Отношения Александра Блока и Андрея Белого, которые они сами называли «дружба-вражда», продолжались почти двадцать лет. За это время было все: периоды горячей симпатии, бурные ссоры, любовь к одной женщине, ревность, вызовы на дуэль, поэтические разногласия, искренние примирения, снова раздоры… Но все же их противоречивая дружба не разрушилась, их души тянулись друг к другу вопреки внешним обстоятельствам, потому что чувствовали близкое родство.
Таинство одно твердой связи достойных друзей – уметь прощать недоразумения и просвещать неотложно в недостатках.
А. Суворов* * *«Наше письменное знакомство завязалось, когда Вы сообщили через Ольгу Михайловну Соловьеву, что хотите писать мне. Я сейчас же написал Вам, и первые наши письма сошлись.
С первых же писем, как я сейчас думаю, стараясь определить суть дела, сказалось различие наших темпераментов и странное несоответствие между нами – роковое, сказал бы я. Вот как это выражалось у меня: я заранее глубоко любил и уважал Вас и Ваши стихи. Ваши мысли были необыкновенно важны для меня, и, сверх всего (это самое главное), я чувствовал между нами таинственную близость, имени которой никогда не знал и не искал. В то время я жил очень неуравновешенно, так что в моей жизни преобладало одно из двух: или страшное напряжение мистических переживаний (всегда высоких), или страшная мозговая лень, усталость, забвение обо всем. Кстати, – я думаю, что в моей жизни все так и шло и долго еще будет идти тем же путем. Теперь вся разница только в том, что надо мною – „холодный белый день“, а тогда я был „в тумане утреннем“. <…> В ту пору моей жизни, когда мы встретились с Вами, я узнал и драматическую симфонию (не помню, до или после знакомства), и вся наша переписка, сплетаясь с моей жизнью, образовала для меня симфонию необычайной и роковой сложности».
Письмо А. Блока А. Белому, 1907 годДрузья – это две половинки целого
Как-то во время откровенной беседы Ильф и Петров признались друг другу, что испытывают чувство мучительной неуверенности в собственных силах. Поодиночке они не ощущали себя настоящими писателями, но когда работали вместе, как будто появлялся кто-то третий, уверенный, талантливый, успешный – настоящий мэтр юмористической прозы.
* * *«Как-то, по просьбе одной редакции, мы сочинили юмористическую автобиографию, в которой было много правды. Вот она:
„Очень трудно писать вдвоем. Надо думать, Гонкурам было легче. Все-таки они были братья. А мы даже не родственники. И даже не однолетки. И даже различных национальностей: в то время как один русский (загадочная славянская душа), другой еврей (загадочная еврейская душа).
Итак, работать нам трудно.
Труднее всего добиться того гармонического момента, когда оба автора усаживаются наконец за письменный стол. <…>
Если ты не можешь прямо, откровенно, даже резко сказать другу все, что ты думаешь о нем, о его поступках, или выслушать от него такую же правду о себе, значит, вы не верите по-настоящему друг другу, не понимаете и не уважаете друг друга.
И. ГончаровТогда как один из авторов полон творческой бодрости и горит желанием подарить человечеству новое художественное произведение, как говорится, широкое полотно, другой (о, загадочная славянская душа!) лежит на диване, задрав ножки, и читает историю морских сражений. При этом он заявляет, что тяжело (по всей вероятности, смертельно) болен.
Бывает и иначе.
Славянская душа вдруг подымается с одра болезни и говорит, что никогда еще не чувствовала в себе такого творческого подъема. Она готова работать всю ночь напролет. Пусть звонит телефон – не отвечать, пусть ломятся в дверь гости – вон! Писать, только писать. Будем прилежны и пылки, будем бережно обращаться с подлежащим, будем лелеять сказуемое, будем нежны к людям и строги к себе.
Но другой соавтор (о, загадочная еврейская душа!) работать не хочет, не может. У него, видите ли, нет сейчас вдохновения. Надо подождать. И вообще, он хочет ехать на Дальний Восток с целью расширения своих горизонтов.
Пока убедишь его не делать этого поспешного шага, проходит несколько дней. Трудно, очень трудно“».
И. Ильф и Е. ПетровVIII. Мудрость любовная. Свет, озаряющий души
Истинная любовь, как счастливая, так и несчастная, оставляет глубокий след в каждом, кому довелось ее пережить. Судьба складывается по-разному: любовь может остаться без ответа, роковые обстоятельства могут разлучить влюбленных, чувства одного из них могут остыть. Но все, в ком вспыхнула искра этого пламени, искренне надеются, что их ждет самый замечательный сценарий: прожить вместе долгую жизнь. И такие чудеса случаются!
Во имя любви совершаются подвиги и безумства, любовь способна перевернуть мир, во всяком случае, для тех, кто попал в ее сети. Любовь – величайшая сила, исцеляющая сердца и возвышающая души; под действием этой силы человек становится чище и благороднее, в нем просыпается все лучшее, что было скрыто до важнейшего момента жизни – встречи с любимым.
Настоящая любовь бывает лишь однажды
Тот, чье сердце опалила испепеляющая страсть, никогда не сможет полностью от нее оправиться. Если история любви закончилась разрывом, причинила боль и муки, воспоминания о ней будут снова и снова возвращаться.
* * *«Я пишу к тебе в полной уверенности, что мы никогда больше не увидимся. Несколько лет тому назад, расставаясь с тобою, я думала то же самое; но небу было угодно испытать меня вторично; я не вынесла этого испытания, мое слабое сердце покорилось снова знакомому голосу… ты не будешь презирать меня за это, не правда ли? Это письмо будет вместе прощаньем и исповедью: я обязана сказать тебе все, что накопилось на моем сердце с тех пор, как оно тебя любит. Я не стану обвинять тебя – ты поступил со мною, как поступил бы всякий другой мужчина: ты любил меня как собственность, как источник радостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, без которых жизнь скучна и однообразна. Я это поняла сначала… Но ты был несчастлив, и я пожертвовала собою, надеясь, что когда-нибудь ты оценишь мою жертву, что когда-нибудь ты поймешь мою глубокую нежность, не зависящую ни от каких условий. Прошло с тех пор много времени: я проникла во все тайны души твоей… и убедилась, что то была надежда напрасная. Горько мне было! Но моя любовь срослась с душой моей: она потемнела, но не угасла.
