Дамир Соловьев - Русские писатели и публицисты о русском народе
7 января 1849 г.
В городе невероятные слухи о закрытии университета. <…>
Увидим, как произойдет это любопытное событие! В России много происходило и происходит такого, чего нет, не было и не будет нигде на свете. Почему же не быть и этому?[141]
12 февраля 1849 г.
В обществе нет точки опоры; все бродят, как шалые или пьяные. Одни воры и мошенники бодры и трезвы. Одни они сохраняют присутствие духа и видят ясно цель своей жизни – в стяжании. Злоупотребления повсюду выступают открыто и нагло, даже не боясь наказания, которое случайно падает из сильной руки, а не из недр закона. Безнравственность быстро распространяется и, как холера, поражает даже души простые и не лишенные чувства чести, но не находящие безопасности в честных убеждениях и поступках. Наш попечитель, Мусин-Пушкин, сделан сенатором. На днях он мне говорил, что, читая сенатские записки, он приходит в ужас от беспорядков и злоупотреблений, свирепствующих в гражданских и уголовных делах. Он еще новичок в этой сфере, и потому его поражает эта гнилая атмосфера.[142]
28 марта 1850 г.
Общество быстро погружается в варварство: спасай, кто может, свою душу![143]
28 октября 1854 г.
Безалаберность – вот девиз нашего общества, а ложь его кумир. Оно лжет ежеминутно мыслью и делом, сознательно и бессознательно.[144]
7 апреля 1855 г.
Вражда к немцам сделалась у нас болезнию многих. Конечно, хорошо, и следует стоять за своих – но чем стоять? Делом, способностями, трудами и добросовестностью, а не одним криком, что мы, дескать, русские! Немцы первенствуют у нас во многих специальных случаях оттого, что они трудолюбивее, а главное – дружно стремятся к достижению общей цели. В этом залог их успеха. А мы, во-первых, стараемся сделать все как-нибудь, по-«казенному», чтобы начальство было нами довольно и дало нам награду. Во-вторых, где трое или четверо собралось наших во имя какой-нибудь идеи или для общего дела, там непременно ожидайте, что на другой или на третий день они перессорятся да нагадят друг другу и разбредутся. Одно спасение во вмешательстве начальства.
<…> Конечно, между нашими есть много людей со способностями, но им не дана способность хорошо употреблять свои способности.[145]
20 апреля 1855 г.
Наша гражданственность еще не сложилась, потому что у нас нет главного, без чего бывает сожитие, но не гражданственность, а именно: духа общественности, законности и честности, обеспечивающих прочность взаимных отношений и договоров. У нас мало нравственности, потому что мы не истребили в себе многих пороков, искажающих нашу народность, и не развили многих добродетелей, ей присущих.[146]
15 сентября 1855 г.
Наше общество одарено способностью все делать легко, но оно не выказывает способности делать что-нибудь как следует и как до́лжно. Его девиз: как-нибудь.[147]
16 октября 1855 г.
Русский ум удивительно склонен довольствоваться словами вместо дел – начинать и оканчивать одними хорошими намерениями, которыми, как говорится, вымощен ад.[148]
29 февраля 1856 г.
Воровство, поверхностность, ложь и неуважение законности – вот наши главные общественные раны.[149]
9 октября 1856 г.
Плетнев пишет из Парижа, что его всего больше поражает во французах единство национального чувства. Причину тому он полагает в их вере в свое национальное превосходство. «Отчего у нас, – спрашивает он, – нет таких великих результатов народности, как у них?» – и отвечает: «От недостатка веры в наши моральные качества!» А я думаю – от неразвитости самих моральных качеств у нас. Способностей у нас много, но, увы, не меньше и безнравственности.[150]
10 июля 1858 г.
Вообще в провинции видишь и слышишь мало утешительного. Плутни, злоупотребления в делах правосудия и администрации здесь еще в полной силе. В простом народе особенно неприятно поражает повальное пьянство.[151]
25 августа 1858 г.
Никто в России не выносит своего величия. Это грустно, но несомненно.[152]
30 ноября 1858 г.
«Всякий народ, – говорит Лютер, – имеет своего дьявола». Дьявол русского народа есть разногласие во всем, что касается общественных интересов, страсть все относить к себе, мерить собою. Это и мелкое самолюбие, кажется, общий порок славянских племен: оно-то и мешает развитию у нас духа ассоциации. Мы стоим на том, что лучше повиноваться чужому произволу, чем уступить в чем-либо своему собрату.[153]
9 марта 1859 г.
Шли рассуждения (в Комитете по делам книгопечатания) об обществах трезвости, которые быстро распространяются в Империи, чем правительство поставлено в большое затруднение. С одной стороны, угрожает подрыв откупу, а с этим вместе значительные убытки для казны, а с другой – нельзя же правительству препятствовать благородному порыву народа не пьянствовать. Муханов требовал напечатать статью не в осуждение трезвости, а в осуждение незаконного действия крестьян, определивших сечь и штрафовать пьющих.[154]
3 мая 1861 г.
Однако добродушный русский народ, который, по словам Погодина, встретил свободу с умилением сердца, кротко и благодарно, начинает в разных местах проявлять свое вековое невежество и грубое непонимание закона и права. Вчера опять тамбовский помещик рассказывал мне, что у него в имении тоже были сцены неповиновения властям: «Не хотим работать, и дай нам земли, сколько хотим». Опять принуждены были призвать солдат для растолкования им, что работать до́лжно и что земля не вся их. В другом имении крестьяне бросились с топорами в барский лес и еще до раздела весь вырубили.[155]
19 ноября 1861 г.
Но все это невольно надламывает во мне веру в нашу национальную способность самим устраивать свою судьбу. Невольно приходит на ум, что русский народ в самом существе своем носит невозможность самообладания, невозможность нравственной и политической самозиждительности. Не общее ли это на всех славянах проклятие? Спаси, Боже![156]
6 января 1862 г.
В России бездна способностей, но людей, приспособленных к делу, очень мало. Отчего это?[157]
4 ноября 1862 г.
Наклонность к ничегонеделанию вместе с праздным, безрезультатным разгулом мысли и фантазии, кажется, лежит в натуре нашей. Удивительнее всего, что эти стремления к пустоте, прикрываемые вычурным умозрением или умничаньем, мы готовы вменить себе в достоинство и восхищаться этим, как истинно самородною чертою нашей широкой цельной натуры. В самом деле, великая, широкая натура! Англичанин что-нибудь сделал и делает, француз что-нибудь сделает и делает, немец тоже, а мы создаем свою историю из ничегонеделания или преследуем такие отчаянные фантастические задачи делания, что делание по ним опять-таки превращается в ничего.[158]
21 января 1863 г.
Русский человек не выносит трех вещей: труда, порядка и своего величия.[159]
14 ноября 1863 г.
Сверху собачья старость и разврат, снизу – грубое и глубокое невежество. Мудрено ли, что Европа считает нас варварами?[160]
2 декабря 1863 г.
В уме у нас нет недостатка, но величайший недостаток в характере и честности.[161]
5 декабря 1863 г.
Надобно очень любить Россию, чтобы не чувствовать отвращения ко всей безалаберности нашей администрации, умственному и нравственному разврату так называемого образованного общества, глубокому невежеству и дикости масс и вообще отсутствию всякого понятия законности и честности во всем народе. По глубокому сознанию моему могу сказать, что я люблю отечество и сколько мог служил ему честно. Но как часто моей любви приходится бежать под защиту великодушия от тысячи бесчестных или бестолковых явлений нашей общественности. Сколько раз эта любовь была оскорблена самыми недостойными поступками моих соотчичей, а более всего их грубейшим нарушением правил самой обыкновенной общественной честности. Довериться в чем бы то ни было своему соотечественнику в большом деле или малом – значит непременно остаться в дураках. Когда и как мы выйдем из этого?[162]
23 декабря 1863 г.
К чему приведет нас эта страшная деморализация сверху до самого низу? Внизу, конечно, меньше ее, но тут глубина невежества, совершенно варварское состояние, равняющее нас чуть не с краснокожими, и полнейшее отсутствие всяких понятий о долге, справедливости и законе – особенно о законе.[163]
6 января 1864 г.
Воровство денное и но́чное в огромных размерах, каждый день и каждую ночь разбой, пьянство, небывалое даже в России, так что пьяные толпами скитаются по улицам <в Петербурге. – Д. С.>, валяются и дохнут как скоты, где попало. Между опивающимися есть мальчики пятнадцати лет, а сегодня извозчик мне говорил, что он видел четырехлетнего ребенка.[164]
