Ирина Шишко - Экономические правонарушения: Вопросы юридической оценки и ответственности
Указанная особенность норм, регулирующих экономические отношения, обострила вопрос об их темпоральном действии «в связке» с уголовно-правовыми нормами, предусмотренными гл. 22 УК (см. § 3 гл. 2).
6. Как отмечалось, российскую экономику относят к переходной. Социально-экономическая трансформация обусловила противоречивость протекающих в стране процессов, противоположный характер сосуществующих явлений, что существенно затрудняет теоретическое осмысление тенденций и закономерностей. В этих условиях повышается роль права в формировании будущей экономической модели общества. Специфика переходного периода состоит не столько в том, что законодательство, регулирующее экономические отношения, отражает происходящие изменения, а в том, что сама экономическая система общества формируется посредством права, регламентирующего сосуществование «прежней» и «новой» экономики[86]. Поскольку завершение переходного периода предполагает «демонтаж» правовых средств, обеспечивающих сосуществование «прежней» экономики, в литературе даже отстаивается необходимость издания и действия в переходный период только временных правовых актов[87]. Эта позиция небесспорна, но временность не может быть вовсе не присуща нормативным правовым актам (или отдельным их нормам) переходного периода, регулирующим экономические отношения. Эта специфика регулятивного «экономического» законодательства детерминирует и временность некоторых уголовно-правовых норм: потребность в охране временных правоотношений отпадает вслед за заменой их новыми. Так, представляется, что не имеют «постоянной прописки» в УК РФ ст. 169 и 193, 171и 172 [88]. Необходимость включения в Уголовный кодекс первой из них объяснима, с нашей точки зрения, инерционностью управления экономикой в переходный период, когда чиновники, управомоченные регистрировать организации, выдавать лицензии на осуществление определенных видов деятельности и совершать иные юридически значимые действия, продолжают видеть опасность во внедрении частной собственности и не желают мириться с лишением их правомочий непосредственно воздействовать на хозяйствующих субъектов.
Необходимость в установлении уголовной ответственности[89] за невозвращении валютной выручки из-за границы вызвана масштабами утечки капитала из России. По различным оценкам, из страны незаконно вывезено от 120 до 150 млрд долл., что почти в пять раз превышает годовой бюджет страны,[90] а ежегодный вывоз, по оценкам экспертов, составляет 20 млрд долл.[91]
Этот российский феномен бегства капитала вытекает, во-первых, из специфики первоначального накопления капитала путем теневого перераспределения доходов и, во-вторых, из стремления хозяйствующих субъектов стабилизировать (или наращивать) уровень доходов в обстановке спада производства и своеобразном деловом климате в России в переходный период (тяжелое налоговое бремя, низкий уровень гарантий безопасности бизнеса, недостроенность рыночной правовой базы и т. д.)[92]. С исчезновением факторов, провоцирующих высокие масштабы утечки капитала, исчезнет необходимость либо в уголовно-правовых мерах по обеспечению исполнения обязанности возвращать средства в иностранной валюте, либо эта обязанность будет «снята» и регулятивным законодательством. Как показывает мировой опыт, «наличие тех или иных ограничений на проведение валютных операций является характерной чертой большинства развивающихся стран и стран с переходной экономикой» либо периода нестабильности[93].
Совершенствование налогового и иных видов учета и контроля, с одной стороны, повышение требовательности к тем, кто оказывает услуги (производит или реализует товары) со стороны заказчиков, с другой стороны, затруднит осуществление незаконного предпринимательства в тех «параметрах», которые, по мнению законодателя, делают его общественно опасным. Поэтому не долгая «жизнь» может быть и у ст. 171 и 172 УК, хотя предоставление займа на определенных условиях (ростовщичество) признается преступлением в странах и с рыночной экономикой.
7. Особым, самостоятельным явлением в современной экономике стала глобализация. Несмотря на дискуссионность ее сущности, даже те концепции, в которых глобализация не считается чем-то феноменальным, связывают ее с беспрецедентно высоким уровнем взаимозависимости национальных экономик[94]. Важнейшая черта глобального характера современной интернационализации заключается в том, что международные потоки товаров, услуг, капитала и информации контролируются не национальным, а международным законодательством.[95] Учитывая незначительное время развития экономики России рыночным курсом и «непричастность» ее к ряду международных соглашений, можно утверждать, что глобализация в экономике обусловливает определенную унификацию нормативных правовых актов[96], регулирующих экономические отношения в России, с аналогичными актами за рубежом, или регулирование части их международными договорами. Необходимость единого правового поля, в частности, стран СНГ и Европы, уже отмечалась участниками международного юридического форума 2003 г.[97] По мнению академика Э. Г. Кочетова, «сами геофинансовые, геоэкономические системы формируют новую модель права – мировую глобализированную правовую систему», в связи с чем он предлагает заменить термин «международное экономическое право» на «геоэкономическое право». Автор указывает, что под влиянием этих систем трансформируются основополагающие правовые институты, а именно: отношения собственности, договоры, соотношение публичного и частного интереса и др.[98] Использование высоких геофинансовых и геоэкономических технологий способно «буквально опустошить любую национальную экономику…». Умышленные действия глобальных предпринимателей (кредитные удары, развал банковской инфраструктуры и фондового рынка и т. и.) Э. Г. Кочетов считает нужным квалифицировать как геоэкономические преступления.
Глобальная трансформация мира, трансформация регулятивного законодательства с усилением его наднациональной составляющей влечет «сближение» российских уголовно-правовых норм, охраняющих эти отношения, с соответствующими нормами в зарубежных уголовных кодексах и повышение удельного веса конвенциональных преступлений в сфере экономической деятельности. Кроме того, с нашей точки зрения, сами международные конвенции должны утрачивать рамочный характер: предоставление государствам-участникам возможности признавать преступлениями только часть деяний, общественная опасность которых общепризнанна," способствует не столько борьбе с ними, сколько их территориальному «перераспределению».
8. Изменение законодательства, регулирующего отношения в сфере экономической деятельности, может, не оказывая прямого воздействия на охраняющие их нормы УК, влиять на назначение отдельных уголовно-правовых норм (см. § 5 гл. 4).
9. С. С. Алексеев отмечает, что в зависимости от того, совпадают ли интересы участников правоотношений с теми задачами, которые преследует правовое регулирование, существует либо «энергетическое поле» активности (при совпадении), либо такое же «поле» сдерживания (если «сумма интересов» не согласуется с указанными задачами)[99] [100]. Результативность правовых средств может быть высокой только в первом «энергетическом поле»: при втором – участники не «очень-то склонны подчиняться обязательным требованиям»[101].
Примером «энергетического поля» второго типа является «поле» действия норм налогового права: налогоплательщики неохотно и не в полной мере подчиняются своей конституционной обязанности платить налоги. Представители правоохранительных органов – тоже налогоплательщики, и поэтому применение «налоговых» норм УК (ст. 194, 198, 199) отличается большей «склонностью» к освобождению виновных от уголовной ответственности в связи с их деятельным раскаянием в сравнении с другими нормами Особенной части УК, «сопровождаемыми» примечаниями об условиях такого освобождения. Д. И. Митюшев, исследовавший практику освобождения от уголовной ответственности лиц, виновных в совершении преступлений, предусмотренных ст. 198 и 199 УК, в Республике
Коми, отмечает, что в соответствии с примечанием к ст. 198 УК было прекращено 60,8 % уголовных дел в 2001 г. и 40 % – за шесть месяцев 2002 г.[102] При этом, подчеркивает он, нередко обвиняемый никак не способствовал раскрытию преступления (за исключением признания своей вины, в том числе и после того, как ему предъявляли материалы, доказывающие ее)[103]. Имея в виду такое «поле» сдерживания, Пленуму Верховного Суда, очевидно, было бы целесообразно отметить недопустимость толкования словосочетания «если оно способствовало раскрытию преступления…», использованного в примечании к ст. 198 УК, как признания вины в случаях, когда она уже установлена собранными по делу доказательствами.
