Александр Бойцов - Выдача преступников
В итоге вырисовывается целостная картина функционирования уголовного права как относительно замкнутой системы, в которой статьи, определяющие пространственно-темпоральную привязку, образуют содержание гипотезы всех уголовно-правовых норм (запрещающих, обязывающих, поощрительных и управомочивающих), составляя неотъемлемый компонент каждого состава юридически значимого поведения, каким бы оно ни было (преступным, постпреступно-поощряемым или правомерно-дозволенным). Ибо все сущее мыслимо лишь в определенном пространстве и времени.
Обоснование позитивно-ретроспективной природы уголовной ответственности, в ее диалектической связи с «двойной» структурой уголовно-правовой нормы и регулятивно-охранительным характером уголовных правоотношений, предопределяет и соответствующее понимание механизма уголовно-правового регулирования, способного функционировать в двух видах режима. В результате создается впечатление, что уголовное право замкнуто само на себя. И это действительно так. Оно не было бы целостной управляющей системой, если бы, устанавливая определенный порядок отношений, не могло бы восстанавливать его в случае нарушения.[340]
Разумеется, такое понимание уголовного права как закрытой логической системы, в рамках которой любое юридически значимое решение может быть выведено посредством логических операций без обращения к юридическим обоснованиям, содержащимся в нормах других отраслей права, весьма ограничено, но подобная замкнутость вполне вписывается в рамки инструменталистской концепции (Дж. Раз), трактующей право как средство регулирования поведения людей, как инструмент управления обществом.[341]
«Разомкнуть» уголовное право – значит выйти за его пределы, и тогда невозможно будет отрицать, что уголовно-правовая норма, устанавливающая ответственность, скажем, за незаконную охоту, будучи в чем-то полной, в себе завершенной и ни в чем внешнем не нуждающейся, определенным образом может быть связана как с природоохранным национальным законодательством, так и с иностранными уголовно-правовыми нормами, предусматривающими ответственность за экологические посягательства. Это естественно, ибо для системы уголовного права (как и для всякой высокоорганизованной системы) характерно не только наличие связей и отношений между образующими ее элементами, но и неразрывное единство с окружающей правовой средой, во взаимоотношениях с которой она и проявляет свою целостность.
Основным каналом внедрения в уголовное право национальных предписаний иноотраслевой принадлежности являются бланкетные гипотезы, локализующие в составе того или иного преступления его пространственную протяженность на какой-либо территории, свойственную, например, незаконной охоте, которая осуществляется на территории заповедника, заказника либо зоны экологического бедствия или чрезвычайной экологической ситуации (ч. 1 ст. 258 УК РФ). При этом очевидно, что определение границ указанных территорий и зон составляет предмет не уголовного, а экологического законодательства. Обусловливаемая данным обстоятельством бланкетность диспозиции ст. 258 УК предопределяет необходимость при квалификации деяния по этой статье точного определения характера нарушенных правил и указания устанавливающих их нормативных актов.
Но и в данном случае, прежде чем установить внутрисистемные признаки пространства, обусловливаемые взаимодействием природоохранного и уголовного законодательства России, необходимо выявить указанные признаки на межсистемном уровне, обусловливаемом взаимодействием российской правосистемы в целом с правосистемами зарубежных государств.
Ведь замкнутость уголовного права относительна и на межгосударственном уровне. Она вовсе не означает, как полагают сторонники «чистого учения о праве» (Г. Кельзен и др.), что нормативная система – это логически замкнутый комплекс норм, выведенных из одной «основной нормы», придающей системе такое качество исключительности, благодаря которому две нормативные системы одновременно и рядом друг с другом не могут предполагаться как юридически действительные и всегда можно оперировать только либо с одной, либо с другой.
§ 4. Взаимодействие уголовно-правовых систем
Итак, мир состоит из относительно замкнутых правосистем, представляющих собой организацию конкретных действий и связей, где наряду с внутрисистемным взаимодействием имеет место и межсистемное взаимодействие.
С одной стороны, право каждой страны действительно представляет собой самодостаточную совокупность норм, способную к исчерпывающему регулированию складывающихся в ней отношений. В этом плане существование на международной арене правосистем других стран, развивающихся по своим законам и действующих в собственном социальном пространстве, принадлежит к числу внешних для национальной правосистемы обстоятельств.
С другой стороны, ни одна страна не может игнорировать тот факт, что ее правосистема не является единственным в мире средоточием принудительных правил поведения, что рядом с ней сосуществует столько правовых систем, сколько существует в данный момент государств и государственно-подобных образований, имеющих свое внутреннее право.
Таким образом, общность и взаимосвязанность существования на одном и том же пространстве всех правовых явлений того или иного общества объединяет их в правовую систему. Как вместилище разнообразных юридических явлений, система уголовного права – это одновременно и пространственная сфера. Но взятая в целом, она представляет объект, который сам по себе может рассматриваться как правовое явление, имеющее свое место в пространстве. Помещая уголовно-правовую систему в определенную пространственную плоскость, мы обнаруживаем, что она не является абсолютно изолированной как от других компонентов правосистемы государства, подсистемой которой она является, так и от уголовно-правовых систем иных стран.
Причем по мере интернационализации общественной жизни взаимодействие национальных правосистем друг с другом неуклонно усложняется, обретая все новые и новые черты. Уголовно-правовой аспект этой проблемы предполагает освоение исторического опыта и уяснение соответствующих категорий и норм современного международного права, прямо или косвенно связанных с должным пониманием и осуществлением национальной юрисдикции, ибо, говоря о пространственной компетенции государства, мы вторгаемся в область отношений, регламентируемых международным правом.
В контексте сказанного связь экстрадиции с различными аспектами взаимодействия национальных правосистем в международном пространстве более чем очевидна. Было время, когда именно в учении о выдаче преступников и сосредоточивался «весь интерес международного уголовного права»,[342] заключающего в себе «совокупность юридических норм, определяющих условия международной судебной помощи государств друг другу при осуществлении ими своей карательной власти в области международного общения».[343]
Более того, как считают некоторые специалисты, именно с института выдачи начинается и периодизация международного уголовного права, совпадающая с известной периодизацией международного права вообще.[344] При этом по ходу формирования и внедрения в международно-правовую практику различных юрисдикционных критериев изменялось и содержание института выдачи, а вместе с этим и ее правовая природа.
Как пишет Ф. Ф. Мартенс, «прежде всего, государство стало относиться сознательно, конечно, к своим уголовно-карательным обязанностям в пределах своей территории. Дальнейшей ступенью является распространение власти наказывать на подданных, совершивших преступления за границей, и только уж после всего мог возникнуть вопрос, насколько государство обязано содействовать другому в охранении юридического порядка».[345] Соответственно указанным этапам расширения юрисдикционной сферы отдельных государств в сфере уголовного права изменялось и представление о выдаче лиц, совершивших преступление.
а) Экстрадиция в контексте территориальной юрисдикции
Принцип ответственности по закону места совершения преступления, получивший название территориального, гласит: все лица, совершившие преступление на территории данного государства, подлежат ответственности по его законам. Он выражает территориальный по своему существу характер государственного суверенитета, в соответствии с которым юрисдикция государства распространяется на всех находящихся на его территории лиц, и покоится на презумпции, что преступление затрагивает интересы того государства, где оно совершено.
В указанных территориальных пределах высшая власть осуществляется единой системой государственных органов, функционально дифференцированных в сферах законодательной, исполнительной и судебной деятельности. Стало быть, по объему осуществляемой власти территориальная юрисдикция может быть представлена во всех ее аспектах: предписательная юрисдикция (способность устанавливать правовые веления и требовать их соблюдения), судебная юрисдикция (возможность принимать решения по правовой оценке конкретных поведенческих актов и применению предусмотренных за их совершение санкций), исполнительная юрисдикция (возможность реализации мер принуждения в целях обеспечения соблюдения указанных правовых велений). Все это поглощается понятием полной юрисдикции, которая присуща государству в пределах его территории.
